— Знаешь, мне не составит труда избить тебя снова, так что лучше повернись, — пригрозил Джейкоб. Томас упрямо стиснул челюсти, все так же лежа спиной, не решаясь повернуться и посмотреть, что происходит у противоположной стены.
— Томас… повернись, — хрипло попросил Дилан. Ему было противно от одной только мысли о том, что блондин увидит происходящее, но страх, что того изобьют снова, был сильнее. Лофленд удовлетворенно хмыкнул и издевательски погладил О’Брайена по голове.
— Хороший мальчик, умница.
Когда Томас с трудом, преодолевая боль во всем теле, все же повернулся, Джейкоб расплылся в победной улыбке.
— Доволен? — прошипел блондин. Если бы взглядом можно было испепелять, от Лофленда давно бы осталась лишь кучка пепла. Однако, его полный ненависти взгляд Сангстера по-прежнему не волновал, только раззадоривал. Голубоглазый положил ладонь на левую щеку О’Брайена, где находилась россыпь родинок. Томас рвано выдохнул, потому что прекрасно помнил, как сам нежно касался их не раз.
— Очень даже доволен, — довольно промурлыкал Джейкоб и демонстративно прильнул к шее брюнета, чтобы оставить засос. От такой наглости Сангстер дернулся вперед, но сразу же, застонав, повалился обратно.
— Маленький ублюдок…
Глаза Лофленда недобро сверкнули; он отстранился от Дилана и, поднявшись, подошёл к Томасу.
— Повтори? — присев рядом с блондином, Джейкоб схватил блондина за испачканные в крови волосы, отчего тот взвыл, но взгляд, не выражающий ничего кроме безграничной злобы, не отвел.
— Маленький ублюдок. — Ядовито выплюнул Сангстер, приготовившись к удару. Пороковец оправдал ожидания: еще выше приподнял голову парня и резким движением опустил ее обратно, нехило приложив о бетонный пол. Томас на несколько секунд отключился, а когда медленно пришел в себя, у него слезы на глазах навернулись от боли. Но оставить Дилана одного, даже морально, он не мог.
— Томас! — брюнет снова дернулся несколько раз, одержимый уже какой-то животной яростью. Возможно, еще немного, и он, как волк в капкане, отгрыз себе руки, чтобы освободиться и защитить Сангстера. — Томас, не провоцируй его. Он сумасшедший, ты не видишь? Джейкоб, я здесь, ты можешь сделать, что хотел. Не трогай его. — О’Брайен почти умоляюще посмотрел на пороковца. Тот хмыкнул, облизнул свои губы и плотоядно посмотрел на полулежащего возле стены бегуна.
— Я возьму тебя. Прямо здесь, — глаза Лофленда нездорово блеснули. Дилан испуганно вздрогнул. — Давай же, раздевайся.
— У меня… У меня руки связаны, я не могу… — просипел темноволосый, звеня наручниками. Джейкоб хмыкнул, но покачал головой и, приблизившись к парню снова, сел прямо на его ноги.
— Ты же понимаешь, что я не могу тебя развязать, — с наигранным сожалением пожаловался голубоглазый и провел пальцами по животу О’Брайена. — Придется делать все самому. — Он забрался руками под ткань футболки. Дилан вздрогнул и бросил взгляд на Томаса, одними губами прошептав: «Прости». Сангстер облизал и без того влажные губы, которые, ко всему прочему, были в крови, от чего что юноша скривился, почувствовав железный привкус на кончике языка.
— А что, тебе больше никто не даёт, что ты трахаешь тех, кто не может пошевелиться? — Томас собрал все свои моральные силы, какие еще остались, чтобы выдавить из себя вызывающую усмешку. — Ох, прости. Не хотел давить на больное.
Лофленд, как в замедленной съемке, повернулся к источнику звука и недобро прищурился.
— Что ты сказал? — приторно сладко поинтересовался пороковец, но в тоне его голоса явно сквозила угроза.
— Что ты тощий и стремный, а еще жалкий и сумасшедший, поэтому тебе никто не дает. Все ненавидят тебя, Джейкоб. И никогда, даже из жалости, ты никому не будешь нужен, — Томас стиснул челюсти, стойко выдержав прожигающий взгляд голубых глаз. Он знал, что ничем хорошим это не закончится, но не мог позволить, чтобы Дилану было плохо. Последнее, что успел сделать Сангстер — ободряюще улыбнуться своему парню, а потом в комнату, по щелчку пальцев, вернулся тот самый парень и начал избивать блондина, который уже после третьего удара в солнечное сплетение отключился.
