Если и была одна слабая вещь, насчёт которой я мог быть уверен в своей семье, так это оно. Мой отец никогда не причинил бы боль мне или любым другим детям.

— Может, нам следует позвонить в полицию и оставить им анонимное сообщение насчёт Булла, — предложила Мэдисон.

— Я думал об этом, — сказал я. — Но сначала я пытался узнать, был ли Булл на работе 28-го сентября. Обычно он был бы, если бы не притворился больным или что-то ещё.

— Как ты можешь узнать? — спросил Джозия.

— Спрошу отца. А если он мне не скажет, я знаю секретаря автосалона.

Мэдисон явно сомневалась.

— Полиция тоже может проверить автосалон. Тебе не стоит высовываться, Брайан.

— Да, что, если Булл услышит, что ты спрашивал о нём, и решит тебя пристрелить? В фильмах такое постоянно случается, — сказал Джозия со слишком большим энтузиазмом.

Я подумал о визитке детектива Майка, которую приклеил на внутренней стороне обложки в конце своего блокнота, на всякий случай. Это было что-то вроде туза в рукаве. Только не было ощущения, что её уже пора использовать.

— Мне нужно что-нибудь твёрдое, прежде чем делать это. Если я буду просто бормотать, меня посчитают психом. А потом больше никогда не будут меня слушать.

— Мальчик, который кричал «Волк», — сказал Джозия. — Очень умно, сударь.

— Кажется, этот Булл пока наиболее вероятный подозреваемый, — сказала Мэдисон.

— Я ставлю на уборщика Фредди, — сказал Джозия.

А затем они стали спорить об этом. Я позволил им продолжить, слушая наполовину. Я открыл свой блокнот и посмотрел на визитку.

«Детектив Майк Фланнаган».

Что знал детектив Майк? Он был близок к тому, чтобы поймать стрелков? Я надеялся на это и на то, что все мои расследования окажется ни к чему. Но я не рассчитывал на это.

В конце той первой недели декабря у нас было собрание, и театральный класс Мэдисон и Лэндона показал всей школе постановку «Рождественской истории». Они должны были выступать в будний день, только для родителей, но директор Бейлор решил, что так будет лучше для моральной поддержки.

Лэндон серьёзно не был этим доволен. Они не были готовы, выступали отстойно, и не получится настоящего рождественского представления, которое театральный класс готовил на выходные. Мэдисон относилась к этому намного более философски.

— Послушай, Лэндон, — сказала она во время ланча в четверг, — завтра после седьмого урока всё закончится, и нам больше никогда не придётся это делать. Кроме того, это Рождество. Не важно, насколько мы отстойные, потому что материал всё решит.

— Диккенс, приятель, — согласился Джозия. — Это определённо решит. В плане, вы все могли бы быть обезьянами. Было бы всё равно.

Как оказалось, шоу получилось блестящим. Промахи со словами, полураскрашенный реквизит, неполадки с костюмами и всё остальное. Они могли быть плохими и дурацкими, но они были нашими плохими и дурацкими актёрами. Люди смеялись и плакали. А когда пришло время поклона, все встали и хлопали.

Это было лучшее собрание, которое проходило у нас с начала года. Или, может быть, за всё время.

Только позже я понял, что отсидел всё время и ни разу не посмотрел на двери и не подумал о стрелках.

Глава 23

Брайан

Воскресенье, 16-е декабря

Я вылез из кровати, сходил в ванную и пошёл вниз, на кухню, надеясь на блины. Позже мы должны были всей семьёй поехать за рождественской ёлкой: я, мама, отец и Лиза. Мама обычно готовила особенный завтрак в день покупки ёлки.

Но когда я прошёл на кухню, атмосфера была никак не праздничной. Мама и отец сидели за столом с чашками кофе, их лица были напряжены, будто они спорили. Лизы нигде не было видно, а она обычно просыпалась раньше меня.

— Привет, — сказал я, с опаской переводя взгляд между родителями. Я пошёл к холодильнику, чтобы налить стакан апельсинового сока.

— Доброе утро, Брайан, — напряжённым тоном сказала мама. Отец не сказал ничего. Он хмурился, глядя на свою чашку кофе.

Мой пульс ускорился, пока я наливал сок. Было ещё слишком рано для этого. Что бы это ни было.

