— Брайан? Пора вставать, сладкий. Иначе опоздаешь в школу!

***

После душа я стоял в ванной, глядя в зеркало.

Обратно в школу.

Шов внизу на левой стороне моего живота был чудовищным. Это была длинная рана, красная и сморщенная, как порванный кусок бумаги, который неловко собрали обратно, потому что не хватало краёв. Область вокруг неё была бледно-жёлтой и фиолетовой.

Я сильно худел. Раньше я был одержим набором мышц, а теперь видел, как они уменьшаются и исчезают. Прежний я психанул бы, наглотался протеиновых коктейлей и пошёл бы в тренажёрный зал.

Новому мне было плевать.

Может быть, мне хотелось зачахнуть, сжаться, пока не стану маленьким и твёрдым, как «Шринки Динкс»*, которые мои мама однажды нашла на еВау и заставила нас с Лизой сделать их вместе с ней, с блеском в глазах от возвращения в своё детство (прим. «Шринки Динкс» — пластиковые фигурки, которые нужно нагревать в печи. При этом они уменьшаются в размерах).

В семидесятые игрушки были хреновые. Просто к слову.

Тогда я был бы неуязвимым, как кусок пластика. Брайан из «Шринки Динкс», пластмассовый мальчик.

А моё лицо? Боже, кем был этот подросток с синяками под глазами? Выражение моего лица отчасти леденило кровь. Или ошеломляло. Оно было навсегда искажено ужасом. Я натянул улыбку, глядя в зеркало. Это было ещё более жутко.

Было тяжело определить, что делало моё выражение лица именно таким. Был ли это оттенок цвета кошачьей тошноты, который приобрела моя кожа, будто несмотря на два переливания во мне не осталось достаточно крови, чтобы она достигла внешнего слоя? Или, может быть, что-то внутри меня продолжало её отбирать. Может быть, моё тело открыло какой-то резервуар глубоко внутри, чтобы сохранить кровь, чтобы она больше не закончилась. В линиях вокруг моих глаз был ужас — они принадлежали старику. И мои радужки, которые казались такими голубыми, теперь выглядели для меня тусклыми. Будто мои глаза умоляли — «Пожалуйста, боже, позволь мне проснуться от этого кошмара».

Я больше не мог на себя смотреть. Если бы посмотрел, то не смог бы стоять и чистить зубы. Не смог бы просунуть в штаны одну ногу, а затем другую. Или взять свой рюкзак. Или спуститься по лестнице.

Мои ноги стучали по покрытым ковром ступенькам, как и раньше. Руки закинули рюкзак на плечо. Я старался не тянуть левую сторону, но рюкзак и руки были прежними. Моя мама была наигранно весёлой, протягивая мне пакет с обедом и целуя меня в щёку.

— Хорошего дня! — сказала она.

«Хорошего дня, чёрт возьми».

Часть меня наблюдала за всем этим так, будто это происходило с кем-то другим. Часть меня поглаживала свою козлиную бородку, закинув ногу на ногу, сидя в большом офисном кресле.

«Очень интересно. Ты думать, всё будет в норме? Ты думать, это повседневная жизнь?».

Спойлер: я так не думал. Но все остальные вели себя так. Будто мир не треснул пополам и не был на грани того, чтобы исчезнуть во тьме. Так что ещё я мог сделать? Шоу должно продолжаться.

Лэндон ждал меня на подъездной дорожке. Я открыл пассажирскую дверь его старого универсала «Вольво» и сел. Его карие глаза были тёплыми, а улыбка доброй.

Он ничего не говорил, пока мы не выехали на дорогу. Затем бросил взгляд на меня.

— Как ты ко всему этому относишься? Лучше?

— Эм, нет. Ни чуточки, — ответил я, пытаясь пошутить. Я нервно тёр ладони о свои бёдра. На мне была моя любимая одежда — старые джинсы на пуговице, которые сейчас висели на мне свободно, выцветшая чёрная футболка с эмблемой «Роллинг Стоунз» под чёрной фланелевой рубашкой и школьный бомбер. Это не помогло. У меня всё ещё было такое ощущение, что у меня внутри кусок льда, размером с баскетбольный мяч.

— Просто знай, что все остальные чувствуют себя точно так же. Сейчас никто не чувствует себя в школе в безопасности, особенно, пока стрелков ещё ищут. Но вокруг здания, наверное, три патрульных машины, и, ну не знаю. Молния не бьёт в одно место дважды, или что-то в таком роде, — его тон был горьким.

