Час потренировался, вернулся в раздевалку, достал телефон – есть! – звонили! Я как был – взмокший, в кимоно – стал перезванивать. Ответили сразу. Но это оказался не университет. Совсем другой абонент, которого я услышать вовсе не ожидал.

– Привет, – сказала Маша, – it's me…

– О, привет, чего вдруг звонишь? А что это за номер? Случилось что-то?

– Да нет, все нормально. Просто я здесь.

– Где?!

– В Нью-Йорке. Если тебя интересуют подробности – в Holiday Inn на сорок седьмой.

– Шутишь ты, что ли? Каким образом ты здесь? Почему?

– Тебе как – по телефону рассказать? Или, может, все-таки увидимся?

– Черт, Маша, да я просто… все так неожиданно…

– Я нарушила твои планы?

– Прекрати. Может человек растеряться? Тем более от радости…

– Если от радости – тогда может, так и быть.

– Сорок седьмая? Я у тебя буду через полчаса, встречаемся в лобби, да?

– Жду тебя.

Олени так несутся по тундре, не разбирая дороги, когда наталкиваются на газопровод, как я бежал к метро. В сторону, вы все! Не стоять у меня на пути! Меня ждет Маша!

Только оказавшись в вагоне и отдышавшись, удивился по-настоящему. Что за неожиданная поездка? И почему не предупредила заранее? И как вообще-то мне с ней держаться?

Как держаться – вопрос не праздный. Мы с Машей знакомы уже полгода, из которых не виделись четыре месяца. Вот послезавтра будет ровно четыре, я помню, между прочим, и в каком платье ты была в тот наш последний день – тоже помню.

Видеться – не виделись. Только переписывались раз по пять-шесть в день, и скайп по выходным, когда можно на разницу во времени не обращать внимания, часа по два.

В Москве мы познакомились, of all places. Я там два месяца копался в архивах – в Институте современной истории, а она в этом институте работает.

Мой диплом называется «Ценностный вклад выходцев из бывшего СССР в социо-культурный контекст США». Барышников, Довлатов, Бродский, Лосев, Немезян – вот мои клиенты. Поездки в Москву, то есть, мне было не избежать. Я, правда, и не сильно сопротивлялся, честно говоря – интересно же посмотреть, откуда ты взялся, в смысле, предки твои – мама моя и отец оттуда, из Москвы, она эмигрировала в девяностые, он остался, и больше я про него ничего не знаю, эта тема в нашей семье – табу.

Машу ко мне приставили для сопровождения, потому что она там единственный молодой человек и к тому же говорит по-английски. Истории-то он институт современной, но средний возраст сотрудников – за шестьдесят, поздновато им иностранные языки осваивать. Не идеальный, конечно, у Маши английский, но в сочетании с моим таким же русским – мама меня заставляла в детстве его учить, но я сопротивлялся, – короче, нам для общения вполне хватало.

Не скажу, что архивы эти мне сильно помогли в работе. Хаос там царил настоящий, половина фондов оказались вообще не разобраны, а самое интересное было недоступно для иностранцев – разрешения какие-то нужны, dopusk. Если бы не Маша, которая знала, где что лежит, и главное, обладала удивительным умением уговаривать людей – только благодаря ей меня пускали туда, куда вообще-то не должны были, – если бы не она, можно было смело сказать – зря съездил.

Кроме того, она мне если не жизнь, то уж здоровье точно спасла. Научила, как в Москве правильно питаться, чтобы не заработать язву.

Рецепт оказался простым. Никогда, сказала она, не ходи в дорогие места. И никогда не ходи в дешевые. И никогда не ходи никуда, кроме грузинской кухни. Понял?

Понял. А могу я тебя пригласить? Это я где-то через месяц после нашего знакомства спросил, когда стало окончательно ясно, что плевать на все – и на то, что Маша меня на два года старше, и на то, что на голову выше – просто не имеет это все никакого значения. А важно только одно – есть у меня повод ей позвонить или написать сразу после того, как вернулся к себе после работы, или я его еще не придумал? Себя-то чего обманывать?

