Дилан вернулся через пару минут, устало, но счастливо улыбнулся и сел рядом с блондином, тоже смотря на переливающиеся гирлянды. В его глазах светился настоящий детский восторг, хоть он и пытался это скрывать.

— Красиво, — тихо выдохнул парень, завороженный огоньками. Он был похож на ребенка, который первый раз в жизни уже осознанно празднует Рождество, старательно помогая посмеивающимся над ним взрослым.

Томас едва заметно улыбнулся и повернул голову к брюнету, наблюдая за детским восторгом в его глазах.

— Я не жалею, что подсел к тебе первого сентября… — признался он. Подсев ближе, Сангстер прижался к парню и положил голову на его плечо, снова смотря на огни, которые то и дело меняли цвет.

— Правда? После всего, что случилось? Правда не жалеешь?

О’Брайен нахмурился. Томас уже десятки раз отвечал на этот вопрос, но темноволосый все равно никак не мог понять, почему Сангстер с ним. Почему из всех возможных девушек и парней выбрал именно его: закрытого, тёмного, не умеющего любить. Он даже ни разу не говорил Томасу о том, что любит его. Казалось бы, три простых слова, к тому же Дилан не сомневался, что любит блондина, но все равно не мог сказать это вслух. Потому что, несмотря ни на что, в глубине души жил страх остаться одному, как было всегда, а слова окончательно привязали бы его к Сангстеру, чтобы разрушить бесповоротно, если им вдруг придется расстаться.

— Правда, — уверенно кивнул блондин. — Я помню, ты говорил, что я слишком яркий, а ты не похож на меня, но ведь я тоже не такой светлый, каким меня считают. Знаешь, порой есть вещи, которые совсем не сочетаются. Но в конечном итоге оказывается, что они, как бы, составляют идеальную комбинацию.

— И все равно ты не такой, как я. Удивительно, что ты терпишь меня.

— У меня сестра была как ты… — вдруг начал Томас, закрыв глаза. Что-то в его поведении внезапно неуловимо поменялось, едва ощутимо, но О’Брайен заметил. — Она всегда была угрюмой, носила чёрный… На тебя похожа.

— А потом? — тихо спросил брюнет, заглядывая в глаза напротив. Что-то в голосе Сангстера заставило его напрячься.

— А потом… — Томас отвел взгляд, зажмурился и медленно выдохнул. — Она покончила жизнь самоубийством. Я должен был заметить, что с ней что-то не так, но она всегда отвечала, что с ней все хорошо. Она вела себя как обычно, и я… Я даже подумать не мог. А должен был.

— Ох, Томми, — брюнет развернулся, чтобы можно было нормально обнять блондина. — Иди сюда. Все хорошо, родной, ты не виноват. Когда человек принимает такое решение, его сложно остановить. Иногда получается, но для этого, — Дилан нервно сглотнул, — для этого нужна очень веская причина.

Сангстер всхлипнул и прижался к брюнету ещё сильнее, как будто хотел стать с ним одним целым.

— Помнишь, ты спрашивал, откуда у меня приступы? Это тогда началось. После того, как я узнал, что она… Мне даже увидеть ее в последний раз не дали. Гроб был закрытый, и-

— Все, Томас, тише, — О’Брайен погладил всхлипывающего парня по спине.

— Пожалуйста, не оставляй меня, Дилан, я так боюсь потерять еще и тебя, — Сангстер вцепился в плечи темноволосого и снова всхлипнул, позволяя слезам катиться по щекам. Он впервые после того случая заговорил с кем-то, не считая психолога, про смерть сестры, и, на удивление, ему стало легче.

— Томас, не плачь, пожалуйста. Я не могу видеть тебя таким, — Дилан осторожно вытер влажные дорожки с лица блондина и оставил на скуле успокаивающий поцелуй. История потрясла его, заставила задуматься о том, что он не единственный, кто пережил смерти людей. Пускай, в его случае их было гораздо больше, но ни разу эти люди не были для О’Брайена кем-то близким.

— Прости. Кто еще из нас размазня?

— Нет, Томас, ты сильный. Я бы так не смог. — Дилан покачал головой и отвел глаза, прикусив губу. Несколько секунд он задумчиво смотрел на огни. — Я бы, наверное, тоже… Следом. Я часто об этом думал.

