– Продолжим, мистер Шеридан. Давайте вернемся к пострадавшему.

– Я не могу выносить вид крови, – с готовностью ответил Шеридан. – Особенно ее крови, Кристины. – Он разрыдался. – Не могли бы вы пригласить миссис Паркс? Вот кто холоден как лед в таких ситуациях. Она никогда на кровь не обращала внимания. Помню, как Тилли отхватила полпальца ножом. Одна только миссис Паркс сохранила самообладание. Она остановила кровь, отвезла хулиганку к доктору, и палец спасли. И вашего констебля она вытащила с крыши – а там высота тридцать четыре фута. Я бы испугался.

– Это очень интересно, – заметил сержант. – Не боится вида крови, говорите? И ее с… Извините, сэр.

Инспектор по уголовным делам Робинсон подумал, что одному Провидению известно, как измучили его коллеги. Он потушил свой гневный взгляд и проводил мистера Шеридана наверх.

Кровь на полу подсыхала. Полицейский фотограф таскал вверх-вниз по лестнице свою аппаратуру. Полицейский врач поделился открытием.

– Робинсон, посмотрите-ка вот сюда, – сказал он, открывая нижнюю часть трупа. – Я был не прав, объявив его женщиной. Это гермафродит. Искусное соединение женщины и мужчины… Ох, прошу прощения, – добавил он, увидев мистера Шеридана. – Он вернул одеяло назад и отошел в сторону, позволяя Шеридану взглянуть на лицо. Шеридан побледнел и облокотился на сопровождавшего его констебля.

– Это Кристина… О боже, моя Кристина! – произнес он, вздыхая. – И эта кровь кругом… – И он аккуратно свалился в обморок у порога.

Инспектора по уголовным делам Робинсона приняли в комнате миссис Уизерспун. Комната была темная, пропахшая розами и настолько заставленная вещами, что инспектор подумал, что никогда ничего подобного не встречал. Стены увешаны театральными афишами. Всякое свободное пространство было заставлено столиками с вазочками, всевозможными безделушками, сувенирами и фотографиями в рамках, в большинстве своем отображающих молодую пышногрудую миссис Уизерспун, с улыбкой позирующую перед камерой. На стене висела огромная картина маслом, с изображением того же объекта, в развевающихся одеждах, созерцающего букет лилий. Мисс Минтон, подавленная и напуганная, сидела рядом с большой кроватью с грудой подушек, в глубинах которой возлежала миссис Уизерспун, периодически рыгавшая и изливавшая потоки слез.

– Давайте же, миссис Уизерспун, соберитесь! – подбадривала ее мисс Минтон высоким голоском. – Пришел полицейский, хочет вас видеть.

Это вызвало новый приступ рыданий:

– Ох, ох! Полиция в моем доме!

Инспектор Робинсон вспомнил своего институтского Шекспира.

– «О горе! Что в моем доме!» – процитировал он сам себе, а стоявший рядом Теренс Гроссмит поинтересовался:

– Что, сэр?

– Ничего. Вы, мисс Минтон, подождите, пожалуйста, снаружи. У сержанта Гроссмита есть несколько вопросов. А теперь, миссис Уизерспун, уделите мне минуточку и опять будете отдыхать.

Он отдернул штору, и холодный вечерний свет заструился в комнату. Миссис Уизерспун села, облокотившись на подушки, и зашмыгала носом.

– Я всего лишь хотел узнать, что вы делали сегодня, – сказал Робинсон. – И кое-что о ваших постояльцах.

– Мы поднялись поздно, потому что сегодня воскресенье, – заговорила миссис Уизерспун шепотом, – и завтракали в десять. Небольшой завтрак, потому что у нас чай в четыре. У нас всегда так по воскресеньям, поздний чай. Мистеру Уизерспуну так нравилось! – Она снова расплакалась, и Робинсон погладил ее по полной, с выступающими венами руке.

– Ну конечно. И вы вели себя очень мужественно. Кто был за чаем?

– Все. Кроме мистера Кристофера… О, бедный мистер Кристофер!

– Вы знали о профессии мистера Кристофера?

– Конечно! – возмутилась миссис Уизерспун. – Он был в высшей степени уважаемым человеком и отличным парнем. Он не виноват, что родился таким. И у Фаррела очень достойное шоу. Знаете, я сама работала в театральных кругах. – Она окинула взглядом фотографии. – Я люблю людей театра. Мисс Минтон – танцовщица, а Шеридан – сценический фокусник. И миссис Паркс – актриса. В высшей степени респектабельные люди.

