И снился Мишке сон. Добрый, светлый. Мама поздравляет его с днём свадьбы и улыбается радостно. А рядом с ним во всём белом стоит девушка. Красивая! Слов нет. Мишкино лицо растягивается в улыбке, гости кричат «горько». Он пытается поцеловать свою невесту. Глаза закрываются сами собой… и, вдруг, она толкает его руками в грудь, Мишка летит вниз. Следом будто падают слова: «твоя новая жизнь только начинается или…».

Пананин резко открыл глаза. Сердце бешено стучало, на лбу выступил пот. Вокруг темно и совсем рядом могучий богатырский храп.

Прошло несколько минут, прежде чем Мишка сообразил, где он находится. Он вспомнил всё, что произошло недавно. И так стало ему жалко себя, что из глаз потекли слёзы. Захотелось домой, где еда, компьютер, мама…

Вскоре его накрыло полностью, как только вспомнил, что вокруг идёт война, и он может погибнуть. Мишка с трудом сдерживал всхлипывания, засунув в рот кулак.

Взрыв прозвучал настолько неожиданным, что полный мочевой пузырь Мишки опростался, забыв спросить хозяина. Палатка подлетела, и сбитая комьями земли завалилась.

– Миша, живой? – крепкая рука Терёхина, не дожидаясь ответа, уже рванула Пананина за шиворот, поставила на ноги и увлекла к противовоздушной щели.

Чего уж тут сопротивляться, когда тебя пытаются спасти. А вокруг вставали разрывы, свистели осколки, кричали раненые, падали убитые. Смерть пришла под утро, выкашивая ряды полусонных, раздетых красноармейцев. Запрыгнуть в щель Мишка с напарником не успели, взрыв за спиной сбросил их на дно земляного укрытия и присыпал хорошим слоем земли. В отбитом теле ощущалась боль, но за какой-то гранью осознания. Терёхин пытался повернуться в узкой щели, сдавливая Мишку, да видно, понял, что пока это невозможно, затих.

Взрывы затихли также неожиданно, как и начались. Повар резко дёрнулся, придавливая Пананина, и встал отряхнувшись. Мишка провалился глубже в щель, уткнувшись лицом в землю. И сразу активно заработал руками и ногами, стараясь выкарабкаться. Через пару минут ему это удалось.

Мишка попытался задать вопрос и успел только мыкнуть, как грязная широкая ладонь повара крепко зажала ему рот.

– Тихо, – прошептал Терёхин, – немцы…

Мишкины глаза округлились. Боль, которая разрасталась в отбитом теле, мгновенно притупилась. Он обессилено опустился на колени. В это время раздались беспорядочные автоматные и винтовочные выстрелы.

– Раненых добивают, сволочи. Войну хорошо слышать, да тяжело видеть, – хмуро произнёс Терёхин, оглядываясь вокруг.

Мишке удалось убрать ладонь повара с лица.

– Что будем делать? Бежать? Только у меня ноги подгибаются. Может их перестрелять?

Мишку начало трясти мелкой дрожью, застучали зубы, задёргалась рука.

– Сказал бы словечко, да волк недалечко, – угрюмо ответил Терёхин.

– Хенде хох, швайне! – два немецких солдата направили винтовки на Мишку и повара. – Ком.

Один из немецких солдат показал стволом направление, куда им следует идти.

– Пошли, Мишаня, пошли, – пробурчал Терёхин и полез из щели наверх.

Мишка, чувствуя, как пот обливает всё тело с головы до пят, начал карабкаться следом. Развороченный край щели, где был выход, проминался под ногами. Испачканный в земле, перемазанное грязью мокрое лицо, неуклюжесть движений и большой живот, развеселили солдат. Они разом загоготали, тыкая пальцем на Мишку. Белое исподнее превратилось в чёрно-серое. Мишка с трудом вылез наверх.

Оставшихся в живых построили в один ряд у оставшейся невредимой кухне. Мишка скользнул по строю. Человек двенадцать осталось. Почти все в исподнем. Вон только Смельченко успел штаны натянуть. Вирый с перебинтованой головой, Коробейник, растерянно озирающийся вокруг, Шевчук с мрачным видом, Точилов с подбитым глазом. Старшины не было.

Немецкий офицер прошёлся вдоль стоящих пленных.

– Служить Великая Германия есть кто? – в этот момент офицер остановился напротив Мишки и ухмыльнулся, оглядев того с ног до головы. – Отчень странный сольдат. Так выглядеть большой командир. Звание, фамилия!

