Всегда приятно, когда твои предки считают, что знают тебя вдоль и поперёк. Она понятия не имела насчёт меня и Лэндона. Но плевать.

Что касается отца, он наконец принял то, что я не буду в этом году играть в футбол или в баскетбол. Баскетбольный сезон начинался в начале ноября, и доктор с моей мамой оба согласились, что это слишком рано. Так что он сосредоточился на своих одержимостях, на тайных сговорах, теневых правительственных группировках, на тусовках со своим помешанным на конспирациях и оружии другом Буллом, и так далее. Чем меньше времени я проводил в окружении этого, тем лучше.

Что касается кусочков меня самого, разбросанных внутри, с острыми краями, клыками и кнопками паники… что ж. Находиться в школе стало чуточку легче. Я по-прежнему чувствовал боль после еды, но она была не такой убийственной, как раньше. Кошмары тоже стали менее ужасными, особенно по ночам, когда я оставался у Лэндона.

И, чёрт. Я выносил невыносимое.

Часть третья

Луч надежды

Лев

«Лев» — Брайан Маршал

Ты улыбаешься мне,

И я могу свернуть горы,

Нырнуть на дно моря,

Просто чтобы достать тебе жемчужину.

Я держу своё восхищение в кармане пальто,

Похороненным глубоко с остальными секретами,

С вещами, которые я боюсь сказать,

И с теми, которые чувствовать слишком опасно.

Мой друг.

Ты едва ли старше меня, но у тебя

Сердце льва.

Щедрость, доброта, мудрость, скромность, огонь.

Возвышенность древнего дуба.

Но я не высказываю тебе эту похвалу.

Эти слова в коробке с моими секретами.

Если я скажу их, то раскроюсь слишком сильно,

И звёзды слишком далеко,

Чтобы их волновали мои комплименты.

Ты улыбаешься мне,

И я думаю: «Ого. Я мог бы любить тебя».

Но эти слова и этот клочок ужасающей радости

Тоже заперты.

Поверни ключ.

Шшш.

Как я могу дать тебе эти слова, когда мой собственный огонь едва горит?

У меня сердце не льва.

И я боюсь всего.

Особенно правды.

Может быть, наступит день, когда я смогу сказать тебе:

Это испуганное сердце — твоё.

Глава 14

Брайан

Ноябрь

— Хорошо, в 31-ом номере Джозия, Саймон и Трей. Мэдисон, Шондра и Беттс в номере 29. И в номере 32 Лэндон и Брайан.

— Спасибо, мам, — Лэндон взял у неё из рук пластиковую карту-ключ от номера отеля.

— Не забудьте! Собираемся ровно в семь в холле, на завтрак! — крикнула она.

Лэндон протянул кулак Джозие.

— Хороших снов, сударь.

Джозия стукнул по его кулаку своим.

— До завтра, сучка.

Он посмотрел на меня через плечо обиженным взглядом, пока заходил в отель. Наверное, он хотел быть в номере с Лэндоном. Но это был не мой выбор, и я не собирался предлагать поменяться.

Лэндон закинул свою спортивную сумку на плечо и кивнул мне.

— Идём, сосед.

***

Это была суббота перед Днём благодарения, и мы компанией проехали семь часов до Чаттануги, штат Теннесси, где встречались с компанией из Паркленда. Лэндон вибрировал от восторга. Он много с ними переписывался и даже общался по Скайпу. Я тоже был взволнован, но больше за него, чем за себя.

Лэндон открыл дверь номера, толкая вперёд. Мы бросили сумки на пол, затем я запер дверь и добавил цепочку, для усиления мер. Я проверил единственное окно, но тяжёлые блокирующие занавески уже были закрыты.

Я немного расслабился. Затем повернулся и увидел, что Лэндон замер, глядя на кровать.

Его щёки покраснели.

— Эм… Я думал, она возьмёт нам номер с двумя кроватями. Я ей позвоню, — он достал свой мобильник.

— Нет, не надо. Ей хватает, кого пасти в этой поездке. Мы справимся.

