— Пока вы задаете мне эти легкомысленные вопросы, Эдвард Бартон, израненный четырьмя головорезами, отдан на милость чужих людей. В последнем письме он даже ни словом не обмолвился о Мерри Боунсе[14]…

— Ирландский прохвост! — с внезапной яростью перебил Грей-Джек.

— Ирландцы такие же христиане, как мы, друг мой, — мягко заметила Анна.

Но попробуйте переубедить истого англичанина! Джек сжал кулаки, лишь заслышав имя Мерри Боунса, который был всего-навсего лакеем Эдварда Бартона.

Этот Мерри Боунс, прозванный «Веселым Скелетом», заклятый враг старины Джека, немного напоминал охапку хвороста. Он был сложен из прочных, больших костей, но на них почти не было плоти, а когда он смеялся, рот его разрезал лицо от уха до уха. Ах! веселый малый! У него был роскошный правый глаз и крошечный левый, казавшийся сынком первого. Шляпа не держалась на кудрявой шевелюре; он заплетал волосы в косицу, как заплетают конские хвосты в Чикаго. Когда-то он служил матросом, но истинным его призванием была работа «наковальней» в одном из кабачков лондонского Уайтфрайарс[15].

«Наковальнями» называют ирландцев, которые согласны за полшиллинга предоставить свои черепа для пробы крепости кулаков и тростей джентльменов. За использование дубинки они требуют шиллинг. Если гости желали, Мерри Боунс готов был за полкроны подставить голову под удар сабли.

Корабль бросил якорь в Остенде и оттуда отправился в Роттердам. Глядя на побережье своеобразной и знаменитой страны, наша Анна невольно задумывалась о великих исторических событиях, связывающих прошлое Англии и Голландии; но по мере того, как корабль поднимался на север, минуя зевы каналов, на первый план выступали события настоящего.

Уже темнело, когда корабль вошел в устье Мааса; в порт Роттердама пришли в полной темноте. В те дни гостиничные комиссионеры уже досаждали путешественникам, хотя и были не так назойливы, как сегодня. На все призывы и уговоры наша Анна отвечала:

— Я не хочу останавливаться в городе. Может ли кто-нибудь мне сказать, где расположен пригородный трактир под названием «Пиво и Братство»?

Люди, толпившиеся на пристани, вдруг замолчали.

Потом чей-то голос сказал:

— Нехорошо вам, молодая дама, отправляться ночью в такое место!

И, точно все языки одновременно развязались, поднялся общий гул, в котором можно было только различить:

— Почему именно трактир, где ранили англичанина?

То была мирная фламандская картина, хоть речь и шла о смертоубийстве. Фонари, в манере Рембрандта, освещали дюжину гостиничных маклеров с добропорядочными физиономиями. В центре их круга стояла Она, завернувшись в плащ и опираясь на руку Грей-Джека. В нескольких шагах галиоты тяжело покачивались на водах Мааса.

Она холодно повторила:

— Может ли кто-нибудь указать мне путь к этому зловещему месту, именуемому «Пиво и Братство»?

В тишине, наступившей вслед за ее решительными словами, послышалось сухое покашливание, напоминавшее хихиканье.

— В чем дело? — спросила наша Анна, не теряя бесстрашного спокойствия.

Ее собеседники перекрестились.

— Ветер все воет с тех пор, как ранили англичанина…

— Бога ради, юная чужестранка, избегайте сегодня дороги в Гельдр, не то накликаете несчастье!

— Вчерашний прилив прорвал дамбы.

— Дорогу залило более чем в десяти местах.

— Не проехать ни в карете, ни верхом.

— Вы слышите, мисс? — воскликнул Джек. — Ни в карете, ни верхом! Одумайтесь!

— Я отправлюсь в лодке, — сказала наша Анна.

— На канале большой оползень. Никакая лодка не пройдет.

— Я пойду пешком, — сказала Она. — Никакие преграды не заставят меня свернуть с тропы долга. И если один из вас согласится отвести меня в трактир «Пиво и Братство», я заплачу любую цену.

Люди молчали, лишь слышалось отдаленное эхо того же смеха, что уже прозвучал в ночи.

