Денис обернулся и смерил помощника взглядом.

– Я сам проанализирую, Пифагор. Не ясно выразился?

Глаза мужчины потемнели (они всегда темнели, когда Денис, как координатор, отказывался от помощи, становился заносчивым, недоверчивым или проявлял неуважение к системе координации – а делал он это всё чаще и чаще).

Денис посмотрел на мониторы. Затылок охватила тупая ноющая боль, уже привычно возникающая ближе к вечеру.

– Что насчёт седьмого легиона?

– Их нумерат слишком самостоятельный, – ответил Пифагор. – Он частенько пытается отступать от Кодекса.

Денис перевёл взгляд на седьмой монитор. Четыре зелёные точки находились сейчас в одном месте – доме, что предоставила им система координации.

– Нам не нужны самостоятельные, нам нужны исполнительные, – произнёс Денис холодно. – Обнулите. Только его не предупреждайте, иначе он что-нибудь предпримет. На замену возьмите того парня, которого мы обсуждали вчера. Как он, кстати, себя показал?

Пифагор не ответил. Денис снова обернулся и взглянул на помощника, нахмурился.

– В чём дело? Он не подходит? Я же его лично отобрал. Вербуйте.

– Да, он успешно подтвердил все четыре параметра, – ответил Пифагор. – Только есть одна загвоздка. У него на руках грудной ребёнок, а жена недавно погибла. Суррогат не сможет заменить избранного нумерата, так как не способен полноценно стать родителем этого ребёнка. Такая замена в системе запрещена.

– Я знаю правила, – бросил Денис. – Но нам нужен этот нумерат.

– И что делать?

Денис посмотрел в тёмные глаза Пифагора.

– Сделайте так, чтобы ребёнок оказался в приюте. Отца заберите.

– Но вербовать без замены на суррогат запрещено. Это основа равновесия.

– Основа равновесия – дисциплина. Нам нужны хорошие солдаты, а не предприимчивые вольнодумцы. – Денис указал подбородком на дверь. – Выполняйте.

Помощник кивнул, надвинул шляпу на лоб так, чтобы скрыть за тенью полей пол-лица, и, чеканя шаг, вышел из кабинета. Но прежде чем дверь за ним закрылась, из кармана его плаща-шинели выпал листок и спикировал на паркет.

Денис хотел было окликнуть помощника, но вовремя остановил себя: Пифагор бы никогда не выронил из своего кармана того, что не предназначалось для чужих глаз.

Это не случайность.

Конечно, нет.

Тайное послание адресовано координатору.

Денис поднял листок – плотный, как картон, серый, размером с ладонь – и развернул. Внутри чернела надпись из четырёх предложений. На первый взгляд это был бессмысленный набор букв, но Денис понял сразу: перед ним криптограмма.

Записка гласила:

«ЙКУОЧ, ЫФЭКЮВ ЩНУЁШВ ХЦЁЗЙЩ? ЖЩЙВ ЧКИФЙУЕ З ХФСУФЭВ З ЖКСФТ РЦФСОРК. УЁПЙО ЙОКНФ. ЗШФЦФИФ ЮЁУЧЁ УК ЖЩЙКШ».

– Прекрасно, – прошептал Денис, поморщился.

Неужели Пифагор считает его идиотом? Мог ведь проявить уважение и использовать более сложную систему шифрования. Да тут одного взгляда достаточно, чтобы увидеть ключ: плюс шесть по шифру Цезаря.

Но, видимо, подумав, что Денис не способен догадаться, что к чему, Пифагор оставил ему ещё и кричащую подсказку: первое слово и запятую.

– Прекрасно, – повторил Денис, ещё больше хмурясь.

Внутри забурлила обида, перекрывшая даже желание узнать содержание записки.

Денис не стал использовать виртуального ассистента под длинным названием «Дополнительный опытный нейрокомпьютер с наносетью анализаторов», который все именовали не иначе, как Донна.

Он сам сел за широкий рабочий стол, достал из ящика листок бумаги и быстро набросал на нём русский алфавит. Со знанием ключа на расшифровку ушло минут пять.

В итоге получилось следующее:

«Денис, хочешь узнать правду? Будь сегодня в полночь в Белом кролике. Найди Диезо. Второго шанса не будет».

