– Я слышал, что приблизительно в двадцати километрах от Манауса существует одна деревня, в которую никто не осмеливается зайти. Это деревня прокаженных. Да, друг мой, вы пели для прокаженных. Джузеппе долго держался за голову и размышлял, – Но зачем, зачем потребовалась вся эта инсценировка? Фальшивый импресарио, говоривший чужим голосом? Почему двадцать тысяч долларов?

– Ну, фальшивый импресарио, вероятно, был настоящим миллионером. Может быть, филантропом… кто знает. Может, он знал кого-то из слушателей, кто был ему очень дорог?

23 февраля 1885 года, 6 часов 58 минут. Священник тюрьмы в Экзетере, Англия, судья и старший надзиратель входят в камеру осужденного на смерть Джона Ли. чтобы его разбудить. Сперва должен выполнить свою работу священник. И сегодня первая казнь в его жизни. Он, конечно, страшится – и любой может его прекрасно понять. Вчера в тюрьме возводили виселицу, прямо напротив его часовни, и каждый удар молотка буквально пронизывал его с головы до пят.

За сорок лет несения духовной службы в графстве Сассекс он получил хорошую практику, и вся его чувствительная натура ныне протестует против одной мысли о том, что он должен принять участие в этом «спектакле». Но такова его работа: быть рядом, когда кто-то умирает. Быть рядом, когда умрет Джон Ли. Быть рядом с ним и молиться о спасении его души.

К большому изумлению священника, осужденный встречает троих вошедших широкой ухмылкой:

– А, это вы наконец? Что, уже пробил мой час? Что ж, господа, начинайте!

Священник спрашивает у него, не желает ли он прежде всего исповедаться.

– А зачем? Мы определенно скоро увидимся снова! Четверо мужчин проходят во двор к виселице, где мистер Берри, «заплечных дел мастер», связывает осужденному руки за спиной. Священник начинает бормотать молитвы, поднимается на несколько ступенек и занимает место, которое ему предназначено по закону.

– Вы хотите что-нибудь сказать? – спрашивает судья у осужденного. Джон Ли твердым голосом отвечает: – Нет, ничего.

Все дальнейшее происходит очень быстро: палач накинул белый капюшон на голову преступника, укрепил у него на шее веревку и подал знак помощнику. Священник закрыл глаза и забормотал молитвы еще чуть громче. Помощник дернул за шнур защелки – но люк под осужденным не провалился! На пару секунд воцарилось молчание. Палач опомнился первым и дал еще один знак помощнику. Джон Ли был освобожден от веревки и капюшона. Он бледен, но – да, он почти развлекается происходящим.

– Привет, это снова я! – И он замечает пастору, который стоит рядом с ним на трясущихся коленях: – Я же вам говорил, что мы скоро увидимся снова!

На помосте виселицы мало места. Священника и осужденного просят спуститься вниз. Надо проверить механизм. Палач и его помощник принимаются за отладку. Но все работает – защелка отходит, как ей полагается, и люк с глухим стуком падает вниз. Мистер Берри, палач, извиняется: – Мне правда очень жаль… но мы должны проделать это еще один раз.

– Так делайте! Выполняйте свою работу! – произносит Джон Ли совершенно небрежно.

На него снова надевают белый капюшон и на шею накидывают веревку. Священник закрывает глаза и опять бормочет молитвы. Палач подает знак. Его помощник дергает за шнур. Защелка движется, и люк снова застревает и не открывается!

Ну довольно! Судья сверлит палача гневным взглядом. Защелка опять задвигается, веревку и капюшон снова снимают. – Отвести осужденного в камеру! Пока надзиратели ведут Джона Ли, священник возвращается в свою часовню и молит Господа, чтобы ОН простил несчастного, уже дважды перенесшего смертный страх.

Между тем палач лихорадочно работает. Механизм еще раз проверен. Все функционирует безупречно: защелка выдвигается, и люк откидывается вниз. Мистер Берри даже сам встает на люк, хватается за веревку обеими руками и командует: -Давай! Дергай за шнур! Люк распахивается, и палач на несколько секунд повисает на веревке. Затем он спрыгивает на дошатый пол:

– Все работает безупречно. Вы же видели сами.

– Хороню, – говорит судья. – Тогда еще раз!

И снова Джон Ли покидает камеру смертников. И создается впечатление, что ему все это нипочем. Несчастный священник возвращается, чтобы казнь была приведена в исполнение по всей форме. Он пытается возразить, что при сложившихся обстоятельствах… принимая во внимание знаки… когда дважды небеса являли свою волю… необходимо отменить казнь!

Но судья непоколебим и требует, чтобы все заняли предназначенные им места. Божественное право достойно уважения, но ирландское право требует своего. Джон Ли убил, и он должен умереть!

Слух о необычайных обстоятельствах этой столь технически трудной казни уже разнесся по всей тюрьме, будто искра. Все заключенные собрались у зарешеченных окон и глядят на человека, который готов в третий раз взойти на виселицу. Палач, духовник и приговоренный – каждый вновь занимает предназначенное ему место.

Прежде чем мистер Берри накидывает на голову Джона Ли капюшон, он говорит ему:

– Мне очень жаль, старина, но теперь все произойдет на самом деле.

– Ты так считаешь? – замечает осужденный, и снова по его лицу пробегает широкая усмешка.

Ну теперь все пройдет, как надо, думает про себя палач и со смешанным чувством опять накидывает капюшон на голову, укрепляет веревку на шее, проверяет узел и отступает на два шага. В третий раз священник в своем углу начинает произносить необходимые молитвы и закрывает глаза.

Мертвая тишина. Затем слышится голос: он поет старую английскую песню, – приглушенный голос, но спокойный и мощный: Джон Ли, он поет из-под капюшона!

Изумленно и беспомощно палач смотрит на судью. Такое он видит впервые. Да разве способен человек на что-то подобное?… Но судья уже в нетерпении: – Чего вы ждете, мистер Берри? Почему небеса не подают знака? Судья энергично кивает, и палач решительно командует. Помощник дергает за шнур, слышно, как скользит защелка, – и снова люк не проваливается!

Вопль радости разносится по всей тюрьме. Заключенные неистовствуют. В ярости судья срывает парик и топчет его ногами.