— Теперь нам никто не помешает… На чем мы там остановились?.. — Лофленд облизнулся, пока за его спиной безжалостно избивали светловолосого. Дилан готов был уже разорвать Джейкоба, обматерить, вывести на эмоции, но за стеной вдруг послышались отдаленные голоса и выстрелы. Пороковцы переглянулись и выбежали из комнаты, моментально забыв про пленников. О’Брайен снова дернулся вперед, едва не потеряв сознание тоже. Он уже слышал такие звуки, воспоминания о террористах в школе нахлынули разом, страх за Томаса и боль в руках — все это наложилось одно на другое, превратившись в адскую смесь. Брюнет неловко повалился на пол, но все еще пытался достать до своего парня, отталкиваясь ногами от стены, тем самым еще сильнее выкручивая свои руки. Боли он уже не чувствовал. Паника захлестнула тело бегуна так, что стало почти невозможно дышать.
— Томас! — голос Дилана истерически сорвался. — Томас, Томас, Томас! Очнись, твою мать, Томас! Слушай мой голос, я здесь, я рядом, Томас, Томми, я тут, я все еще тут. Томас, пожалуйста, — хрипло звал О’Брайен. — Слушай мой голос, я тут, только очнись, я люблю тебя, Томми, очнись же, родной, проснись, — голос сорвался, превратившись в надрывный шепот. Игнорируя боль и стекающую по запястьям кровь, темноволосый принялся по памяти бормотать строчки из книги, срываясь и начиная снова. Цитировал Ромео и Джульетту, только бы Сангстер слышал его. Брюнет не плакал уже несколько лет, но сейчас по его лицу текли слезы, он извивался и скулил, не переставая хрипло звать Томаса и бормотать шекспировские строки. Спустя какое-то время темноволосый просто отключился: все-таки организм еще был слишком слаб после нескольких дней, проведенных черт знает как. Даже когда дверь открылась, когда в комнате появились незнакомые люди, которые открыли наручники и понесли куда-то обоих парней, когда в глаза ударил солнечный свет, Дилан продолжал звать Сангстера, то и дело отключаясь…
***
Томас медленно разлепил веки. Неприятный, чересчур яркий свет резал глаза, отдаваясь тупой головной болью. Рядом слышался ровный писк, действующий на нервы. Парень попытался приподняться, но тело не слушалось, поэтому пришлось оставить любые попытки двигаться и безвольно лежать, оглядывая странное помещение. Понять, где он находится, Сангстер смог только минут через десять, благодаря тому самому писку, который сначала казался противным. С трудом повернув голову, светловолосый увидел кардиомонитор. Воспоминания упорно не хотели возвращаться. Пришлось осмотреться еще раз. Приподняв мятно-зеленое покрывало, Томас глянул вниз: на нем была больничная рубашка, сквозь тонкую ткань которой проступали очертания повязки на груди. Голые руки были покрыты бесчисленным количеством синяков, которые уже немного пожелтели. Эти цветные пятна напомнили парню о Дилане, и это как будто прорвало плотину в голове. Сангстер сразу вспомнил все, что произошло: темную комнатку, Джейкоба, все его слова и действия. А еще едва слышный голос своего парня, раз за разом повторяющего знакомые строчки. В груди сразу холодной удушающей волной разлился страх. Что, если Дилан остался там? Что, если он все еще в темной комнате с Джейкобом? Что, если он вообще… Мониторы рядом с кроватью запищали громче, показатели начали стремительно расти. На глаза снова навернулись слезы. Скорее всего у Томаса началась бы полноценная истерика, если бы он вдруг не услышал за стеклянным окном, выходящим в коридор, родной голос.
Спустя буквально пару секунд дверь в палату распахнулась, и на пороге появился взъерошенный Дилан. Он несколько мгновений смотрел на Сангстера, тяжело дыша, как после бега, а потом бросился к нему, игнорируя крики врачей из коридора за спиной. Брюнет подскочил к лежащему на койке парню, хотел обнять его, но вовремя успел остановиться, вспомнив, что может сделать ему больно. Сам О’Брайен выглядел вполне нормально, не считая туго перебинтованных запястий и старых синяков, оставшихся еще со времен их ссоры. Ну и, конечно, не считая странного блеска в глазах, который с головой выдавал его страх, сменивший злость на врачей.
