У меня были такие моменты, когда я переставал верить самому себе и поставленной цели. Хотелось сдаться, шагнуть в волны Карибского моря, вслед за Франческой, но я вспоминал о том, что уже пережил, и не мог позволить остаться безнаказанными тем, кто был в этом повинен.

Я смотрел на море, кожей ощущая свежий соленый воздух и мысленно прощался с Франческой, своим вторым призраком.

Весь следующий день я провел бесцельно гуляя по острову, пока не наткнулся на лавку с травами, баночками, свечами и амулетами, где улыбчивый афроамериканец предложил мне средство, которое поможет избавиться от моей хандры.

– У любого врага есть слабое место, парень, – улыбаясь беззубыми ртом, на ломанном английском, сказал продавец, протягивая крошечную стеклянную колбу. – Нужно только выбрать момент. Бесплатно дарю тебе. Вижу, тебе нужнее. С умом используй.

– Что это? – недоверчиво, и с долей скепсиса, разглядывая мужчину без возраста в пестрой одежде и подведенными глазами, спросил я.

– Яд кураре. Мучительная смерть. То, что нужно. – Продавец улыбнулся еще шире, кладя пузырек в мою протянутую ладонь. – Надолго хватит.

Утром я встал с больной головой, набравшись накануне до отключки, и мне казалось, что история на рынке приснилась, пригрезилась в пьяном дурмане, как и чернокожий колдун, но, проверив карманы, я убедился, что и лавка, и продавец с загадочными черными глазами, смотревшими мне прямо в душу, были реальны.

Через год, получив диплом, я заказал часы с секретом для Лайтвуда. И именной надписью, которая гласила: Acta est fabula.

***

Это были по-настоящему странные дни, плавно переходящие в ночи, которые никогда не заканчивались в постели в моем номере. Андреа заразила меня своим юношеским азартом. Оптимизмом, неуемной энергией, я, порой, сам не понимал, как ей удавалось вытащить меня из проржавевшего образа циничного ублюдка, с которым я почти сросся. Ее громкий, заливистый смех еще долго звучал в голове, когда я возвращался в свой номер, и пытался вспомнить, когда в последний раз хотя бы улыбался. Вот так, как она, открыто, радостно распахнув объятия миру, доверчиво и бесстрашно глядя в будущее.

Мы встречались чаще, чем я мог себе позволить, чтобы не навлечь подозрения и гнев Лайтвуда. Но не так давно он дал мне слово, что уберет от меня слежку взамен на мое обещание не пренебрегать его вниманием, и не пытаться сбежать из-под его покровительства.

Верить его слову было наивно с моей стороны, но я знал Лайтвуда немного ближе, чем другие люди. Он не давал обещаний, которые не собирался держать. И, в то же время, я уверен, что, почувствовав опасность, он тут же вернул бы своих ищеек, чтобы контролировать каждый мой шаг, хотя, на самом деле, в этом не было нужды. У него был козырь, против которого я пока был бессилен.

Андреа постоянно звонила мне без всякой причины, просто пожелать хорошего дня или пожаловаться на ректора, который занижает ей оценки. Бесконечные звонки в любое время дня и ночи… даже когда я был в офисе, с Лайтвудом или вынашивал свои глобальные планы по сокрушению Лайтвуда, с которым приходилось делить слишком многое. Пару лет назад, я совершил катастрофическую ошибку, которая двинула исполнение поставленной цели на неопределенный период, но встреча с Андреа вдохновила меня, поселив во мне идеи, которые, я был уверен, приведут к успешному финалу моей игры. В какой-то момент, я понял, что могу совместить приятное с полезным, нанести удар в стан врага, и получить девушку, которая вызывает во мне шквал противоречивых эмоций.

О ней я не думал, как и о последствиях своего плана для нее. Андреа стала милым развлечением, которое отвлекало меня от тяжелых будней, и еще одной пешкой в моей партии, которую начал очень давно, но никак не мог закончить.

А Андреа нравилось думать, что она открывает мне Нью-Йорк с новой стороны (и отчасти так и было), с азартом рассказывая о тех или иных его достопримечательностях, таская меня за собой по всем закоулкам и злачным местам города. Каждый новый день был наполнен огромным количеством мест, которые, по ее мнению, мы обязаны были посетить. Ей невозможно было сопротивляться, да я и не хотел. Мне нравились наши сумасшедшие прогулки, которые Андреа планировала со свойственным ей энтузиазмом. Парк Хай Лайн был вторым пунктом в ее программе. Мы несколько часов бродили по закрытой надземной ветке метро, располагающейся на высоте десяти метров от поверхности земли. Теперь это был высокотехнологичный парк посреди огромного мегаполиса, где можно было ненадолго отвлечься от городского шума и бесконечного потока машин и людей. Андреа рассказывала, что мечтает стать архитектором, и поэтому ее вдохновляли необычные места и строения. Она могла часами говорить о своем пристрастии, и о том, каким был бы город ее мечты, если бы однажды ей позволили его спроектировать.

В следующий раз, который случился уже через сутки, мы катались в кабинке канатной дороги «Трам» вместе с сотней шумных туристов. Меня не покидало неприятное ощущение, что на меня пялятся все, кому не лень, а она подпрыгивала от восторга, глядя на панораму города внизу. После, она затащила меня в пиццерию, где мне пришлось есть пищу, к которой я не привык и пить пиво, которое никогда не пил. Андреа хохотала до упаду, когда я с умным видом начал рассказывать ей о правильном питании и вреде фастфуда. Я не мог понять, что смешного в моих словах, пока она не показала мне маленькое зеркальце. Усы из пивной пены «украшали» мое лицо, пока я пытался умничать. Я чувствовал себя неловко, а она, заметив мое смущение, только громче смеялась, держась за живот.

– Дино, ты точно с другой планеты, – захлебываясь смехом, говорила она, не осознавая, как, на самом деле, близка к истине.

Следующей, по плану Андреа, стала музейная миля и ее любимый дворец Фрика с его необычными залами и композициями. Мы добирались туда на метро, и могу признаться, что это был мой первый опыт поездки на общественном транспорте. Она не могла передвигаться спокойно, и мне приходилось бежать за ней, непоседливой, сумасшедшей девчонкой, которая с сияющими глазами расписывала всю уникальность дворца, восхищаясь фантазией и умением архитектора, приложившего руку к созданию палаццо, но совершенно обошла вниманием шедевральные полотна Чимабуэ, Пьеро де ла Франческо, Эль Греко, Гойи и Рафаэля, Пикассо и Пуссена.

Для встреч с Андреа, мне приходилось брать самый простой автомобиль из парка, который постоянно обновлял Лайтвуд. Сложная задача, при том, что Генри обожал самое эксклюзивное и дорогое. Темно-синий БМВ не выглядел так помпезно, как Астон Мартин, Бугатти или Ягуар, имеющиеся в моей коллекции, и я решил, что он больше всего подходит для менеджера среднего звена, которым считала меня Андреа Памер. Автомобиль не был единственной сложностью. Приходилось тщательнее выбирать одежду, чтобы избежать ненужных вопросов, отказаться от дорогих аксессуаров и люксовых ресторанов, в которых я привык питаться. Мне повезло, что она была слишком увлечена своими экскурсиями и не лезла ко мне с вопросами.

Я не знаю, почему она выбрала именно меня на роль слушателя, но замечал, как, раз за разом, она раскрывается и расцветает, делясь своими мыслями, идеями, мечтами. В семнадцать лет люди нуждаются в ком-то, кто готов их слушать, и они идеализируют выбранные на эту роль объекты. Ей необходимо было быть понятой, и я создавал обманчивое впечатление соучастия ее буйным юношеским фантазиями. На моем месте должен был быть другой парень, или подруга, или сестра, родители, да кто угодно… Но, как и у меня в мои семнадцать, рядом с Андреа не оказалось никого. Она была одинока по каким-то непонятным мне причинам, непонятая и неуслышанная, уязвимая, хрупкая, отчаянно нуждающаяся в том, чтобы ее любили.

Лучистая. Это первое, что приходит в голову, когда вспоминаю о ней за завтраком в ресторане отеля, или, когда лечу с Лайтвудом на очередные переговоры в качестве его личного помощника. Уверен, Генри без раздумий убил бы ее, узнав, что не ему адресована моя улыбка, когда я смотрю сквозь него, вспоминая, как маленькая Андреа танцевала под звуки саксофона в Центральном парке, строя мне забавные гримасы, пока я ел ее мороженное.