Литмир - Электронная Библиотека

Салон маленький, но здесь все сделано для души и тела: декорации продуманы со вкусом и утонченностью. Одно только название – «Ламай» – сражает меня наповал: так же называется пляж в райском месте, на острове Самуй. И так же зовут массажистку, которая должна привести меня в чувство.

Молодая женщина ведет меня в комнату. Голова Будды, свечи и атмосферная музыка, приглушенный свет. Мой разум соглашается на путешествие, обещающее отдых. Я быстро скидываю одежду.

Ламай стучится в дверь. Мягкость ее голоса, глаз, жестов успокаивают меня мгновенно. Она улыбается, приглашает лечь. Аромат эфирных масел телепортирует меня в другое измерение.

Снимая напряжение моего тела, Ламай осторожно выводит меня на разговор, чтобы я еще и выговорилась.

– Я больше не знаю, где я нахожусь, – слышу себя. – Я переживаю тяжелый период в моей жизни.

Сначала мне сложно выдавить из себя и слово. Но, все больше отдаваясь удовольствию, я начинаю сдаваться.

– Я люблю… мужчину. Но… Это странно. Я не могу, несмотря ни на что, почувствовать себя в своей тарелке. Он… Он тоже меня любит. Взаимной любовью, что случается редко, вы не находите?

Ламай молча соглашается – главное, не перебивать мою исповедь лишними словами. У нее это вошло в привычку – слушать незнакомцев, разделять состояние их души. И я позволяю себе воспользоваться благосклонностью ее внимания.

– Вы понимаете… У меня нет причин собой гордиться. У меня чувство, будто я никто.

– Как это – никто? – удивляется Ламай.

– Ну, он уже сорвал большой куш – он очень успешен. Я же только у истоков своей карьеры. И, кто знает, выйду ли я когда-нибудь из тени…

– Если вы позволите, вы уже кое-кем являетесь.

Я вздыхаю, раздираемая изнутри.

– Да, но не той, кем я мечтаю быть. У меня ощущение, будто я только набросок, эскиз самой себя, понимаете?

В темноте у меня появилось ощущение, что массажистка улыбнулась.

– В Азии мы очень чувствительны к шарму незаконченности…

Как красиво звучит – шарм незаконченности. Но я не хочу просто существовать в его глазах. У меня нет ни малейшего желания зависеть от него, чтобы почувствовать себя живой!

– Пока ты не нашел сам себя, трудно любить другого человека.

Слова Ламай на секунду зависают в воздухе и находят во мне особенный отклик.

Сеанс подходит к концу, массажистка исчезает, оставив меня одну в комнате, обитой войлоком. Я прихожу в себя. Вспоминаю о нескольких мужчинах до Антуана, о неудачных отношениях, испорченных по причине моих сомнений и скрытых комплексов.

А что, если моей истории с Антуаном подготовлена та же участь? Я стараюсь себя контролировать. Нет. Я слишком его люблю. Я должна найти средство начать жить самостоятельно.

Но как?

Когда я одеваюсь, идея – нелепая и рисковая – медленно забирается ко мне в голову.

Сцена 3

Антуан

Она сказала мне: «Мне нужно с тобой поговорить». Обычно это не предвещает ничего хорошего, когда твоя вторая половинка произносит такую фразу. Но я не уделил этому никакого внимания. Так как я тоже должен был с ней поговорить. Весь в радостном ожидании сюрприза, который я хотел ей сделать, я не ощутил приближения бури.

Было уже шесть часов, но уже в другой жизни.

Мередит и я сидим за накрытым столом. Пузырьки шампанского, лосось, свечи… Романтичная обстановка у меня дома, который должен был стать для нас общим, теперь кажется смешной. Я был в двух шагах, чтобы предложить ей ключи, чтобы она переехала ко мне, – красивый жест моего перед ней обязательства.

Обязательство. Может быть, именно это и выбивает ее из колеи.

Мередит не готова. Это то, что она пытается мне объяснить. Она говорит мягко, но это не может сгладить мою боль.

Она хочет подождать, чтобы найти себя, свой путь – и снова вернуться ко мне.

Ее предложение – сделать что-то вроде паузы, паузы для меня, для нас, для нашей любви… Как если бы можно было сделать паузу для скопившихся вопросов…

Я отчетливо понимаю, что это означает отдалиться от меня. И… не понимаю ничего. Недоверчиво смотрю на ее двигающиеся губы, которые говорят о страсти, влечении, которое она испытывает ко мне. Точно. Каждое слово как крик сердца. Ей тоже больно. Так для чего все это?