Можешь, сказала Маша. Но лучше я тебя приглашу. Потому что самая правильная грузинская кухня в этом городе – у меня дома.

– Ты грузинка?

– Нет. Просто у меня есть мама.

– А, – говорю, – понятно, у меня тоже. Но вообще у нас с родителями знакомятся уже только тогда, когда отношения серьезные. А у вас?

– А у нас, – сказала Маша, – обычно уже после развода. Ты приходи, не бойся.

– Я и не боюсь.

Очень хороший получился тот вечер. Честное слово, вкуснее lobio и khachapuri, чем у Марины Евгеньевны, я не пробовал. Ну и сам не опозорился – нашел, где купить две бутылки настоящего грузинского красного, слава богу, не первый день в Москве, не полный lokh, как Маша выражается.

Марина Евгеньевна, когда увидела, как я с ее вторым именем мучаюсь, сразу сказала – оставьте, Дэвид, давайте – просто Марина. Я был ей очень благодарен.

Она еще ко мне все время присматривалась внимательно. Я думал – почему? А она сама сказала: просто поразительно, как вы похожи на одного человека, просто одно лицо, мы с ним работали когда-то вместе… я вам сейчас покажу. Принесла коробку, там фотографии старые, Polaroid еще. Нашла ту, которую искала.

На ней мужчина, он с коллегами на вечеринке, они Новый год отмечают, девяносто седьмой, на обороте фотографии написано. Действительно, удивительно – как будто я, только на двадцать лет старше.

Кто это? – спрашиваю.

Ну, так, просто человек, мы работали вместе. Но это не важно. А сходство вы тоже видите?

Да. Трудно не заметить. А можно с ним поговорить, с этим человеком? Может быть, он что-то знает про мою семью, в смысле, со стороны отца, может, вообще, родственник? А вдруг?

Сейчас, говорит, попробуем найти его телефон. Одной своей подруге позвонила, та – другой, и так по цепочке они его отыскали.

Марина набрала номер, здравствуйте, говорит, Володя, тут такое дело… Она ему все объяснила, потом мне трубку дала. Слышно было, что человек немного удивлен этим звонком, может быть, даже раздражен, но отвечал вежливо – нет, знаете ли, родственников у меня нет никаких, так что помочь вам, к сожалению, ничем не могу.

Тут я сообразил, что не назвался. Простите, говорю, я не представился. Меня зовут Дэвид Капович. Это моей матери фамилия, Юлии, она когда-то жила здесь, в Москве, даже знаю, где – в Лефортово, потом в девяностые уехала в Штаты. Теперь она Джулия. Ничего вам это имя не говорит?

Он помолчал. Нет, ответил, никогда не слышал, приятно было пообщаться, всего доброго. И отключился.

… Holy shit, я с этими воспоминаниями чуть свою остановку не проехал, еле выскочить успел на сорок седьмой.

Уфф, наконец-то, вот он, Holiday Inn… ну и толпа тут в лобби… это из-за морозов – никому не охота на улице встречаться, все собрались в тепле. Так, Маша, ты где? Ага, вижу – слепой не заметит – во-первых, возвышается над всеми, versta kolomenskaya, как некоторые выражаются, во-вторых, самая красивая здесь… и везде тоже, между прочим.

– Маша!

– Наконец-то… наконец-то… почему ты так долго?

– Я бежал изо всех сил, чуть не затоптал половину Нью-Йорка по дороге. Маша… как же я тебе рад!

– Я тоже…

– Ты почему расстроенная? Что вообще происходит? Как ты здесь?

– Не обращай внимания, просто устала, весь день в дороге, и перенервничала.

– Из-за чего?

– Из-за всего… я вдруг подумала – я прилечу, а ты здесь не один, у тебя кто-то есть, а со мной ты так – на запасной случай, а тут я заявляюсь.

– Так, остановились. Нет у меня никого. И ты не запасной случай. Поняла? Теперь рассказывай, что происходит.

– Это правда?

– Это, Маша, правда.

Все очень странно, говорит, очень. Только давай не здесь разговаривать, тут очень шумно и как-то неуютно.

– Хорошо, конечно. А где?