«Да они мои друзья!» – чуть не ляпнула я правду. Кому она, эта правда, нужна? И так парня еле-еле сохранила (да и это еще вопрос, быть может, он решил ограничиться однократным провожанием), что бы сталось с Романом, скажи я эту правду вслух? Наверно, со ступенек бы навернулся. Дело в том, что один бомж из нашего двора, Вася, помог мне раскрыть преступление, точнее, натолкнул на след. Как итог, мы сдружились, он познакомил меня с некоторыми своими товарищами по несчастью, а я решила, что для меня это совсем неплохо, ибо бомжи – отличный источник информации, они все время вертятся на улице и много чего полезного видят. Полезного, я имею в виду, для моих расследований, которые я иногда затеваю, что-то вроде увлекательного, но опасного хобби.

– Бомжи не гадость. Бомжи – люди, – вступилась я за своих знакомых, так как, в отличие от Гитлера, в корне презирала всяческую дискриминацию.

– Как скажешь, – хмыкнул Ромка.

Он, как и обещал, довел меня прямо до квартиры. Я достала ключи, и тут он меня удивил.

– Юль, можешь дать мне свой телефон?

– У тебя что, своего нет? – моргнула я глазами, прокручивая в голове его слова о том, что в деньгах он не сильно нуждается. Да и с какой стати я ему должна дать? Сама я как звонить буду?

– Ну, ты чудная! – захохотал он. – Я имею в виду номер!

– А-а, Семен Семеныч! – Я продиктовала ему мобильный и домашний.

– Ну, пока.

– Пока, – машинально отозвалась я, переступила порог квартиры, но здесь вспомнила, что Ромка мне свой номер так и не дал, обернулась – его уже след простыл. – Дела… – пробормотала я, но решила, что первая так или иначе не позвонила бы, а когда он сам позвонит, тогда и будет у меня его номер.

– Как кино? – проявила интерес мама, разогревая ужин. – Понравилось?

– Да, – ответила я, усаживаясь за стол. – Свою законную порцию адреналина я получила.

– За билет ты платила или…

– Или, мама, или.

– Значит, Дима?

– Нет, Таня Грачева, – хмыкнула я.

– Таня? – на секунду поверила родительница. – Что у вас за отношения такие? – И, видя, как я тихонечко хихикаю себе в руку, раскусив замысел дочери, сказала по обычаю: – Тьфу, овца! Я ведь почти поверила!

– Как дошла? – сурово спросил отец. – Никто не приставал по дороге?

– Меня проводили, – уклончиво ответила я.

– Кто? – суровый тон папахен сменил на очень суровый. Как и большинство мужчин, он был великим собственником, как по отношению к жене, так и к дочери. Разговор о других мужчинах в нашем доме был под таким же запретом, как и у мусульман свинина.

Я только рот успела раскрыть, как за меня ответила мама:

– Серж, не ругайся, Дима – очень положительный парень. Он даже за билет заплатил. – И почему мама все вопросы неизменно сводит к меркантилизму?

– Между прочим, – влезла я, – этот твой сверхположительный Дима бросил меня сразу после фильма, отправившись с одноклассниками в бар!

Получи, скунс, противогаз! А то хороший Дима, хороший… Вот Ромка действительно хороший! Столько ерунды от меня наслушался и имел мужество довести свою миссию до конца. В смысле, свою пассию – до квартиры.

– Да? Не может быть! Кто же тебя проводил?

– Да парень один…

– Ка-кой это парень?! – Папа поднялся во весь свой рост, продемонстрировав нам еще не забытую военную выправку, разом напомнив мне одну фразу из любимого советского фильма: «Ка-кая это собака?! Не позволю про царя такие песни петь!» – Ты пошла в переулок с незнакомым парнем?! Ноги выдерну!

– Совсем не так, – спокойно возразила я. – Я повела эту собаку… ой, то есть этого парня в обход, по освещенной и людной улице.

– Молодец дочь! – тут же сменил гнев на милость отец. – Я тобой горжусь! Возьму с собой на рыбалку! Самое святое доверю!

Напросилась, называется! Только не рыбалка, только не это!

– Папа, я еще не заслужила такого дара, – пошла я на хитрый ход, поглощая ужин и запивая его зеленым чаем. – Может, в другой раз?

– Правда, чего это я? – понял он, что погорячился. – Ты мало добрых дел сделала, чтобы я взял тебя с собой. Вот будешь каждый день готовить и мыть посуду, я еще подумаю!

Я послушно закивала головой, думая про себя, как же все удачно складывается: и готовить не надо, и посуду мыть, и от наказания в виде двенадцатичасового тупого хождения вдоль ветреного берега с непонятной палкой в руке, с внешним видом, близким к облику запойного тифозника, я также избавлена.

– Тебя тоже перестану скоро пускать, – высказала мама недовольство. – Сейчас так опасно стало жить! А ты один ездишь. Надька с работы рассказала, как их соседям бомбу подложили. И она взорвалась!

– Ха! – обрадовался папа этой печальной новости. – Если б бомба взорвалась, тебе б об этом не Надька рассказала, а какая-нибудь часть ее тела, скажем, рука или нога! Ха-ха! – загоготал он в голос, чуть не подавившись на радостях макаронами.

Мама обиделась.

– Ничего смешного! Бомбы разные бывают. Хозяйка квартиры принесла красивую коробочку на кухню, дай, думает, открою и погляжу, что там. Вскрыла – коробка взорвалась, опалив ей руку. И стены теперь на кухне все черные!

– В следующий раз думать будет, – рационально заметил папа.

Поужинав, мы забрели в комнату и расфасовались по своим лежбищам. Примерно через час позвонила Катька – та самая лучшая подруга, совместно с которой я и люблю влезать во всякие преступления – с предложением пойти с ней на вечеринку, устраиваемую ее однокурсницей у себя дома.

– Я-то там зачем нужна? – взбунтовались во мне некоммуникабельность и, как следствие, нелюбовь к большому скоплению людей.

– У меня на это две причины. Первая – там будет Женька. Вторая – там будет Паша. – Ее лаконичный ответ на самом деле многое для меня прояснил. Женька с Катей питали друг к другу взаимное большое чувство, но в результате какой-то непонятной истории, о которой мне мало что известно, моя любимая подруга вдруг решила, что она недостойна Женьки, короче, спятила. Отказом пойти на тусовку она боится обидеть сокурсницу, но встречаться с экс-бойфрендом в свободной обстановке – выше ее сил, ей нужна опора в виде меня. Паша же – Женькин лучший друг – питает то же большое чувство ко мне, но это только по словам Кати, и она мечтает нас свести. Впрочем, Павел – парень добрый, но не совсем в моем вкусе. Меня тянет на эрудированных, образованных парней да желательно намного старше, тогда как Пашка перегнал меня всего лишь на год по паспорту и отстал лет на десять по уму. И это притом, что я сама не шибко мудра от природы! То есть в учении – я всегда первая, всегда отличница, а в быту, чего скрывать, – дура дурой. Короче, все это длительное объяснение, что я сейчас разжевала, подруга уместила в паре слов.

В своем ответе я тоже решила быть лапидарной:

– Уволь.

– Что так? – захотела Катька пояснений.

– Уже девять, меня отец все равно не отпустит.

– Понятно, – обиделась она и бросила трубку. Я тоже бросила, хотя понимала, что она-то не узнает об этом. Но бросить до ужаса хотелось.

Стоило это сделать, как снова раздался звонок, на сей раз в дверь. Мама была в ванной, папа уютно похрапывал под документальную передачу о животных, которые всегда действуют на него успокаивающе, так что открывать пришлось мне.

– Кто там? – спросила я, никого не заметив в дверном глазке. В ответ – тишина. – Кто там? – повысила я голос, но по ту сторону продолжали хранить упорное молчание. Что за ерунда?

Тут мне совсем не к месту (а может быть, и к месту) вспомнилась история о бомбе, подложенной соседке тети Нади. Во что это все вылилось? Она, по-моему, лишилась руки? Или не совсем лишилась, но что-то там с рукой точно было.

Я посмотрела на свою кисть, на длинные и тонкие красивые пальцы с рослыми здоровыми ногтями, не знавшими никогда вредных для них лака и ацетона; затем – на изящные худенькие локти и нетатуированные предплечья и поняла: я не хочу этого всего лишаться!

Сделав шаг по направлению к комнате, я перевела дыхание. Вот возьму и не открою, и ничего мне за это не будет! Нет никого дома, и все тут.