На окнах висели драные розовые шторки, а сами стёкла были выложены разноцветным витражом. На деревянных столах под лаком красовались разные надписи. Пустые бутылки и пачки сигарет украшали ниши в стенах, создавая декор а-ля «после бурной попойки». В общем, эстетика раскрепощённости и безалаберности соблюдалась тут в полной мере.

Я к этой субкультуре имела лишь косвенное отношение – одно время ходила на репы знакомой панк-рок группы. Их гараж не отличался чистотой и опрятностью, да и пахло там отнюдь не кофейными зёрнами. Антураж «под панк» гораздо приятнее действительности.

Егор тут явно уже бывал, и не раз – он отступил к стойке, чтобы крепко и душевно обменяться рукопожатиями с местным бариста. А тот разулыбался Импу как старому другу. Администратор пригласила нас на второй этаж, а только мы заняли столик, появился официант с меню.

Есть я не хотела, но миндальный латте заказала. Егор же взял капучино и несколько капкейков. Потом стащил очки, кинул на спинку дивана джинсовку, вывалил из карманов всякое барахло: телефон, ключи от машины, зажигалку, пачку сигарет, пластинки жвачки, и прикурил, вопросительно глядя на меня. Что, мол, дальше?

Я в это время достала из сумки ручку и чёрный глянцевый блокнот, открыла диктофон на мобиле. Но начать решила с нейтрального, не под запись.

– Как прошло выступление?

– Пиздато, не хуже столичного, – отозвался Егор. – Я люблю большие концерты, они сильно заряжены энергетически.

– А с Гришаней разобрались?

– На следующее утро он приполз обратно в «подтанцовку Императора», – буркнул парень. – Ночь и одиночество хорошо вправляют мозги, лучше любых друзей, малышек, алкоголя и веществ. Надо просто остаться наедине с собой, в комфортной обстановке, расслабиться и прислушаться, что там, блядь, внутри, что ты хочешь от себя, от этого мира. И кстати, Игла, ты не включила диктофон. Я тут распинаюсь впустую? Учти, свои мудрые мысли я по десять раз повторять не буду, – он усмехнулся.

– Я знаю, что не включила. Решила сначала немного побеседовать по-дружески.

Его нахальный взгляд меня раздражал. Не потому ли, что то и дело проскальзывал по моей фигуре? А ещё этот дерзкий голос. Слыша его, мне казалось, я теряла собственную уверенность, хоть никогда не записывала скромность в число характерных черт.

– Тактический ход, значит, – вскинул брови Имп и взбил волосы у лба, но они тут же вернулись по пробору. – Но я не дружбу заводить пришёл, а работать.

Чтобы не вспыхнуть, мне пришлось сделать усилие.

– Извини за непрофессионализм, этого больше не повторится, – сказала я холодно и потянулась к кнопке диктофона, но Егор вдруг подался вперёд и поймал мои пальцы.

Его прикосновение пустило тяжёлый ток по руке, и, вырвавшись, я стукнула костяшками по столешнице, отчего чашки задребезжали.

– Да чего ты дёргаешься или так неприятно? – Имп отпустил меня и откинулся на спинку, глядя на меня ещё пристальнее, чем раньше.

А ещё – с хитринкой, довольством и любопытством. Короче, наблюдал, что я буду дальше делать, что говорить. И это снова меня разозлило. Спасибо, Егор, что тренируешь мою выдержку. Хотя, наверное, по моему раскрасневшемуся лицу и полыхающим глазам и так понятны все эмоции, но открыто я не выскажусь.

Я потёрла ушибленную руку, хотя болело не сильно. Мне померещился запах сигарет, перешедший на мою кисть с пальцев Импа.

– Для тебя, может, так людей хватать – в порядке вещей. Но пожалуйста, мою интимную зону не нарушай! Я не люблю, когда в неё бесцеремонно вторгаются!

Казалось, Имп еле сдерживал улыбку. По крайней мере, его взгляд потеплел, или нет, исторгнул тепловое излучение максимальной степени. И мне стало жарко.

– Похоже, ты и сама не понимаешь, как сладко поёшь, – сказал он. – Собственно, я только хотел сказать: работа для меня на первом месте. Так что давай перейдём к интервью, а потом уже займёмся дружбой, любовью, или чем захочешь.