— Больше не смей. Никогда. — Сангстер слегка отстранился и решительно посмотрел на брюнета. — В жизни много дерьма, но это никогда не будет поводом отнять у себя жизнь. Всегда есть к чему стремится, чего добиваться, для кого жить, так что… Нужно искать выход. Можешь воспринимать жизнь как лабиринт. Когда тебе встречается тупик, ты не должен стоять на одном месте и пялиться на каменную стену. Ты должен бежать. Искать выход. Быстро и по прямой. Или найти того, кто поможет тебе отыскать выход.

— А ты поможешь мне? Поможешь мне выбраться из лабиринта, Томас?

Томас прижался лбом ко лбу О’Брайена, и заглянул ему в глаза, в которых отражался свет рождественских огней.

— Я понял, что буду готов помочь тебе, когда ты в первый раз схватился за мою руку. Так будет всегда, Дилан. Просто держись за мою руку.

Сангстер улыбнулся, и эта улыбка послала волну успокоения через брюнета, как будто он узнал, что мир был снова в порядке. Томас аккуратно накрыл губы О’Брайена своими, стараясь передать всю нежность, которую чувствовал сейчас. Дилан закрыл глаза и ответил на поцелуй. Отстранившись на пару секунд, он прошептал едва слышное «спасибо», а потом снова приник к чужим губам, настойчивее, чувственнее. Руки скользнули вниз, забрались под свитер, огладили чужие ребра.

Томас заёрзал на месте, выгибаясь навстречу чужим ладоням, но все ещё продолжал отвечать на поцелуй, углубив его. Отстраниться пришлось по банальной причине: надо было сделать вдох. Блондин напоследок чмокнул Дилана в губы и шумно выдохнул, пытаясь выровнять дыхание.

— Мне нравится целоваться с тобой, — довольно и, на удивление, немного смущенно заявил брюнет, смотря на Томаса. Убирать руки из-под свитера он и не собирался.

— Почему?

— Не знаю. Потому что ты — это ты.

— Учту, — Сангстер расплылся в улыбке и прикусил губу.

— Томас, перестань так делать, я же говорил тебе, — брюнет укоризненно покачал головой, касаясь пальцами чужих губ. Томас хитро прищурился. Ни секунды не думая, он едва ощутимо укусил пальцы О’Брайена, а затем, как бы извиняясь, лизнул их.

— Ты не говорил про пальцы. Тем более про твои.

Дилан тихо охнул. От действий блондина по телу пробежал целый рой мурашек.

— Томас, позволь поинтересоваться, что ты творишь? — поинтересовался О’Брайен моментально севшим голосом.

— Ничего личного, как говорит один наш хороший знакомый.

— Тогда что это сейчас было? — темноволосому определённо нравился такой раскрепощенный Томас, способный на неожиданные выходки вроде этой. Правда был он таким довольно редко, поэтому Дилан каждый раз удивлялся, а только потом получал удовольствие. Парень хмыкнул, смотря блондину в глаза. — А повторить слабо?

Сангстер взял брюнета за запястье и, довольно ухмыльнувшись, поднес его пальцы к губам, благо О’Брайен не сопротивлялся, с интересом наблюдая за действиями своего парня. Прикусив указательный палец, Томас виновато провел по нему языком, а потом неожиданно облизал сразу два пальца и, отстранившись, но не выпуская чужую руку, довольно посмотрел на брюнета. Дилан издал тихий стон и прикрыл глаза.

— Это было «ничего личного», — Томас беззаботно улыбнулся.

— Боюсь тогда даже узнавать, что у тебя «личное», — выдохнул темноволосый. Он немного оттянул нижнюю губу блондина большим пальцем. — Покажешь?

— Действительно хочешь узнать? — Сангстер приподнял одну бровь, облизываясь. — Как скажешь.

Светловолосый пожал плечами и снова приблизился к пальцам О’Брайена. Язык скользнул по ребру ладони, а потом Томас обхватил два пальца губами, посасывая их, смотря при этом прямо в глаза Дилана. Тот удивленно приподнял брови и рвано выдохнул.