— Уверен?

Я пожал плечами.

— Чувак. Ты уже заразился моими вшами, так что расслабься.

Лэндон рассмеялся.

— Это правда. Полагаю, я не против, если ты не против.

Я ночевал дома у Лэндона полдюжины раз. Но у него была раскладушка, которая доставалась из-под его кровати, и я спал на ней. Или ложился в гостевой комнате. Мы никогда не спали на одном матрасе.

Глядя на кровать, я почувствовал в животе трепет. Чёрт. Это могло стать неловко.

Но ещё и потенциально интересно?

Я захватил пару вещей из своей сумки и пошёл в ванную, чтобы почистить зубы и переодеться в пижамные штаны и майку, которые взял с собой. Когда я вернулся, Лэндон сидел на кровати, скинув обувь, прислонившись к изголовью. Он достал свой ноутбук и что-то печатал. Закончив своё дело — вероятно, написание сообщения — он посмотрел на меня.

— Сейчас всего десять. Хочешь что-нибудь посмотреть?

Я скрестил руки на груди.

— На самом деле… мы можем секунду поговорить?

Он выглядел удивлённым.

— Конечно, — он закрыл нотбук и положил его на пол. — В чём дело?

Было странно стоять посреди комнаты, пока он сидит на кровати. Так что я подошёл к пустой сторону и растянулся, прислоняясь спиной к изголовью.

— Если будешь писать об этих выходных, или если будут фотографии, можешь исключить из них меня?

Лэндон повернулся лицом ко мне, так что я тоже повернулся лицом к нему. С виду казалось, что он задумался.

— Да. Конечно, мы можем это сделать. Это из-за твоего отца?

Я кивнул.

— Я ему соврал.

Лэндон просто смотрел на меня, ожидая.

— Я сказал родителям, что на этой неделе будет сеанс поддержки для выживших в массовой стрельбе, вроде бесплатной терапии? Отец спросил, будут ли здесь те ученики из Паркленда. И я сказал нет, что это не касается законов об обороте оружия или протестов.

Конечно, эти выходные касались именно этого. Самые известные ученики Паркленда прославились своей борьбой за адекватные законы об обороте оружия. Лэндону они нравились. Для него они были единомышленниками, примерами для подражания, движением, к которому он хотел присоединиться. Но мой отец и его приятели? Они считали, что эти люди либо кризисные актёры, либо скулящие неженки, которым следует заткнуться к чёртовой матери. Мой отец испытывал к ним такую страстную неприязнь, которую обычно вызывала у него Хиллари Клинтон.

— Я не хотел врать. Но он никогда не разрешил бы мне приехать, если бы я сказал ему правду. Он и так еле разрешил мне ехать. Сразу сказал «нет», но мама его уговорила. Думаю, ключевыми были слова «бесплатная терапия».

Я не сказал Лэндону, что этот спор меня так расстроил, что мой желудок задёргался, и в итоге я час сидел на полу ванной с ужасными спазмами. От этого, в свою очередь, задёргалась мама, достаточно, чтобы надавить на моего отца, чтобы тот меня отпустил.

Лэндон нахмурился. Мгновение он молчал. Он подвинулся, немного приближаясь ко мне.

— Мне жаль, что у тебя такой отец. Он действительно против каких-либо реформ в плане оружия? Даже после того, как тебя ранили? — он говорил так, будто просто не понимал этого.

— Ага. Что показывает, насколько я ему важен, — это прозвучало озлобленно. Чёрт возьми. Я не хотел весь вечер ныть о своём отце.

— Многие люди с такой точкой зрения травят меня в Твиттере. С кем-то подобным просто невозможно спорить. Но я уверен, что он тебя любит. Он твой отец.

Я откинул голову на изголовье кровати и посмотрел в потолок. Я мало рассказывал Лэндону о своём отце. Только то, что он за движение «Сделаем Америку снова великой». Но может быть, сейчас был мой шанс сказать то, что я хотел сказать, чему пытался придумать разъяснение последние несколько недель.