— Ещё вчера я бы тебе не поверила, но после сегодняшнего…

— А что было сегодня? Подожди, не отвечай, — Артемия протягивает бинт под подбородком Дианы, — вот теперь говори, заодно посмотрим, удобно ли.

— А ты не знаешь? Если верить Юлии, об этом уже к одиннадцати утра знал весь город.

— Я была немного занята, не до сплетен.

— Лара пыталась устроить покушение на Полководца. А Юлия с Анной ей помешали и в какой-то степени спасли.

Артемия останавливается, не закончив повязок, обдумывает сказанное, внимательно глядя на Диану. Неужели проверяет, не врёт ли?

— Значит, не так уж её горе и изменило, — задумчиво говорит она и снова приступает к работе. — Надо будет поговорить с ней об этом.

—Не знаешь, чем ей генерал не угодил?

— Не знаю, но догадываюсь, — Артемия закрепляет конец бинта и отходит на шаг. — Вот так-то лучше. До завтрашнего вечера должны продержаться, если твоё лицо опять не призовёт на себя чей-нибудь кулак.

— Спасибо, — Диана проходится рукой по бинтам, пытаясь понять, как она сейчас выглядит. — Не знаю, чем расплатиться за пакет и потраченное время.

Обмен стал для неё привычным: ей давали деньги за выполненные просьбы, она сама менялась с детьми и взрослыми или платила за услуги прямо на улицах. Такой простой формат отношений, неприменимый к жизни в Столице, здесь стал частью обыденности. Поэтому она мысленно перебирает содержимое саквояжа, думая, что может подойти в качестве уплаты.

— Я бы попросила поцелуй, но сейчас это не лучшая идея, — по лицу Артемии не прочитать, шутит она или нет, но голос весёлый. — Ничего не надо, ойнона, правда, я же по собственной воле сюда пришла, ты не просила.

— Хорошо, — Диана не спрашивает, почему она действительно решила к ней прийти и за просто так потратить бинты и время. — Но если что-то понадобится…

— Я обращусь. А теперь мне надо идти, время позднее. Завтра вечером приду перевязать.

— Оставайся, — просит Диана раньше, чем успевает подумать. Она не хочет прерывать неожиданно установившийся тёплый настрой их встречи, когда Артемия такая разговорчивая и дружелюбная. — В смысле, время действительно позднее, пока доберёшься до своего убежища, всех бандитов в округе соберёшь, и на сон меньше времени останется. Если, конечно, ты к себе собиралась.

— К себе, куда же ещё. Ну… — Артемия выглядит неуверенной и зачем-то оглядывает комнату, — если я тебе не помешаю.

— Не привыкать вдвоём спать, — эти слова почему-то не так просто произносить, но Диана пытается казаться непринуждённой, — к тому же, я выпью мерадорм, и мне не помешает даже Полководец, если он решит бомбить город прямо сейчас.

— Ты сколько раз его принимала за сутки? — Артемия серьёзнеет.

— Дважды.

— Не стоит злоупотреблять, если сможешь заснуть без него. Хоть и лёгкий, но всё-таки наркотик.

— Ладно, — Диана тронута заботой, но всё ещё чувствует себя бессильной пациенткой на приёме у врачеи, хотя сейчас это злит немного меньше, — я попытаюсь. В любом случае, ты не помешаешь.

Переодеваться перед Артемией непривычно. Диана скована и смущена, несмотря на то, что они столько раз видели подруга подругу без одежды. Она аккуратно складывает вещи, наблюдая, как Артемия раздевается до белья. Надевает сорочку, в которой не спала уже давно.

— О, так обычно ты спишь в этом? — Артемия всё ещё настроена весело.

— Смотря, что считать обычным, — в тон ей отвечает Диана.

Они ложатся рядом, Диана гасит настенный светильник. Разговор смолк, дел не осталось, и боль в ранах и синяках возвращается. Диана ворочается, пытаясь уложить голову так, чтобы не задевать повреждённые участки.

— Не спишь, ойнона? — тихо и с сочувствием спрашивает Артемия.

— Не сплю, чёрт бы побрал этих мясников, ни одного живого места не оставили.

— Я могу рассказать тебе что-нибудь. Степную легенду, например, она покажется тебе скучной, и ты заснёшь.

— Иногда я не могу понять, шутишь ты или серьёзно, — Диана говорит то, что давно вертелось у неё на языке. — Разве тебе самой не нужно спать?

