– Она совсем не похожа на девочек из «Безумной восьмерки», – говорю я, вспоминая ее длинные жидкие волосы, отсутствие косметики, большие походные ботинки. – Странноватая, но милая. Мы знакомы совсем недолго, но мне уже кажется, что она… меня понимает.

Сью открывает было рот, но я поднимаю палец, не давая ей высказаться.

– Пожалуйста, не нужно.

Она закрывает рот.

– Это не значит, что я ухожу из «Восьмерки». Вы всегда говорите об этом так, словно это проще простого, но мне не так-то просто «найти новых друзей»… – произнося последние слова, я рисую пальцами кавычки в воздухе. – Они и есть мои друзья. С ними мечтают подружиться все девчонки из нашего класса. Да и потом, они не переживут, если я уйду. Особенно Хейли.

Сью поудобнее устраивается в кресле и закидывает ногу на ногу – теперь она выглядит более внушительно и авторитетно.

– Сэм, ты должна в первую очередь думать о себе. А не о Хейли или еще о ком-нибудь, – прямолинейно заявляет она.

– Сара вон думала только о себе – и во что это вылилось?

Мне не хочется подробно рассказывать о том, как мы обошлись с Сарой. Обо всех этих злобных взглядах, которые мы бросали на нее, когда сталкивались в коридорах, о том, как мы разговаривали о ней, сидя в дальнем углу столовой, как перестали приглашать ее провести с нами выходные. Гордиться тут нечем, но когда она променяла нас на новых друзей из театрального кружка, мы сочли это настоящим предательством и очень обиделись.

– Возможно, она счастлива, – предполагает Сью.

– О, не сомневаюсь. А я счастлива быть частью «Восьмерки».

Да, возможно, отчасти и из-за дружбы с ними мне нужна еженедельная терапия, но зато нам весело вместе. К тому же ужасно глупо было бы распрощаться с нашими вечеринками по выходным, симпатичными парнями, обступающими нас во время обеденного перерыва, с VIP-билетами на крупнейшие концерты, которые проводятся в городе.

– В любом случае, Сэм, это уже огромный шаг. Я очень рада, что у тебя появляются новые друзья.

– Подруга. Одна. – Я опять поднимаю палец. – И о ней нельзя никому рассказывать.

– Почему?

Вдруг до меня доходит вся суть моего положения. Подбородок начинает дрожать. Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Смотрю в пол.

– Почему о ней нельзя никому рассказывать? – мягко уточняет Сью.

– Потому что… – начинаю я дрожащим голосом. – Потому что если они меня прогонят… – я не могу закончить фразу. Трижды сжимаю шею сзади, но это не помогает. – Мне будет некуда идти.

Глаза застилает слезами, но я смахиваю их и закусываю губу, поднимая взгляд к потолку. Сью, должно быть, видит, что мне не по себе, потому что тут же предлагает сменить тему.

– Да, пожалуйста, – соглашаюсь я.

– У тебя получилось распечатать фотографии?

– Ага. – Я выдыхаю и тянусь за рюкзаком.

Во время окружных соревнований папа сделал немало снимков, а потом скинул их мне. На прошлой неделе я показала их Сью. Она целых двадцать минут внимательно водила пальцем по экрану моего телефона, разглядывая каждый. А потом попросила меня выбрать три фотографии, распечатать и принести на нашу следующую встречу.

– Отличный выбор! – одобрительно говорит она, рассматривая снимки. – Объясни, почему ты выбрала именно эти фотографии?

– Сама не знаю, – признаюсь я, пожав плечами. – Наверное, потому, что на них я выгляжу счастливой.

Судя по выражению ее лица, она ждала от меня совсем другого ответа.

– Какое слово приходит тебе на ум при взгляде на это фото? – спрашивает она, показав мне один из снимков. – Назови только одно.

Кэссиди крепко меня обнимает, сморщив нос и широко раскрыв рот, – кажется, что она громко кричит. Папа сделал эту фотографию сразу же после того, как выяснилось, что я опередила Кэс на десятую долю секунды и побила ее рекорд в заплыве баттерфляем. Я боялась, что она расстроится, но нет.

– Дружба, – говорю я.

