Жестом полководца Инч указала вдаль.
- Ты когда-нибудь бывал на вершине Большого холма? - спросила она.
- А что там? - продолжал колебаться Рори.
- Миссис Калла говорит, - сказала Инч (и то, что она даже не вспомнила при этом о сыне миссис Калла, в которого она запустила камнем, и что зрачки ее расширились от грандиозности представившегося ей зрелища, подтверждало, что она и вправду обладала холодным и беспощадным даром полководца), миссис Калла говорит, что если подняться на вершину Большого холма и глянуть вниз, то увидишь... Ничто! Представь себе, Рори, дружище, идем-идем, далеко-далеко... смотрим вниз... и видим... Ничто!
- Это за тем лесом, где поймали Бэнтри?
- В сто раз дальше, - сказала Инч не дрогнув.
- За каменоломней, где нашли Буди Бесс? - прошептал Рори, боясь ее обидеть, но не в силах удержаться от вопроса.
- В сто раз дальше, - засмеялась Инч. - На самом краю света.
Не решаясь более искушать воображение, оба замолчали. Голоса ребят вдали затихли. Солнце опустилось так низко, что отражалось только в ряби, обегавшей песчаные островки на реке. Чей-то голос звал Рори, но он не шелохнулся.
- Выйдем рано утром, - заманивала Инч. - Поднимись сюда. Обдумаем план.
Он толкнул калитку и поднялся по лестнице. Два ко всему безучастных существа по-прежнему глядели терпеливыми воловьими глазами в медленно заполняющуюся сумерками пустоту. Инч обняла его за плечи.
- Мы пойдем далеко-далеко, - ворковала она.
- Далеко-далеко?
- Поднимемся высоко-высоко... И поглядим вниз.
- Ага. Поглядим вниз.
- И увидим Ничто.
- Ничто!
В голосе матери, зовущем Рори, зазвучало отчаяние. Стемнело. Статуи в окне оставались недвижны. С наступлением ночи звуки, доносившиеся с реки, стали слышнее. За куполами платанов, за причудливым, как водоросли, плетением вязов, за рваными контурами сосен, за более далекими, уже неразличимыми, сливающимися в пушистую путаницу леса деревьями вставала шестигранная башня тюрьмы. В ее окне блеснул одинокий огонек. Инч опустила глаза и улыбнулась Рори.
Одна из сводных сестер Инч произнесла:
- Кто поставит... - другая отозвалась: - Порой...
Трава на обочине дороги была еще мокрой от росы, а они уже приближались к округлой вершине холма. Ребятишки с завистью глядели ей вслед, когда она вела войска оппозиции по улицам поселка. Отметив это про себя, Инч не сомневалась, что вернется из похода с такими рассказами отбою не будет от желающих отправиться с нею в повторную экспедицию на следующее же утро. Не пройдет и трех дней, как она снова будет верховодить. От этой мысли она летела вперед как на крыльях, и не успели ее спутники опомниться, как поселок скрылся далеко позади, и они оказались в незнакомой местности.
Теперь река была далеко внизу; стоявшие в ней коровы казались крошечными черными точечками. Милях в сорока к западу открывалась ровная цепочка гор - с десяток одетых в синие плащи и белые шапки горбунов. Держась за руки, четверо ребятишек свернули с дороги и зашагали к вершине зеленого холма, каменной и круглой, как жертвенный алтарь.
Группки деревьев на поросших травой склонах манили отдохнуть, но Инч была неумолима.
- Завтракать будем на вершине! - заявила она, пыхтя и отдуваясь.
Уставшие, взмокшие, но гордые собой, они добрались до макушки холма и огляделись. За горбунами открывались другие горы. Река кралась по долине, как кошка, то затаиваясь в перелесках, то вдруг скользнув через лужок, над которым ветер приподнимал пелену тумана. Инч первой пришла в себя. Она повела рукой вокруг и торжествующе сказала:
- Вот! Смотрите!
Кто знает, открылось ли им Ничто, но бездонность и бесконечность они ощутили.
Дети и не подумали бы поглядеть туда, откуда пришли, если бы не взрослые. Вслед за ними на холм медленно поднялись мужчина и женщина. Подойдя к детям, они кивнули им, улыбнулись, достали полевой бинокль и принялись смотреть в сторону поселка. Тогда и Инч повернулась к знакомому шпилю, к дымкам из труб и шестигранной башне. Все четверо слушали, что говорят взрослые.
- Вот! - воскликнул вдруг мужчина, прижав бинокль к глазам. - Вижу!
- Покажи, дорогой, - попросила его молодая спутница, протягивая руку к биноклю. Настроив его, она подтвердила: - Да, подняли. Вон он.
- Черный?
- Куда черней, - пробормотала она, завороженная зрелищем.
- Если Пирпоинт и вправду не приехал, - сказал он, - кто ж его заменит?
- Какой-нибудь надзиратель, - ответила она лениво. - Дадут ему десять фунтов, он и согласится.
- Может, мне тоже дашь взглянуть, дорогая? - сказал мужчина несколько обиженно.
Он посмотрел. Потом она. Потом им надоело глядеть на черный флаг, и они стали наводить бинокль на что попало, то туда, то сюда. Наконец, еще раз улыбнувшись детям, они пошли вниз.
Отсутствующим, как у ее сестер, взглядом Инч смотрела на горы и реку, которая плавно, словно рыба, поворачивалась белым животом вверх, как только солнце, пробившись сквозь облака, касалось ее. Рори плел венок из маргариток. Потом они молча разложили на салфетке еду. Потом поиграли немножко. Потом Инч ушла куда-то бродить одна. Длинный день клонился к концу. Рори устал и запросился домой, но Инч все никак не хотела уходить. Он ныл:
- Ну почему?
Она отвечала:
- Потому что потому.
Они поссорились. Она обозвала Рори дураком, и он заплакал. В конце концов он заявил:
- Нечего тут смотреть, - свернулся калачиком под деревом и заснул.
Солнце спустилось за горбатые горы, и они вдруг растаяли, а небо раздвинулось, разрисовавшись розовыми хвостами кобылиц и черными спинками макрелей. Рори проснулся, сходил в кусты и вернулся. Инч разбудила спавших в обнимку сестер.
- Пора идти, - сказала она и в последний раз окинула долгим взглядом темнеющий западный свод неба, под которым светлела только река.
Они собрали вещи и побрели домой. Пыльная дорога привела их к краю поселка. Как овцы к загону, сестры-безумицы повернули к дому. Рори пошел к миссис Калла пить чай. Инч же никуда не хотела идти. Она стояла одна в темноте и носком башмака расшвыривала камешки. Из дома вышла миссис Калла и почти силком повела ее к себе ужинать.