– Как дела, птичка?

Мередит жалко улыбается моему розовому попугаю с серыми крыльями. Ромео пытается ее очаровать, распуская гребешок цвета «карусели», как говорит моя дочь.

Подруга нежно поглаживает перышки одной рукой, а другой пытается стереть тушь со щек. Я вздыхаю, немного раздраженная. Несмотря на привязанность к Мередит и желание поддержать ее, я думаю о том, что она сама придумала эту идиотскую идею бросить Антуана, чтобы найти себя. Я ничего ей не говорю, чтобы не ранить еще больше, но настроена я скептически.

Если бы весь мир так тщательно готовился к Большой любви, не осталось бы ни одной пары на Земле! Наконец… Я считаю, что она, главным образом, струсила. Было понятно, что у них все серьезно. Я уверена, Антуан был в двух шагах, чтобы сделать ей предложение. Но Мередит не готова к этому серьезному шагу – супружеской жизни. Точно нет.

Мы провели несколько часов, разговаривая об этом. С моим приземленным здравым смыслом мне и правда трудно понять, почему она не может просто наслаждается любовью, без всей этой ерунды. Такие, как Антуан, на дороге не валяются. И ведь это я их познакомила! Я пыталась втолковать ей, предупредить об опасности: потеряет же парня. Но ничего не подействовало. Мередит убеждена в своем нелепом плане.

Она считает, что этот тайм-аут, это ее глупое исследование позволит понять секреты настоящей Любви, которая не так проста, как в сказках с феями или голливудских фильмах с неизменно счастливым концом. Может, и так. Но меня не покидает мысль, что это больше похоже на забегание вперед.

Что бы там ни было, я смотрю на нее, съежившуюся на диване, заплаканную, и мне за нее больно. Я собираюсь немного подождать, прежде чем расспросить, как это все произошло…

– Что будешь пить, дорогая? Кофе, травяной чай? Тройной ром?

Немного юмора спасает от всего. Мой дедушка Викторин Мартиник мне всегда это говорил.

Мередит слабо улыбнулась.

– Чай с ромом!

Отлично. Не все потеряно. Есть надежда. Ухожу на кухню приготовить утешительный напиток.

Вот уже пять лет я знакома с Мередит. Она стала мне больше чем подругой – сестрой. И партнершей по сцене. Если рассказать подробнее, в тот момент, когда я ее увидела, входящую в коридоры нашего учебного театра на улице Фрошо, она показалось мне беззащитной и одинокой, но, не знаю почему, совершенно неотразимой, способной пленить весь мир.

Особенно мужчин. Я думаю, у нас все были влюблены в нее по очереди. И я, как и другие, находила ее потрясающей. Она не просто «красивая». Она трогательная, не осознающая до конца своей неотразимости. Темно-русые, с золотыми бликами волосы, небрежно спадающие на плечи, губы, словно нарисованные Роденом, маленький носик, усыпанный веснушками, и светло-зеленые глаза… Чудо как хороша! Но у нее есть и недостатки: небольшая грудь и вечно обгрызенные ногти; если б не это, она была бы неприлично красивой.

После того как мы познакомились, у меня был выбор: или тихо ненавидеть ее, или стать ей лучшей подругой. Я выбрала второй вариант.

Свистит чайник, я слышу, как закипает вода. Достаю два пакетика травяного чая и наливаю почти полный стакан рома. Что уж мелочиться!

Мередит стоит в проеме двери.

– Тебе помочь?

– Нет, возвращайся в тепло под плед, я сейчас приду.

Вижу, как она уходит, и улыбаюсь про себя. Кто лучше, чем я, понимает странные действия этой малышки? Иногда она кошка, иногда пантера… Нежная и жестокая. Робкая и скрытная. Все в ней противоречит друг другу. Смесь жанров, и эта смесь никого не оставит равнодушным. Очевидно, что в ней пытаются ужиться остатки буржуазного воспитания с ее бунтующим характером, который плюется огнем, характером, изрешеченным сложным сознанием.