Сью показывает следующий снимок. В животе тут же вспархивает стайка бабочек: я вижу Брэндона, который одной рукой приобнял меня за плечи, а другой указывает на золотую медаль, висящую у меня на шее. В тот день он без конца давал мне пять. И обнимал.

Сью не понравится слово «любовь», хотя первым мне в голову приходит именно оно. Внимательно смотрю на медаль, вспоминая о том, что именно благодаря Брэндону я так усердно тренировалась все лето. Именно он заставил меня поверить, что я могу стать быстрее и сильнее.

– Вдохновение.

Чувствую, как щеки заливает краска, но с облегчением замечаю, что Сью переходит к следующему снимку.

– О, я надеялась, что ты его распечатаешь.

Фотография снята крупным планом, на фотоаппарат с большим объективом, и на ней мое лицо видно во всех подробностях. Я стою у края бассейна на трамплине перед своей дорожкой в исходном положении, еще мгновение – и я прыгну в воду. И хотя на мне плавательные очки, глаза видно очень хорошо. Долго разглядываю этот снимок, пытаясь подобрать самое подходящее слово, чтобы описать, чем же он мне так нравится. Тут я кажусь сильной. Сосредоточенной. Я похожа на девушку, которая всегда говорит, что думает, а не прячется в темноте всякий раз, когда что-нибудь ранит ее чувства.

– Уверенность, – наконец отвечаю я.

Сью важно и многозначительно кивает, и я понимаю, что попала в цель.

– А вот мое новое задание. Отнеси фотографии в школу и приклей на дверцу своего шкафчика с внутренней стороны, – говорит она, постукивая по последнему снимку пальцем с идеальным маникюром. – Пусть он висит на уровне глаз. В течение дня то и дело поглядывай на него – он напомнит тебе о цели на этот год. А какая у тебя цель? – уточняет она.

– Сделать плавание своим главным приоритетом, чтобы получить стипендию и поступить в тот колледж, в какой мне захочется. Даже если он далеко отсюда.

После слов «далеко отсюда» я начинаю нервно и часто дышать. От мысли об отъезде из дома, о расставании с мамой и Сью, у меня кружится голова. Но я заставляю себя вновь взглянуть на снимок, на сильную и уверенную девушку, запечатленную на нем.

Стипендия за плавание. Соревнования на уровне колледжей. Шанс переосмыслить всю свою жизнь.

Кажется, что девушка на снимке без труда справится со всеми этими задачами.

– И не забывай, это никакая не Летняя Сэм, которая появляется в июне и исчезает с началом учебного года, это ты.

– Правда? – Я изумленно смотрю на фото. Оно сделано всего пару недель назад, но я уже чувствую себя совершенно другим человеком.

Сью кладет локти к себе на колени и ловит мой взгляд.

– Да. Она с тобой круглый год. Честное слово. Нужно только придумать, как вытащить ее наружу.

В четверг утром после первого звонка я задерживаюсь у шкафчика и жду Кэролайн, поглядывая на самый последний шкафчик в ряду, но ее все нет и нет. Мы не виделись с самого понедельника – с нашей встречи в театре. В итоге так и не дождавшись ее, убегаю в класс.

Последние дни даются мне нелегко: слова Кэролайн без конца вспыхивают в памяти, но я и представить себе не могу, что` же она хочет мне показать и как это изменит всю мою жизнь. А эта ее фраза – «если я в тебе не ошиблась…»?! Что это вообще значит?

Время до обеда тянется нестерпимо долго. Но как только заканчивается четвертый урок – история США – и звенит звонок, я вскакиваю, проношусь мимо одноклассников и выскальзываю в дверь. Все спешат в столовую и во двор, а я направляюсь совершенно в другую сторону.

Подойдя к двойным дверям театра, быстро оглядываюсь. Юркаю внутрь, подхожу к пианино, прячусь за кулисой – все в точности как велела Кэролайн.

Постоянно проверяю время на телефоне и уже начинаю думать, что меня разыграли, как вдруг слышу негромкие голоса, приближающиеся ко мне со стороны. Меня так и подмывает шагнуть вперед и хоть одним глазком глянуть на их обладателей, но я плотно прижимаюсь к ткани и замираю.