Что до руды, то при той планируемой интенсивности использования местных ресурсов их хватит от силы на несколько лет, так что следовало сразу окучивать залежи за пределами княжества.

Настал день свадьбы великого князя владимирского Большое Гнездо. Играть ее решили в первый месяц осени, но оно и понятно, пора изобилия, урожай собран, дичь подросла и набрала жирку, еще более-менее тепло. Погода, кстати, как по заказу, установилась сухая. В чем многие увидели расположение небесных сил к великому князю, в кои-то веки удалось собрать урожай без больших потерь.

Гости съезжались загодя, кто сам, а кто не мог оставить свои владения без личного пригляда из-за сложной обстановки с соседями – своих сыновей-наследников.

По случаю такого торжества Всеволод Юрьевич простил своего непутевого сына, и Святослав вернулся из ссылки.

Вся эта кутерьма по большей части прошла мимо Юрия Всеволодовича, ибо он был занят делами в своей крепости. А они нарастали как снежный ком. Купцы возвращались из своих торговых рейсов для зимовки в родных пенатах и продажи набранных товаров, и, как результат, пошел основной поток беспризорников, коих удалось сманить агентам княжича.

К слову сказать, до ледостава их собралось более пяти сотен. Немало. Штыков даже подозревал, что это чуть ли не половина всех беспризорников Руси из тех, что ошивались в крупных городах. К этим пяти сотням прибавилось еще столько же ребят из бедных семей Владимирского княжества.

Как говорится, шила в мешке не утаишь (да его особо и не прятали, скорее, даже наоборот: там слушок пустят, тут обмолвятся), так что об инициативе княжича стало широко известно, и бедняки, что едва-едва сводили концы с концами, решили избавиться от части малопроизводительных ртов на содержание княжича. Княжич не отказывался, на это, собственно, и был расчет.

Тысяча детей – много это или мало? Как посмотреть. Для Штыкова – не очень. По сути это наполнение обычной общеобразовательной школы с первого по десятый класс крупного города.

Но по местным меркам это весьма приличная толпа, особенно в плане ее пропитания. И кормить ее, учитывая, кем они должны стать через пять-семь лет, надо весьма и весьма плотно, не только рыбой, благо ее в реке полно, но и мясом.

Оставалось только пожалеть, что из-за религиозных заморочек нельзя было употреблять конину (ведь столько живности в степи бегает, ну а то, что табуны половецкие, так это мелочь… на крайняк купить можно было бы), как, собственно, и свинину! Последнее обстоятельство, когда о нем узнал Штыков, его просто поразило. Не мусульмане, чай, но поди ж ты… табу.

«Вот скажи мне, княжич, как так, а?! – разорялся Штыков. – Кабанятину можно жрать, а свинину нельзя! Хотя разница между кабаном и свиньей лишь в том, что свинья домашнее животное, а кабан – та же свинья, но только дикая!!!»

«Действительно…»

Но в итоге логистика поставок продовольствия была отлажена, благо денег и товара, чтобы расплатиться, за все хватало. К осени на полную мощь раскрутился маховик промышленности, чугун лился сплошным потоком, перерабатываясь на товары широкого потребления и оружейную сталь.

Что касается учебного процесса, то тут Штыков особо ничего не выдумывал.

До обеда, наступавшего часа в два, занимались интеллектуальным образованием, то есть учились чтению, письму, счету, для чего пришлось потревожить епископа Иоанна и попросить у него монахов, владеющих данными науками. Увы, но грамотных даже среди духовенства было мало. Что Штыкова так же безмерно удивляло, ведь кто-кто, а священники, по идее, должны быть грамотными, чтобы изучать Библию, а потом нести слово Божье людям…

– Зачем им сие? – с подозрением и строго спросил он.

Когда Штыков решил интеллектуально развивать молодняк, реципиент этому тоже удивился и не понял, даже противиться стал.

«Пойми, – стал убеждать княжича вселенец, – эти солдаты однажды выйдут в отставку, по крайней мере, те, кто выживет, чем они займутся, более ничего не умея, как убивать? На дорогах грабить станут? Грабители из них выйдут знатные, тактически грамотные, ведь мы их обучим убивать на совесть. А увечные? Побираться, позоря этим самым тебя?»

«Хм-м…»

«Вот тебе и хм-м… А так они станут основой административного аппарата управления. То есть ты посадишь этих преданных тебе людей в провинции будущего единого государства под названием Русь, что станет для них высшей наградой. Они станут твоими глазами и ушами, они станут твоими руками, что будут карать и миловать. Это будущие судьи, учителя и священники. Да, учителя – это очень важно», – с нажимом добавил Штыков, невольно вспоминая тот бардак, что творился в те годы, когда он жил.

Украина, Прибалтика… да и Белоруссия, если уж на то пошло. Не смогли три части одного народа удержаться вместе, слишком много крови пролилось меж людьми. Никто из государей не пытался объединить людей кроме как мечом.

«Обучая детей, они станут приводить все население государства к единому знаменателю, вкладывая в обучаемых идеи единства. Образование станет тем, я бы сказал, главенствующим фактором, что в конечном итоге сошьет из кучи лоскутов княжеств единое одеяло, сделает это так крепко, как не сможет даже сила оружия и сурового закона. Да, княжество можно завоевать, установить там свои порядки, и люди склонятся перед насилием, но будут помнить о своем подчиненном положении, пронесут эту память сквозь века, они станут восприимчивы к внешнему враждебному воздействию, чтобы однажды, в годину опасности, ударить изнутри… Потому все должны ощущать себя единой нацией, говорить на одном языке, думать на одном языке… Для чего учить надо не только избранных, а всех, невзирая на сословие и уровень достатка, для чего делать это бесплатно. Да, это дорого, но единство и мощь страны никогда не стоят дешево».

«Мн-да…» – только и смог выдавить потрясенный спичем приблудной души Юрий Всеволодович.

«Именно. Ты будущий великий князь, так что должен думать в перспективе на многие столетия, а то и тысячелетия, закладывая такой крепости фундамент, чтобы и твои потомки строили здание государства по составленному тобой плану, и даже если захотят что-то в нем изменить, то не смогут, собственно, они и не должны хотеть что-то менять. Они должны считать такой подход единственно верным и всех, кто пожелает что-то изменить, немедленно уничтожать без всякой жалости, ибо Русь превыше всего!»

Но вот что ответить епископу?

«А, собственно, почему бы не сказать правду? – предложил Штыков. – Дедок вроде вменяемый, в маразм вроде не впал, желает всяческого укрепления православия на Руси, а этого можно добиться, только если Русь станет единой страной».

И Юрий Всеволодович отжег, чуть ли не в слово в слово повторив спич Штыкова.

Епископ Иоанн слушал княжича с выпученным глазами и открытым ртом.

То, что он слышал, было неожиданно, смело, даже дерзко. О том, что говорил этот княжич, даже мечтать не приходилось, очень уж велика раздробленность, коя только усиливается с каждым поколением. Но то раньше. Сейчас, глядя в эти пылающие глаза оратора, слыша ту уверенность, с которой он говорил, епископ подумал, что очень даже может быть, что у его любимца все получится.

Справившись с собой, он сказал:

– Я дам тебе монахов-учителей и призову дополнительно из других княжеств для осуществления того великого дела, что ты измыслил. И еще, сын мой… я подготовил для себя замену… да, я уже очень стар и чувствую, что мне недолго осталось, не перечь, Юрий… так вот, я подготовил себе преемника, ты его знаешь, это игумен Симон… Пообещай ему патриаршество всей Руси, и у тебя не будет более преданного союзника в Церкви.

Теперь пришло время пучить глаза княжичу.

– Э-э…

– Да, сын мой, – усмехнулся епископ владимирский. – Не только у тебя есть великая мечта. Но и у меня. Тайная.

– Но, Владыко, патриаршество – это же…

– Да, ты все верно понимаешь, сын мой. Мы должны отделиться от Константинополя, а точнее, Никеи, этих греховодников… иначе так и будем влачить жалкое существование, прозябая во тьме и невежестве. Сколь лет мы состоим в православном мире, и что? Греки засылают к нам своих священников и через то крутят нами как хотят. Мы словно провинция, из которой выкачивают соки… Получая десятину с русской земли, самую ценную ее часть: серебро и меха – мы отправляем в Никею… И что мы получаем с того? А ничего… Русских священников в высшем достоинстве совсем немного, и больше их становиться не будет, пока сами не станем воспитывать. Для чего нужны семинарии, а строить их нам не дозволяют, дескать, учитесь у нас. А там им вкладывают в головы чуждые нашей земле идеи. Так-то же…