Где находится «Белый кролик», и кто такой Диезо, Денис не знал. Да и насчёт второго шанса не возникло никаких мыслей. Зачем ему второй шанс, если он и первый использовать не собирался?

Денис уставился на стену с мониторами. Суета и шпионские игры ему были не нужны.

Он устал.

Два года он выравнивал работу системы координации, два года он делал всё, чтобы добиться какого-никакого, но всё же, мирового равновесия. Он спал по пять часов в сутки. Чтобы неукоснительно следовать требованиям осевого связного, он создавал не только сложнейшие живые уравнения, но и неотрывно следил за легионами, их здоровьем и развитием навыков, отбраковывал и выводил из системы тех, кто не справлялся.

Он, как селекционер, создавал самых стойких, сильнейших нумератов. Как военный генерал, собирал такую армию, чтобы солдаты в ней дополняли друг друга, точно шестерёнки часов.

И он устал. Да, он устал, как ездовой пёс.

Порой тело бунтовало: за последнюю пару месяцев Денис трижды упал в обморок прямо перед мониторами.

Хорошо, что база имела современный медицинский комплекс и врачей, умеющих поднимать пациентов чуть ли не из могилы. Персонал, кстати, до сих пор удивлялся тому, что Денису в столь молодом возрасте доверили систему координации. Конечно же, никто не говорил об этом открыто – шушукались по углам.

Денис перестал считать дни, он их не замечал.

Время для него исчезло.

Ещё зимой от Донны он узнал, что ему исполнилось восемнадцать. И если бы не виртуальный ассистент, Денис бы даже не вспомнил о собственном возрасте, и о том, как бежит время. Ведь не заметил же он, как прошли ещё шесть месяцев, и наступило лето.

Он редко покидал кабинет, чтобы насладиться свежим воздухом или прогуляться, хотя бы по Сфере, – комплексу лабиринтов и этажей с особыми лифтами. Не все из них были доступны сотрудникам Сферы, зато координатор мог беспрепятственно пользоваться любым из них за счёт метки сампи, нестираемой татуировки, похожей на перевёрнутую букву «Э», темнеющей на правом запястье.

За два года, что Денис пребывал в статусе координатора, он ни разу не покидал базу. Он и не знал, где эта база находится (никто из сотрудников не знал).

Все его поручения, даже самые важные, исполнял Пифагор, а чтобы отвлечься, Денис порой проводил час-другой в бассейне, тренажёрном зале, тире или на автодроме.

Кодекс гласил, что координатор – главный в системе равновесия, но на самом деле Денис ощущал на себе тотальный контроль. Неусыпные камеры и считыватели не сводили с него сверхчувствительных электронных глаз.

Они знали о нём всё: каждую родинку на теле, каждый вздох, каждую физическую реакцию. Казалось, они читали даже его мысли и записывали их на носитель, чтобы в один прекрасный момент предъявить ему на суде.

Но это было ещё полбеды.

Вот уже два года его левую лодыжку плотно облегал нейродетектор – широкий, сантиметров в десять, браслет из чёрного материала с диодным датчиком и магнитным ключом.

По незыблемым правилам, нейродетектор снимать запрещалось, и не важно, спал координатор, работал в кабинете, плавал в бассейне или принимал душ. Браслет клещом сидел на его левой лодыжке.

Но самое ужасное заключалось даже не в дискомфорте или наличии анализирующего и следящего устройства, а в том, что, если координатор попытается освободиться от браслета, детектор мгновенно сдетонирует.

По большому счёту, Денис носил на себе мощнейшее взрывное устройство.

Он не помнил ничего, что происходило с ним до того, как он очнулся в Сфере, зато первый час врезался в память навсегда. Тот самый час, когда он проснулся на матовом столе пустого белого кабинета и обнаружил на себе этот паршивый нейродетектор.

Уже тогда, в первую секунду осознания, что-то подсказывало ему, что с обратной стороны стен за пробуждением своего координатора наблюдают десятки глаз.

Как выяснилось позже, Денис не ошибся.

Но тогда он пребывал в полной растерянности и ощущал себя новорождённым.

В Сфере он проснулся голым. Голым настолько, насколько это вообще было возможно, – на нём не нашлось ни одежды и ни единого волоска. Его тело словно выжгли лазерами, истребив волосяные луковицы. Лишь через два месяца на голове появился чёрный ёжик, ну а год спустя Денису даже пришлось постричься.