Капитан Волошин сокрушённо закачал головой, а на словах добавил:
– Никто из спецов на отстрел Шамана и Марты не соглашается. Вы, наверное, не знаете, что белая волчица…
– Да знаю, …знаю я, капитан, по чину мне положено знать, что усыпила она спеца, Егора Лютого, на утёсе, да ещё следы от своих когтей там оставила инопланетные… Был я там, видел эти её знаки, чего только – не понятно! …Что предлагаешь?
– С отстрелом волков мы опоздали. Раньше нужно было это сделать…
Игорёша, формальный лидер здешней молодёжи, до этого лишь видимый крепким молодецким телом, не усидел молча:
– И правильно…, что опоздали! – рыкнул он издалека кабинета. – Может, вызовем китобоев? А что, – загарпунят меч-рыбу!.. А с рысью, …рысью, что будем делать? А-а-а?! …О, придумал: зоопарк откроем! …Зырика в сумасшедший дом отправим? …Из артели уволился, дома бывает, как говорит Ульяна, жена его, по великим праздникам, знай себе – на утёс только и бегает: к Шаману с Мартой!
Михаилу не понравился, и не только ему одному, дерзкий тон Игорёши, хотя к себе, такому: невыдержанному и дерзкому, он уже всех приучил… Бригадир лишь усмиряюще глянул в его сторону, после чего, подсев ближе к председательскому столу, заговорил. Голос был привычно тихим и беспристрастным, оттого тишина и спокойствие установились в кабинете сразу же, по привычке – громче не скажет. Михаил согласился с Владленом Валентиновичем, что ситуация непростая, тем не менее, поведение и рыбы-меч, и Шамана с Мартой не лишено смысла…
– …Во-первых, рыбина выбрасывает на берег исключительно хищную рыбу, – бригадир стал загибать плацы для убедительности уже сказанного. – Во-вторых, никого из кедрачей, кто ходил по ягоды и грибы, а также, кто собирал валежник, ни Шаман с Мартой, ни рысь не тронули. И, в-третьих: Матвей, понятно, не сумасшедший – с ним что-то произошло, что именно – этого мы не знаем. Только я полагаю, что с весны среди нас не стало больше Зырика, а это – хуже или лучше? И для него самого, и для нас?..
Мнение присутствующих было однозначным: лучше для всех, а уж, как Матвею – этого, кроме него самого, никто не знает.
– …Вот и получается, что Игла, как её называет Матвей, против того, чтобы мы расставляли сети на промысловую рыбу, потому она и выбрасывает на берег самых коварных и прожорливых в озере: щук и окуней. Иное дело, что нас это не устраивает…
Теперь – дальше: в-четвёртых, на днях я узнал от старовера из Игнатовки, что в их поселении Шамана считают знамением Господа. Ангелом Ада – ну, вроде того. Оказывается, недавно он загрыз там старика, стрелявшего в него, но убившего в результате тринадцатилетнюю девочку, ко всему ещё и ослепшую до этого, затем загрыз его младшего сына, который с братьями охотился на Шамана, а среднему и старшему сыновьям, обоим, прокусил правые руки в ладонях. Как и нашим: Гутнику и Бочарову. …Прокусил! И на это обращаю ваше внимание…
– Погоди, погоди, Михаил Дмитриевич, – оживился председатель, – ты этим хочешь сказать, что этот… как его, …Шаман, убивает умышленно, и также умышленно наказывает?
– …И убивает, и наказывает, Владлен Валентинович – это вы точно подметили: умышленно, то есть, не как зверь!.. Есть ещё одна новость, в которую поверить всё равно, что согласиться с тем, что умом тронулся. …Литовка Эгле, жена Йонаса, понимает лай Шамана, и об этом она каким-то образом сказала мужу, а муж, соответственно, мне. Буквально вчера я узнал об этом. Так что, без Матвея и Эгле нам не удастся ни понять, с чем мы имеем дело, ни что-либо предпринять, чтобы не стало только хуже…
Слова Михаила возымели действия: Барчук тут же отправил Игорёшу за Эгле и Матвеем и объявил получасовый перерыв.
Поручению председателя Игорёша был несказанно рад: как когда-то молодухи и даже старые бабы ходили глазеть на Налима, бывало – толпами, так с начала лета мужики посёлка, и деды тоже, зачастили к дому рядом с утёсом, и в оба глаза пялились на Эгле. Игорёша не видел Агне, а говорили, что она краше, чем её мать. Но если от вида взрослой литовки жгла изнутри бешеная страсть, тогда?!.. Вот это «тогда» и несло его на крыльях чувственного любопытства и азарта по жаркой, как и ожидание увидеть наконец-то чудо, улице.
…Взгляд лазурных глаз Агне показался Игорёше рассветом, о котором он прочитал, когда-то и где-то, и запомнил: ожидаемый в душе, но до поры до времени не видимый сердцем. И вот он, оказывается, какой – рассвет любви! Сердце видит то, что хотела видеть душа: чью-то будоражащую нежность!