Словно загипнотизированная собственной речью, она говорит и говорит. Что она хочет быть на высоте нашей любви. Что для нее это история Любви с большой буквы, что она должна быть к ней готова… Сравнивает себя со мной – ей кажется, что она лишь набросок, а мысль о том, что она может так и остаться наброском, для нее невыносима.

Я хочу остановить ее, сказать, что она ошибается, но как, как бороться против этих убеждений, въевшихся в кожу? Она уверена, что отсутствие самоуважения с ее стороны разрушит наши отношения. Она аргументирует: «У тебя все есть: уважение, признание. Ты – продюсер передач, которые уже завоевали место». Возвращается к тому вечеру, говорит, что ей все это было неприятно. Что ее «ядовито» спросили, где она играет, что она не может терпеть эти скрытые усмешки, адресованные ей.

Комплекс неполноценности, который она тащит за собой, как огромный медный шар, уже многие годы, с тех пор как ее мещанская семья из провинции охладела к ней, узнав, что она хочет быть актрисой; это преследует ее безостановочно.

Я напрасно стараюсь сказать ей, что я в нее верю, даже если она пока не построила свою карьеру. Нет, по ее словам, она хочет стать кем-то до того, как броситься с головой в отношения с одним-единственным человеком. Единственный – это я. Но 1+1=3, неужели она до сих пор в это не верит?

Я хотел сказать ей, что это смешно. Что в ней нет ни капли эмоциональной зрелости, хотя пора бы уже. И правда, ей с трудом можно дать 32 года – с ее-то детскими причудами, которые она пытается спрятать под маской взрослого. Эти ее мятежные веснушки, этот живой отвратительный характер, ее желания принцессы на горошине… А приступы безумного смеха, который я люблю вызывать, изображая петуха, клюющего зернышки? Ее смех привносит краски и смысл в мою жизнь, в мои дни и больше всего в мои ночи… Ее велюровая кожа, которую я ласкал бы до «ночи времен», как у безумного Баржавеля[1].

Безумный, точно безумный. Только я.

Жилка на моем лбу демонстрирует уровень моего бедствия.

Я смотрю на нее, на эту идиотку, больную, шарлатанку, мою любовь. Какая она красивая, когда сходит с ума.

Я прошел огонь, воду и медные трубы, чтобы ее отыскать. Все мои истории до нее стали призрачными с тех пор, как она заслонила все своим взглядом, улыбкой. И теперь, когда я наконец обрел свою жемчужину, она хочет взять паузу и покинуть меня?

Жизнь не имеет смысла.

Мередит следует по цепочке своих доказательств, сотканных из нитей абсурда.

– Я тебя люблю, именно поэтому я хочу это сделать! – кричит она наконец. – Я должна пойти на риск потерять тебя, чтобы после отыскать тебя снова, понимаешь?

Никогда не слышал ничего бредовее. Но, должен сказать, для незрелой актрисы, кем она и является, это значительный опыт в драматургии.

– Во всяком случае, мы могли бы поддерживать связь! – пытается она меня убедить.

– А! Гениально! – горько произношу я и даже собираюсь взять право на еще несколько слов.

– Антуан! Все будет еще лучше, чем сейчас, я тебе обещаю. Наше общение по телефону, по почте, эсэмэски… Все это будет как нить Ариадны, вот увидишь! То, что мы не будем видеться какое-то время, – не конец, наоборот. Мы могли бы даже нежно любить это отсутствие.

Я пытаюсь вернуть ее к разуму, в последней попытке надежды трясу ее за плечи:

– Эй, Мередит! Мы не в театре! Ты бредишь! Ты холодно сообщаешь мне, что ты меня бросаешь для того, чтобы исследовать… я не знаю что – какие то главные вопросы про тебя, меня, жизнь, любовь и что там еще?

– Ты не понимаешь…

– Ах да! Прости меня, что я тебя не понимаю!

вернуться

1

Имеется в виду фантастический роман Рене Баржавеля «Ночь времен» (1968). В русском переводе роман вышел под названием «В глубь времен». – Здесь и далее примеч. ред.

2
{"b":"650875","o":1}