— Ты слышал что-нибудь о том, кем могут быть стрелки? У них ведь уже должны быть подозреваемые, верно?

Он нахмурился.

— Если и есть, нам не говорят. Всю прошлую неделю в школе проводили допросы.

— Да уж. Ко мне в больницу приходили поговорить, — я сжал кулаки, держа их на коленях. Но было хорошо поговорить об этом. Было хорошо услышать раздражение в голосе Лэндона, выразить собственное. Выпустить всё на воздух вместо того, чтобы запирать в своей голове. — Так если их не поймали, почему бы им просто не сделать это снова?

Лэндон схватился за руль обеими руками, костяшки его пальцев побелели.

— Ну, как я сказал, вокруг здания дежурят три патрульные машины. И на прошлой неделе в школе было много других людей. Родители, копы и уйма консультантов для всех, кто хотел поговорить. Даже раздавали бесплатные пончики и коробки с обедами. Наверное, пытаются сделать так, чтобы нам было комфортнее.

— Новостные репортёры по-прежнему тусуются вокруг?

— Да. Не так много, как раньше, но некоторые ходят.

Боже, во что превратилась моя старшая школа? Место преступления. Кладбище.

— Ты в порядке? Хочешь, я остановлюсь ненадолго? — спросил Лэндон, глядя на меня, нахмурившись от беспокойства.

Почти казалось, что он говорит не честно, что никто не может быть таким милым. Где-то посреди этой фразы он должен был закатить глаза, произнести за моей спиной едкий комментарий. Затем я вспомнил, как он сидел со мной после того, как меня ранили, с крайней решительностью в глазах и в голосе, когда говорил мне, что я буду жить.

Мой взгляд метнулся на его руки на руле — эти руки держали меня прижатым к земле, к жизни. Внутри шевельнулось что-то новое. Я знал, что это. Чёрт, мне было семнадцать. Но ощущение не лучшим образом уживалось со страхом и тревогой, которые уже были в моём организме. Всё смешивалось как худшая сладко-горькая конфета в мире.

Я выглянул в окно и сделал глубокий вдох.

— Нет. Давай просто покончим с этим.

Через пять минут мы стояли в очереди машин, подъезжающий к старшей школе. По утрам здесь всегда был зоопарк, а сегодня было хуже, чем обычно. Я видел Уолл — длинное, низкое здание с множеством крыльев. Парковки. Футбольное поле. Всё было так знакомо. И в то же время, мы будто попали в перевёрнутый мир, и это было место из моих кошмаров.

На шее начал выступать пот, и желудок боролся с завтраком, который я заставил себя съесть. Я закрыл глаза. Может, если не буду смотреть, я смогу с этим справиться.

Рука Лэндона, прохладная и гладкая, накрыла мою на моей ноге и сжала. Я почувствовал, как он начал отстраняться, но схватился за его пальцы, отчаянно нуждаясь в чём-то, что поможет чувствовать себя лучше.

— Хочешь, я развернусь? — спросил он.

Я покачал головой.

— Нет. Просто не хочу смотреть.

— Это понятно.

Я положил голову на подголовник и сжал его руку, быстро зажмурив глаза. «Всё в порядке. Просто расслабься».

Машина повернула несколько раз, крадясь вперёд. Затем остановилась, и двигатель заглох.

— Я впечатлён, что ты можешь справиться одной рукой, — удалось мне пошутить, по-прежнему не открывая глаза и не отпуская его пальцы.

Он рассмеялся.

— Удивительно, что можно сделать с правильной мотивацией.

Подождите. Он говорил, что держать меня за руку — это мотивация? Или, может быть, он просто не хотел, чтобы я истерил у него в машине. Потому что одному богу было известно, какой я чертовски сексуальный в таком состоянии — дрожащее месиво с подступающей тошнотой.

— Мы на северной парковке рядом с портиком у крыла Д, — тихо сказал он. — Подойдёт?

— Крыло Д подойдёт. У меня там первый урок, — по крайней мере, мне не придётся проходить через центр школы. Я неохотно открыл глаза.

Парковка была переполнена, и много людей заходило в здание. Я не сказал бы, что сцена выглядела нормально. Все были серьёзнее, чем обычно. Но это было достаточно нормально. И всё же. Моё тело не понимало, почему я добровольно иду к ситуации, где меня подкараулили и так сильно ранили. Пещерный человек в моей голове очень настойчиво требовал сбежать.