…Вернувшись в поссовет, Игорёша уже мало что слышал из того, о чём продолжали говорить собравшиеся в кабинете Барчука. Он по-прежнему столбил своей врождённой дородностью угол кабинета, собою потеснив в этом углу привычную пустоту, не понимая лишь того, что потеснило её что-то в нём. Дать этому определение он ещё не мог, лишь чувствовал его власть над собой, с удовольствием подчиняясь, особенно, воспоминаниям об Агне.
Тем временем разговор ни с Матвеем, ни, тем более, с Эгле у Барчука не клеился. Не могли ему помочь в этом и Михаил с капитаном Волошиным, а Йонас сутки, как выехал из посёлка по коммерческим делам. Намучившись непониманием, обе стороны вынужденно расстались.
Михаил по просьбе председателя задержался.
– Мне и смешно, и страшно, …веришь? – признался ему Владлен Валентинович.
Бригадир понимал состояние Барчука, но отмолчался. Ему самому – кто бы помог?! Из-за Иглы артель второй месяц подряд сработала на «неуд», а проблемы с лесозаготовкой только-только начинались! И объёмы кедрового ореха не беспредельны, к тому же орех – орехом, а муксун или хариус – эта рыба и в Африке… сибирские муксун и хариус! Ещё, как говорится, вчера нужно было решить вопрос с рыбой-меч, а у Михаила решения не было и сегодня.
На прощание пожимая руку председателю поссовета, он с грустью понимал, что уходит от него ни с чем. Поэтому, спускаясь пролётом скрипучих ступеней вниз, к выходу, знал, кто ему нужен и зачем – капитан Волошин, если ещё не уехал. Но начальник полиции и сам ждал бригадира в свой вишнёвой «Ладе-Калина».
До причала оба молчали, а заговорили лишь после того, как, покинув салон автомобиля, ступили на деревянный настил. Озеро дышало на них снизу, а тайга издали. Полдень томил, но ещё больше томила неоднозначность ситуации, в которой оба оказались: знали, кто рвёт и топит рыбацкие сети, оба несли ответственность за это, да только, действительно, кто в такое поверит? …Чтобы обыкновенная рыбина, огромная – да, диковинная – да, но всего-то безмозглая меч-рыба, фактически и практически запретила кедрачам вылов из озера промысловых видов рыб?! Она, видите ли, сама ловит для них окуней и щук, выбрасывая их на берег ежедневно.
– … Крайними всё равно будем мы, …ну, я – это точно! – вроде, как, больше пожаловался капитан, докуривая жадно. – Не знаю, как тебе, Михаил Дмитриевич, а мне этот геморрой не нужен – от собственного не нахожу себе места вторую неделю!.. Ты спрашивал, что делать – отвечаю без лишних ушей: вызвал я кое-кого, вот-вот подъедут.
– Кем они займутся? – не просто так поинтересовался Михаил.
– Всеми сразу!..
Игорёша Костромин едва сдерживал шаг, чтобы не бежать к дому Агне. В нём не было сомнений, а надо ли так спешить, к той, что лишь взглянула, улыбнувшись. Но улыбнулась, а улыбка – те же слова. И они Игорёшу согрели и обрадовали. Согрели надеждой – его не просто заметили, а радость и вовсе небывалая… А когда он намерено взял её руку в свои ручища, как бы прощаясь, их трепетность говорила: «До свидания!». И это же чувство в тот момент отрывало его, большого, сильного и тяжёлого, от земли; ему самому, ух, как хотелось, чтобы оторвало и забросило даже куда-нибудь – под облака или за облака, – но только с ней. …И Агне будто бы знала, что Игорёша ушёл ненадолго и уже возвращается – сама вышла ему навстречу…
–
…Капитан Волошин, пригладив брови, словно они могли помешать ему каким-то образом пожимать руки троим крепеньким и сбитым в плечах мужикам, что он и сделал поочерёдно: пригладил брови – пожал руки. Михаил сообразил, что это и есть те самые, …вызванные Волошиным люди. Чтобы занялись всеми, и сразу: очумелой рыбиной и Шаманом с его кодлой, куда затесался с недавних пор и Матвей Сидоркин. И хотя в его памяти были свежи лица прежних троих спецов-волкодавов, сбежавших до полудня в тот же день, как прибыли в Кедры, эти, подкатившие к причалу на серебристой «BMW» уж совсем не были похожи на укротителей звериного беспредела: в молодёжных джинсах, в пёстрых рубахах на выпуск и в таких же, пёстрых, банданах, хотя каждому – под пятьдесят. «Стиляги!» – грустно подумалось бригадиру. Он было хотел уйти – толку-то от этих взрослых петушков…, но капитан, вроде, как прочувствовав скептицизм Михаила, успокоил:
