Джо, огромный питон, которого она назвала в честь Сталина, поднял голову с ног Дорин, затем все свое тело фута на три в воздух и стал делать резкие движения языком. Алан не стал продолжать спор. Фрайни рассудила, что не стоит спорить с женщиной, у которой такой оттенок волос и под началом которой десятифутовый, отлично натренированный удав. Дорин погладила змею и продолжала:

– Она погадала мне на картах. Не так, как обычно гадают на пикового короля, за которым стоит некий брюнет. Я вижу разницу! Она тоже разволновалась и не давала мне посмотреть в карты. Это настоящие старинные карты Таро, с картинками. Она вытащила восьмерку жезлов, перевернутую…

– И что? – Алан Ли налил себе третий бокал вина, и Фрайни заметила, что руки у него задрожали. По всей видимости, он знал, что означает эта карта.

– Так вот она сказала, что это никакой не сглаз и не проклятие. Ничего подобного. Это злобный и коварный враг. Еще она сказала, что цыгане тоже волнуются из-за Фаррела и подумывают о том, чтобы оставить его, но просто сейчас нет ничего другого. Она сказала, что враг этот – мужчина, высокий, седой, и что не пройдет и трех дней, как я его встречу. И еще, что в течение двух недель еще раз прольется кровь, но не в цирке. И вот два дня спустя я встретила партнера Сэма Фаррела. Его зовут мистер Джонс; он высокий и седой. А вот сейчас мы пошли к мистеру Кристоферу, и оказалось, что он мертв. Заколот насмерть в пансионе на Брансвик-стрит. И вот мы пришли к тебе…

– Но почему именно ко мне? – спросила Фрайни смутившись.

Самсон недовольно фыркнул:

– Женщины вечно все рассказывают шиворот-навыворот! Эта старуха, мисс, сказала, что проблему можно решить, но только если мы найдем черноволосую женщину с зелеными глазами. И чтоб фамилия ее начиналось с Ф. И вы только одна подходите. – Он опять сел и посмотрел на нее с надеждой и верой.

– Я думаю… – проговорила Фрайни в замешательстве, – думаю, что сейчас нам лучше перекусить что-нибудь.

Инспектор по уголовным делам Робинсон осмотрел труп. Женщина лежала на спине; голова на подушке валиком, глаза смотрели вверх. Инспектор отметил, что глаза голубые, и закрыл их. Они сразу же открылись вновь.

– Окоченение трупа отсутствует, – сказал хирург, – потрогав мягкую, как воск, шею и точеные скулы. Причина смерти – обильное кровотечение из глубокой колотой раны. – Он осторожно прикоснулся к трупу. – Да, прямо в сердце. Я бы сказал, что и ребро перебито. Труп, должно быть, немного сдвинули, либо в момент смерти, либо после ее наступления. Вероятно, для того, чтобы извлечь нож. По этой причине так много крови. Вы же понимаете, артериальное кровотечение – кровь бьет фонтаном. – Робинсон сглотнул. – Нужно искать большой, тяжелый нож, Робинсон, дюймов семи в длину, обоюдоострый, около дюйма шириной. Остальное смогу рассказать вам некоторое время спустя.

– Время смерти?

– Не могу сказать. Здесь тепло. Может, два часа назад. А может, и больше, около десяти. Принимая во внимание погоду, могу допустить, что смерть наступила после того, как рассвело. Часов шесть назад.

Робинсон осмотрел лицо, стараясь не смотреть в открытые глаза. Женщина была довольно высокая, стройная. Маникюр на руках. Волосы коротко подстрижены, а на коже непонятный глянцевитый крем. Он дотронулся до холодной щеки и понюхал руку. Кольдкрем. На красивом лице не было ничего, кроме удивления. Хорошо, что так. Робинсона во сне преследовали лица умерших в муках людей.

Констебль Харрис, который уже осмотрел пол, старательно избегая лужу с засыхающей кровью, представил свои находки. Маленькая бутылочка из-под патентованного снотворного, уже пустая; одна запонка, две пуговицы, оторванная полоска тонкой бумаги со следами крови на конце, краска для век и маленькая записная книжка в замшевом переплете.

– Возможно, в эту бумагу заворачивали нож, – заметил Робинсон. – Что-нибудь еще? Нет? В таком случае, сержант Гроссмит, нужно начинать поиски орудия убийства. Вы слышали его описание, Терри?

Сержант Гроссмит кивнул. Он вышел, прихватив с собой второго констебля. Робинсон вернулся к трупу. Рана, от которой женщина умерла, выглядела ужасно. Тот факт, что смерть наступила мгновенно, произвел на маленького доктора впечатление почти приятное.

– Она ничего не почувствовала, – пробормотал он. Голубые глаза на восковом кукольном лице смотрели на Робинсона ничего не выражая.

Констебль Томми Харрис открыл гардероб и осматривал одежду. Он позвал Робинсона, который рад был отойти от мертвой.

– Да. Что там?

– В этой комнате, по всей видимости, жили два человека, сэр. Посмотрите – вот мужская одежда: брюки, костюмы, галстуки, ботинки. И женская одежда… белье, и туфли тоже. – Констебль слегка покраснел, а Робинсон усмехнулся. Он снял пару брюк и приложил их, примеряя, к облегающему платью.

– Думаю, сынок, это более необычный случай. Что-то я тебя раньше не видел. Как твое имя?

– Констебль Харрис, сэр.

– Кто живет в этом доме и где они все?

– Хозяйка дома, сэр, миссис Уизерспун. Ее тошнило, и она прилегла. Девушка из кордебалета, мисс Минтон; она сейчас с пожилой леди. Еще парень, фокусник на арене, настоящее имя – Шеридан. Он внизу, в гостиной. И леди по имени Паркс, актриса, она тоже здесь. А с ними мой напарник, сэр.

– Хорошо. А что там за история с крышей?

– Сэр, я хотел убедиться, что там не просто кто-то крепко спит. Ну и я вылез на крышу; я и не предполагал, что она такая покатая, да еще и скользкая. И когда я увидел его, я имею в виду – ее, лежащую в крови, я потерял равновесие. А миссис Паркс выскочила на крышу и втащила меня обратно. Она ловкая, как кошка на гладкой крыше…

– Понятно. Необычная ловкость для актрисы… – Робинсон посмотрел на смутившегося Харриса. Что-то он недоговаривал старшему по званию. В конце концов Томми Харрис, преодолевая себя, сказал: – Я узнал ее, сэр. Она та женщина, что убила своего мужа в цирке десять лет назад. Ее имя было…

– Ох, и правда. Миссис Фанточини. Они ее выпустили? Я помню это дело. Муж ее бил, изменял ей, украл ее серьги и проиграл… Отвратительно. Потом он еще предложил ей пополнять их бюджет, подрабатывая недостойным образом. Неудивительно, что она смазала его трапецию. Я ходил посмотреть на ее выступления, когда дети были маленькие. Грациозная, как птичка, она так кувыркалась в воздухе! Гм… И она без труда прошла по этой опасной крыше?

– Да, сэр.

Робинсон вернул на место одежду и начал осматривать окно. Оно было открыто.

– Когда ты заглядывал внутрь, окно было открыто? – спросил он.

– Да, сэр.

– Никакой пыли на подоконнике. Хозяйка содержит дом в чистоте. А жаль. Ни пятнышка. Никакого признака, что что-то проникло внутрь. Или кто-то. Доктор?

– Да. Что там?

– Женщина могла нанести такой удар?

Маленький доктор сдвинул очки на лоб и посмотрел пристально.

– Это должна быть необыкновенная женщина. Такой удар быка свалит.

– Да, но женщина, о которой я подумал, необыкновенная, – ответил инспектор по уголовным делам Робинсон. – Пошли, констебль. Я хочу видеть миссис Паркс.

Он оставил полицейского врача заполнять свидетельство и пошел по коридору. Констебль Харрис потянул его за рукав. У лестницы инспектор обернулся.

– Что, констебль?

– Сэр… Миссис Паркс…

– Да, что по поводу миссис Паркс?

– Сэр, она спасла мне жизнь.

– Да, – ответил инспектор по уголовным делам Робинсон и стал спускаться по ступеням. – Так оно и есть.

В питейном заведении под названием «Голубой бриллиант», что подальше на Брансвик-стрит, мистер Альберт Эллис мрачным взглядом оценивал политическую ситуацию. Его сотрудники нервничали. Самих чертей в аду охватывала дрожь, когда босс ребят Фицроя оценивал политическую ситуацию.

Мистер Эллис был маленький темноволосый человечек, одетый в голубой костюм. Его отличительным признаком, как и было указано в отчетах по уголовным делам сержанта Гроссмита, был крысиный оскал. Прекрасно осведомленный о столь резко бросающемся в глаза украшении, мистер Эллис никогда не улыбался.