Мишка сглотнул вязкий комок в горле, растерялся под пристальным взглядом офицера, зашарил ладонями по грязным кальсонам.

– Это мой помощник, господин офицер, – сказал Терёхин, глядя на представителя высшей арийской расы сверху вниз.

Тот перевёл взгляд на повара.

– А ты есть кто? – немного опешил офицер.

– Красноармеец Терёхин, повар.

– Повар? А он твой помогать? – глаза немца округлились от удивления. – Такой большой повар и такой круглый помощник! Жить кто хочет, тот переходить к нам. Ты кароший повар?

– Вроде никто не жаловался, – пожал плечами Терёхин.

– Корошо.

Офицер задумался. Ещё раз оглядел Мишку.

– Повар на кухня. Этот круглый расстрелять. Остальные плен.

Мишка вздрогнул, по виску и щеке покатилась капля пота.

«Меня расстреляют. Совсем. Меня больше не будет. И я не увижу это небо, лес, поле, Ивана Николаевича…».

– Господин офицер! Никак не можно расстрелять моего помощника.

– Молчать! – взвизгнул немец и побагровел от злости. – Марш кухня!

Терёхин вздохнул и побрёл к стоящей рядом полевой кухне. Мишка посмотрел ему вслед, и такое зло взяло его на этого франтоватого офицера, на немецких солдат, на себя, что он, не соображая, что делает, со всей силы воткнулся головой в живот немецкого командира. Тот ойкнул и упал на спину. Мишка свалился рядом. Пленные красноармейцы застыли от неожиданного развития событий. Немецкие солдаты отреагировали быстро. Ближние уже оказались рядом с пленными, а дальние активно подтягивались. Мишка попытался встать, но его уже пинали ногами солдаты.

Обливаясь кровью из разбитого носа, Мишка старался прикрыть голову, но оценивая ситуацию вокруг. Вдруг, немцы перестали его бить и начали разбегаться. На лицо Мишки прилетели капли чего-то горячего. Впрочем, не только на лицо. Он повернулся в ту сторону, откуда долетали ужасные крики и визги. Огромный Терёхин махал топором налево и направо. Солдаты врага забыли про оружие, бросали его и бежали кто куда. Заляпанный чужой кровью с головы до ног, со зверским оскалом повар, крушил людей, словно тоненькие осинки. Такого жуткого зрелища Мишке видеть ещё не приходилось. Офицер сидел на земле и вытаращенными от ужаса глазами и открытым ртом, наблюдал действие. Будто сама смерть вселилась в русского богатыря и собирала свой жуткий урожай.

Пленные вышли из ступора, схватили винтовки и начали расстреливать убегающих врагов.

«Сколько же их было? Наверное, около пятидесяти. Но как так получилось, что немцы бегут?»

Мишка встал на ноги и оступился, подвернулась нога. Для балансировки он выбросил в сторону руку, которая просвистела рядом с головой офицера. Лейтенант поднял руки.

– Я – сдавайс! – крикнул он, падая на землю. Шальная пуля в одно мгновение просверлила дыру в его шее.

Мишка с ужасом наблюдал, как из пробитого горла толчками выходит кровь. Рука, потянувшаяся, чтобы зажать рану, остановилась на полпути. Широко раскрытые глаза лейтенанта медленно стекленели. Не в состоянии отвести взгляд от страшного зрелища, Мишка услышал крик, смысл которого до него так и не дошёл. Близкий взрыв за спиной накрыл весь мир. Взрывной волной Мишку перевернуло, бросило лицом вниз и засыпало толстым пластом земли.

– Бежим, братцы! Танки! – услышал он на грани сознания глухой, срывающийся голос. Дальше всё исчезло…

Мишка очнулся и никак не мог сообразить где он и что с ним. Что-то тяжёлое придавило его и не давало двигаться. Он осторожно открыл глаза – темнота. Облизнул пересохшие губы – земля! Отплевавшись, понял, что воздуха мало.

«Меня похоронили заживо? Но я ведь живой! Я – живой!»

Мишка рванулся со всей злостью, на которую был способен. После некоторой борьбы ему удалось выползти наверх. Он с шумом втягивал в себя свежий летний воздух с привкусом тола. Шея затекла и ныла, болела спина и слегка шумела голова.

«Вот она какая – война. И я на войне. На самой настоящей войне».