– Да-да, – успокоил ее Робинсон. – А за завтраком все были?

– Да. А потом все разошлись по своим комнатам. Мисс Минтон, думаю, пошла в церковь. Мистер Кристофер обычно тоже ходит, но в это утро он, казалось, был чем-то обеспокоен и сказал, что ему нужно написать письма. Его родственники… видите ли, они не встречаются, вы понимаете, это даже не обсуждается, но они переписываются. Они в Балларате, очень обеспеченные, как я понимаю. Но он, будучи таким, каков он есть, не мог оставаться в провинции. Люди так жестоки… Он не уставал повторять, что почувствовал себя счастливым только после того, как пришел в цирк Фаррела.

– Итак, все были на завтраке. И во время чая. А в промежутке, между завтраком и чаем, все уходили. Хорошо. Вы нам очень помогли, миссис Уизерспун.

– Спасибо. – Миссис Уизерспун поднялась выше на своих подушках. – Что-нибудь еще, сэр?

– Ваши постояльцы. Что вы можете о них рассказать?

– Мисс Минтон здесь почти уже год. Сейчас она не занята в шоу, поэтому работает официанткой в «Голубом бриллианте». Только на время, пока нет работы. Она, конечно, из современных, но очень хорошая девушка. Я не терплю аморального поведения в моем доме. Теперь мистер Шеридан. Он настоящий джентльмен. Обратите внимание: я думаю, что его отец был простым бакалейщиком. Но с хорошей репутацией – а это много значит! Важно, как и образование. Он у нас уже три месяца, а в доме хорошо иметь мужчину. В домах, где одни женщины, часто бывают ссоры. Миссис Паркс здесь только пару недель. Я не очень-то много о ней знаю, но она тихоня. Мистер Кристофер жил здесь уже три года. В Мельбурне он всегда у меня останавливался, – сказала она с гордостью и вновь залилась слезами. – Ох! Убийство в моем доме! Бедный мистер Кристофер! Кто совершил это ужасное преступление?

У мистера Робинсона ответа на этот вопрос не было, а потому он погладил домохозяйку по плечу и с чувством облегчения вернулся в коридор.

– Сэр, – гордо заявил сержант Гроссмит, – мы нашли вот это. – Он протянул длинный тяжелый нож, весь в липком веществе коричневого цвета.

– Хорошо, где он был?

– В комнате миссис Паркс, сэр.

– Дверь была заперта?

– Да, сэр. Он был в корзине для мусора, завернутый вот в это. – Нож лежал на мятой светлой бумаге. Робинсон посмотрел на оружие.

– Никогда раньше не видел ничего подобного. А вы, сержант?

– Нет, сэр. Видел лезвия такой же длины, но рукоятка здесь очень тяжелая. Видимо, свинец добавлен для веса. – Он повернул нож, чтобы рассмотреть поперечник рукоятки – медный, с большими стеклянными камнями. – Я бы сказал, для сцены. Но со своей работой он справился – острый, как лезвие.

– Очень хорошо, сержант. Отправьте его в лабораторию: посмотрим, есть ли на нем отпечатки. Хотя я сомневаюсь. Убийца всю эту бумагу замотал вокруг него именно для того, чтобы их не было. В наши дни все знают про отпечатки пальцев, – вздохнул он. – Что ж, следующая мисс Минтон. Да где же она?

– Я отправил ее вниз, в гостиную, сэр, вместе с остальными. А этот трюкач что-то очень резко валится в обморок. Вам так не показалось, сэр?

– Да, Терри, я тоже так подумал. Дверь закрыта изнутри на задвижку, окно открыто. Чрезвычайная сила удара. Для того чтобы залезть в окно, требуется необычная ловкость. Орудие убийства нашли в ее комнате. Рапорт со всеми доказательствами… Ее я оставлю на потом.

Джек Робинсон тяжело спустился по лестнице. Среди убийц ему очень редко попадались женщины, потому что женщин-убийц вообще мало. И обычно у них есть на то причины. Ясно, что у миссис Паркс была серьезная причина избавиться от мужа. Ему нравились смышленые женщины, и он восхищался женской смелостью. Миссис Паркс ему почти нравилась: она вытащила несчастного констебля Харриса с крыши быстро и умело. Ему не хотелось думать о возвращении миссис Паркс в тюрьму. Нет, поправил он себя, она не сядет опять в тюрьму. Миссис Паркс ждет или сумасшедший дом, или виселица; другого варианта нет. Робинсон опять вздохнул – оставалось надеяться, что она невменяемая. Вешать женщин – отвратительно. Он вернулся в гостиную.