В это время кто-то растолкал слушателей, и в кругу света неожиданно появился крестьянин из Эйсселмонде[16] в коротких панталонах и белой полотняной куртке. На нем была большая фламандская шляпа, надвинутая на глаза. Свет фонарей пытался проникнуть под ее широкие поля, но черты крестьянина было не разобрать. На месте лица не было ничего, совсем ничего! И это — как бы яснее выразиться? — ничто вызывало дрожь.

— Кто это? — зашептались вокруг.

Никто не отвечал.

Крестьянин пересек круг и взял саквояж из рук Грей-Джека, стучавшего зубами.

— Договорились, — сказал он голосом, который наша Анна так и не смогла описать. — Я пойду впереди; следуйте за мной!

И он устремился вперед, шагая скованно, как каменный гость, но удаляясь на глазах.

Она последовала за ним, несмотря на мольбы Грей-Джека.

Ночная тьма окутала берег, и лишь вдалеке, в бледном сиянии, виднелись крестьянин, наша Анна и старый Джек, продвигавшиеся с огромной быстротой.

Свечение, казалось, исходило от крестьянина; оно было зеленоватым. Гостиничные маклеры почувствовали, как мурашки забегали по их спинам, и разлетелись во все стороны, словно стая испуганных уток.

Крестьянин шел, не оборачиваясь, пересекая каналы и перебираясь через изгороди, и хорошо еще, если там были мосты. Нашей Анне дело виделось простым: она шла по его следам, а за ней следовал Грей-Джек.

В мгновение ока Роттердам остался позади.

Они вышли из города с восточной стороны через Альт-Ост-Тор. Земля и вода сменяли здесь друг друга и даже смешивались в невообразимом хаосе, но путешествие не составило никаких трудностей. Безусловно, препятствий было в достатке: каналы, речки и заливы мелькали повсюду, спутанные, как нечесаные волосы, но имелась, надо полагать, превосходная система мостов, так как везде можно было пройти, не замочив ноги.

Спустя несколько минут все вокруг изменилось. Я прошу вас напрячь воображение и представить себе трех путников, которые в неверном свете звезд пробирались сквозь почти непроницаемый саван мрака. Поднимался густой туман, скрывая и небо, и землю.

В тумане крестьянин слабо засветился, будто его натерли фосфором. С первого мгновения пути он не произнес ни слова. Он шагал, как заведенный.

Он шел. Фламандская шляпа исчезла с его головы, и ветер развевал его волосы, высекая искры.

После вокруг внезапно прояснилось. На небе ярко светили звезды. Дорога, сколько хватал глаз, бежала вперед прямо и ровно меж лугами, усеянными лужами, блестевшими, как зеркала.

Откуда мог раздаться звук колокола в этой местности, где не было ни часовни, ни приходской церкви? Отчетливо прозвучали двенадцать полуночных ударов. С двенадцатым волосы крестьянина погасли, и в воздухе послышалось хихиканье.

— Помогите! — горестно воскликнул Грей-Джек.

Земля вдруг разверзлась и поглотила их, оправдывая тем самым недобрые предчувствия нашей Анны. Если вам трудно поверить, что под ногами путников мгновенно сформировалась пропасть, я с радостью приведу мнение самой Анны, которая сочла, что обвал произошел ранее и был связан с высокими приливами новой луны. Главное очарование истории наподобие нашей — в ее правдоподобии. Кроме того, в дальнейшем мы столкнемся с немалым количеством гиперфизических явлений.

Она любила это слово, каковое для нее, я думаю, означало явления сверхъестественные.

На дне пропасти клубилась чернильная тьма, и вся она была заполнена морским илом, издававшим удушающий, едкий запах. Наверху, на краю, вырисовывался темный силуэт, кривляясь в жестокой радости; саквояж низвергся вниз, взметнув потоки грязи.

Грей-Джек, который был, в конце концов, самым обычным человеком, воспользовался этим случаем, чтобы обратиться с горькими упреками к своей молодой госпоже.

— Хорошенькое дельце, мисс! Меня не вините, я-то дал вам добрый совет. Я был уверен, что этот негодяй-крестьянин — не кто иной, как сам господин Гоэци или, по крайней мере, кто-то из его родни. А теперь мы погибнем в этой клоаке!