— Присядь, Брайан, — сказал отец твёрдым, плоским голосом.

Мой желудок упал ещё ниже. Но невозможно было избежать разговора, если этого хотел мой отец. Так что я выдвинул ближайший стул за столом и сел, поставив стакан с соком и положив телефон.

— В чём дело?

Он поднял взгляд на меня, хмурясь. Его лицо было краснее, чем обычно, а губы были сжаты в прямую линию, как верёвка на петле висельника. Во всяком случае, так казалось. Я чувствовал, как внутри меня нарастает тревога, и сказал себе расслабиться. Я не сделал ничего плохого.

— Вчера вечером я видел в интернете фотографию. Угадай, кто это был? Твой маленький лучший дружок. Лэндон Хьюз.

— Ладно, — сказал я.

Мой взгляд метнулся к окну рядом со столом. Я видел задний двор. Забор. В плане, я знал, что весь стресс и проблемы сейчас на кухне, а не на улице. Но этот вид просто вызывал у меня ещё большую паранойю.

— Одна из этих фотографий шла с текстом. Ты знаешь, о чём я, — сказал он.

Мем. Мой отец говорил о мемах. Я знал, что Лэндон стал больше воевать с троллями на своей странице в Твиттере. Он стал более известным, более заметным, что означало больше нападений от ультраправых. Теперь появились мемы с Лэндоном? Отлично.

— Знаешь, что там было написано? — надавил отец.

— Папа, ты же знаешь, что в интернете люди скажут что угодно.

— Там был он с открытым ртом, и надпись: «Соси это, маленький членосос». С нацеленным ему в рот пистолетом.

Мой отец выдавил эти слова, и я был в шоке. Я никогда не слышал, чтобы он говорил слова вроде «членосос».

Я взял со стола свой телефон и сжал его, просто чтобы занять чем-то руки.

— Интернет-тролли, — произнёс я, но мой голос прозвучал слабо.

Папа наклонился ко мне, поставив локти на стол. Его лицо было злым и напряжённым, какого я раньше никогда не видел.

— Почему ты не рассказал мне, что твой дружок, с которым ты проводил так много времени, гомик?

По моей спине пробежал холодок страха.

— Ч-что?

Он стукнул кулаком по столу. Раздался громкий «бах», и я подскочил.

— Ты меня слышал! Отвечай на вопрос!

Я мог соврать. Сказать, что Лэндон не гей. Но как долго протянется ложь? Все в школе знали.

— Потому что это не важно, — мой голос дрожал, но я поднял подбородок.

— Да что ты говоришь! Ты проводишь там всё время. Ты там спишь! Ты чертовски хорошо знаешь, что я никогда не допустил бы этого, если бы знал, что он чёртов педик.

Я сжал телефон крепче. Мой отец никогда не использовал это слово перед мамой. Я увидел, как она поморщилась, когда он сказал это. Ого, он был в ярости. Я пытался придумать антикризисные меры, но ничего не шло в голову, кроме ощущения холодного ступора. Это распространило новокаин по моим конечностям.

— Твоя мать нянчится с тобой с тех пор, как тебя ранили. И я разрешал ей. Что ж, это заканчивается прямо здесь. Ты больше не будешь водиться с этим Лэндоном Хьюзом. Ни в школе. Ни дома. Нигде. Точка. С меня хватит!

Он говорил серьёзно, каждое гневное слово. Это было худшее, что могло произойти. Я смотрел на него, едва ли в силах дышать от ощущения, которое сдавило мне грудь. С него хватит? С него?

Одно в этот момент я знал: с меня хватит. Я потерял слишком много, прошёл через слишком многое. Мысль о полной потере Лэндона, единственного хорошего случая в моём мире, была просто обречённой.

— Нет, — сказал я.

Брови моего отца невероятно нахмурились.

— Что ты мне сказал?

Я повысил голос.

— Я сказал, нет, я не перестану видеться с Лэндоном. Нет, я не перестану общаться с ним в школе. Нет, я не перестану дружить с ним. И я не перестану туда ходить. Конечно, ты можешь запереть меня в комнате, сделать меня узником. Но пока ты не намерен забрать меня из школы или нанять кого-то, чтобы меня охраняли двадцать четыре часа в сутки, я найду способ сбежать. И как только сделаю это, я не вернусь.