— Заснёшь с тобой, матрас ходуном ходит. И когда я что-то предлагаю, я серьёзна, даже если остальное в шутку.

— Теперь мне всё ясно. Ладно, давай свою легенду, — вздыхает Диана.

И Артемия действительно рассказывает. Её речь монотонна — для снотворного эффекта или иначе легенды не звучат? — и наполнена незнакомыми словами и устаревшими формами. Диана пытается вслушиваться, но чем дальше, тем меньше она понимает. Устроившись лицом к Артемии, она случайно находит под одеялом её руку, и, не задумываясь, сплетает их пальцы. Артемия не пытается освободиться, хоть и делает заметную паузу в рассказе. Слова, даже понятные, ускользают из легенды и перетекают в сон, Диана уже не улавливает никакого смысла. Вздрогнув, она ненадолго просыпается.

— Кажется, я действительно заснула и не поняла ни слова. Извини, — сонно бормочет она.

— Ничего. Спи, милая, спи.

Диана засыпает, так и не поняв, приснилось ей это обращение или оно было на самом деле.

========== Акт Первый. Сцена Шестая ==========

Диана снова просыпается рядом с Артемией и, повернув к ней голову, думает, что такая традиция начинает ей нравиться. Та едва заметно улыбается, заметив на себе взгляд, но тут же лицо её серьёзнеет. Бросив привычное «доброе утро», она встаёт, быстро одевается, и, сказав на прощание «зайду вечером», уходит. Она выглядит напряжённой, словно уже знает, что приготовит ей будущий день и заранее этому не рада.

Сама же Диана знает пока только то, что её ждёт очередная записка Инквизитессы, как всегда, невероятно срочная и важная. Впрочем, времени действительно остаётся немного, так что Диана не позволяет себе его тянуть.

В Соборе царит сухая духота и неуловимый, вроде бы табачный, запах. Чем чаще Диана здесь бывает, тем меньше и тошнотворнее становится помещение. В своей инквизиторской манере Аглая Лилич требует чертежи Многогранника — следующего кандидата на источник заражения. Диана берётся за это со скрытой радостью, она и сама хочет посмотреть на эти чертежи, чтобы ненамного приблизиться к разгадке чуда. За ними она отправляется к архитектору чудо-башни Петру Стаматину.

Пётр готовится к самосожжению у одного из старых творений, надев костюм Исполнителя и окружив себя кострами, хотя город и так наполнен и тем, и другим. Близкий огонь почти опаляет, по спине и лицу Дианы стекает пот, впитываясь в бинты и одежду. Слова Петра словно расплываются под воздействием дыма, жара и твириновых паров. Но он говорит. Впервые из первых рук Диана слышит, для чего был создан Многогранник — вместить некую душу, большую, чем человеческую, сфокусировать ауру волшебства, удержать средоточие духа. Только ни Пётр, ни Каины, ни живущие в Башне дети не понимают это сооружение до конца. Это ли не великое творение, превосходящее всё возможное и невозможное? Его слова вызывают восхищение, трепет и даже зависть к человеку, которому, в отличие от неё, удалось совершить великий прорыв, ставший венцом как его творчества, так и города.

Для спасения чертежей Диана скупает пять бутылей твирина, а для спасения самого Петра навещает Марию, единственную, кто, кроме его брата, имеет на него влияние. Мария не то уставшая, не то больная, не то пьяная, говорит чуть заторможено и бессвязно. Она просит передать Петру, что готовится принять силу Хозяйки, и в какой-то момент Диана уверена, что именно это объясняет её состояние. Сомнения возвращаются уже на пути к «Лестнице в Небо». Существует ли, может ли существовать, та сила, что приписывают Марии, Катерине и Капелле? Правда ли всё то, что говорят о Многограннике? Возможно, чертежи немного приоткроют ей завесу этой тайны, и она, сама не замечая, ускоряет шаг.

Сложно подобрать слова, склоняющие остаться в живых, когда сама каждый день цепляешься за любую мелкую задачу, чтобы только держаться на плаву. Когда одна из мыслящих так же, как Пётр, уже покончила с собой. Когда всё вокруг горит и умирает. Выручает только сказанное Марией. Пётр уходит, хоть и подавленный, но живой. У «Лестницы» медленно догорает сухая осенняя трава, Диана вытирает пот со лба и разворачивает бумаги прямо на одной из ступенек.