Нет, всё-таки выдержки мне не хватит, так можно перегореть или быстро дойти до успокоительных. Окинув его полным негасимого негодования взглядом, я не стала комментировать последнее заявление, включила диктофон и перешла к вопросам.

Егор отвечал охотно, но лаконично и с налётом пафоса, уточнял конкретику, чтобы в широком коридоре возможностей выделить себе узкое ответвление. А некоторые вопросы просто «прокручивал»: говорил, и много, но не о том, о чём я спрашивала. Известный приём, когда интервьюируемый хотел уклониться от правды.

Но Имп ни разу не отказался отвечать, всегда высказывался в пределах допустимой откровенности. Цедил информацию о себе по каплям, но и на том спасибо. Я чувствовала, что он не обманывал, не приукрашивал и не лицемерил.

Правда, иногда мне казалось, что мы с ним мыслили в разных, не пересекающихся даже в мелочах, плоскостях. Порой мозг ломался, когда я пыталась сообразить, что конкретно он имел в виду. Свои мысли Егор часто выражал метафорично, ссылаясь на каких-нибудь людей или ситуации.

Мне нравились ленца, с которой он говорил, и поведение под обстрелом вопросов. Моё тело странно реагировало на спокойный тембр: мурашки расходились по спине. Одни слова Имп зажёвывал, другие произносил напротив чётко и медленно. Акценты во фразе расставлял, как карта ляжет. И вскоре я узнала истинную причину подобных увёрток:

– Ну, когда уже начнутся интересные вопросы? Долго ещё будешь гнать эту туфту?

Я спрашивала о творчестве, планах, посылах в определённых треках, отношениях с теми или иными участниками хип-хоп тусовки.

– Ты вообще-то сам сказал, что работа важнее всего, вот я и не трогала тему личного. Мне что, спрашивать, какие девушки тебе нравятся: брюнетки, блондинки, рыжие? – почти возмутилась я.

– Предпочитаю шатенок, – кивнул он невозмутимо. – Но цвет волос, глаз или фигура не определяют мой выбор. Ум, сила, характер – это зацепит больше, – он потёр губу и посмотрел так, будто хотел, чтобы я поняла.

Я поняла, не дура же. Он специально это сказал, чтобы посмотреть, как отреагирую. Я могла приписать себе все перечисленные качества, но поверить, что всерьёз зацепила его – нет. Ещё я успела понять, что Егор любил шоу и игру в психиатра: развести человека на эмоции и зарегистрировать состояние.

Я была почти уверена, что он нарочно провоцировал, чтобы я смутилась, покраснела, опустила взгляд или как-то ещё продемонстрировала, что он мне небезразличен.

Не дождётся! Чтобы понравиться мне, потребуется больше, чем шуточки ниже пояса.

Я чуть приподняла подбородок и склонила голову, размышляя, что бы спросить. Повторила его манеру: обсмотрела фигуру, руки в вечных узорах. Так, почему бы и нет?

– Твоя последняя татуировка?

– Лого моего лейбла, – он кивнул на плечо левой руки.

Кажется, это была корона, но с моего места она виделась чёрной кляксой. Я чуть прищурилась, стараясь разобрать детали, и Имп благосклонно предложил:

– Посмотри поближе. Не разочаруешься. Стоит того.

Пододвигать руку он не собирался, продолжая расслабленно полулежать. Я перегнулась через него, рассмотреть работу мастера.

Это действительно оказалась большая императорская корона, но не из металла, а из костей, с которых местами свисали ошмётки плоти. Небрежно выполненной она казалась лишь на первый взгляд, а стоило присмотреться – поражала детализацией и техникой исполнения. Подмечая мелочи и узоры я склонялась всё ниже, чтобы рассмотреть получше.

Егор же глядел на меня, но его отстранённый взгляд не напрягал, и я постаралась не обращать на него внимания. Я острее ощутила аромат его туалетной воды: что-то свежее, сладкое и дурманящее, этот запах уводил голову и напускал туман в мысли.

Наверное, его парфюм виноват, что я так увлечённо тянулась вперёд, пока моё лицо не оказалось над его животом. В этот момент Император пошевелил бёдрами, и мой взгляд неосознанно приковался к его ширинке. Твою мать! Он это нарочно?

– Нагнись-ка пониже, а то только соски не видно, – вдруг выдал Егор ехидным тоном.