Помню, как она боялась сцены в самом начале: перед каждым выступлением вонзала свои короткие ноготки мне в плечо в безумной тревоге. Для Мередит появиться перед публикой – пытка, страх скручивает ей живот, однако же она выбрала театральные подмостки. Позже я узнала, в чем дело: ее семья, живущая в провинции, была крайне враждебно настроена против ее планов стать актрисой, а Мередит, в свою очередь, никак не могла смириться с тем, что ее родители устраивают ее жизнь так, как нужно им. Учеба, карьера, свадьба, дети… Нормальность. Какое гадкое слово. Однако она попыталась соответствовать: три года на факультете экономических и социальных наук в университете Лилля. Но эта тюрьма была не для нее – постепенно она стала чахнуть, и это все могло бы закончиться депрессией. Именно так. Депрессия – это когда нет желания вылезать из постели, а проехать квартал кажется уже целым олимпийским подвигом. Проблема, наверное, в привычках, которые становятся камнем, тянущем на дно.

Потом умерла ее бабушка, и несколько месяцев скорби после ее кончины стали для Мередит спусковым механизмом. Пожилая дама была ее единственной союзницей. Она не прекращала подбадривать ее и говорила, чтобы та обязательно попытала свое счастье, ни на минуту не сомневаясь в актерском таланте своей внучки. Я уверена, что смерть бабушки придала Мередит сил освободиться от родительского контроля и осмелиться, наконец, жить той жизнью, о которой она мечтала.

Возвращаюсь в гостиную с чаем и ромом, ставлю поднос на стол и смотрю на Мередит.

– Давай рассказывай.

Мередит

Моя Роза… Когда она открыла дверь, я сразу ощутила прилив благодарности. За несколько лет она стала мне матерью, сестрой, другом. Она одна – моя семья. Я не знаю почему, но Роза одна из немногих людей, увидев которых сразу начинаешь улыбаться. Лучик солнца, способный осветить целую площадь.

Она слушает меня так внимательно, так терпеливо, а я смотрю на ее прекрасные волосы и будто бы вижу ореол над ее головой.

Какая она красавица! Роза – это имя мама дала ей в честь певицы Роуз Калипсо, которую она постоянно слушала. А сама Роза обожает Сезарию Эвору, богиню Кабо-Верде.

Пока я рассказывала ей о нашем решении с Антуаном – расстаться на полгода, я видела, как между ее бровей пролегли две маленькие морщинки, а в глазах цвета светлого ореха с изумрудно-зелеными крапинками засверкали слезинки.

– Нет, ты видишь, до какого состояния ты себя довела? – говорит Роза. – Твой поступок меня искренне расстраивает. Такое чувство, будто тебе нравится портить себе жизнь…

Ее креольские серьги двигаются в ритм ее возмущенным словам. Я тронута, что она переживает.

– Это не так, Роза… Уверяю тебя, я продумала все варианты, но, пусть это и сложно признать, мне кажется, я поступила правильно. Мне нужен тайм-аут, чтобы понять, почему я стою на месте и имеют ли шанс на существование наши отношения.

Она ворчит, я ее не убедила. Делаю большой глоток горячего чая.

– Будь осторожнее! – улыбается моя фея. – Мне надо было принести воды, чтобы разбавить кипяток.

Послышался звук открывающейся двери, затем – тоненький голосок:

– Мама! Что происходит?

Роза отпускает несколько креольских ругательств. Кесия проснулась: я слишком шумела. Она такая малышка, ее дочурка, в ночной рубашке с рисунком единорога, не расстается со своим зайчиком, старым и потрепанным, с одним глазом. За пять лет ему многое пришлось пережить в руках Кесии.

– А, ты здесь! Этого еще не хватало! Завтра в саду будешь носом клевать! Давай быстро в кровать!

Она ловко подхватывает на руки свою заблудшую овечку и сажает на плечи. Они такие разные! Кесия кажется маленькой креветкой в сильных руках матери. Молочная кожа, длинные темно-русые волосы, большие голубые глаза… Ни одной зацепки, которая позволила бы думать, что она может быть дочкой Розы. Сколько раз моя подруга была смущена тем, что ее принимали за няню! Законы генетики непредсказуемы… Девочка все взяла от отца, породистого шведского стюарда, соблазненного между двумя прилетами в Париж и улетевшего в свою Швецию сразу после того, как он узнал о свалившейся на его голову беременности.

Кесия оплетает ногами бедра матери, цепляется руками за шею.