Вот в этом доме начальствующего состава и поселился больной малярией Мастаков. Помещение, в котором стояли три кровати, большой письменный стол, такая же тёмно-коричневая этажерка, заполненная до отказа книгами, и два мягких кожаных кресла, было достаточно просторным и чистым. На полу красовался слегка потёртый с большими узорчатыми ромбами ковёр. Справа от входа было две двери: за первой находилась небольшая каморка, приспособленная под гардероб, с вешалкой для верхней одежды. Кроме того, имелось несколько грубо сколоченных из досок полок, накрытых клеёнкой. Они предназначались для нательной одежды и хранения различных вещей. Вторая дверь вела в туалетную комнату, оборудованную всем необходимым и даже ванной с душем…

– Здравствуйте, меня зовут Николай Мастаков! – чётко по-военному доложил Николай, войдя в комнату.

– Здравствуй, здравствуй, герой! Мне уже поведали о твоих подвигах, когда спрашивали моё согласие на твоё поселение, – приветствовал его Воротынский, – ну а меня звать Владимир Денисович.

– Да, я вас знаю, товарищ начштаба! Ведь вы же мне вручали серебряные часы за оперативную разведку перед операцией под Кум-Дагом! Помните? Мы тогда махнули через скалы, вышли в тыл и устроили небольшую заварушку. Басмачи развернулись к нам, а нас и след простыл! Вот наши тогда их и накрыли по полной! – с азартом выпалил Мастаков.

– Да, правильно, ведь ты тогда руководил разведотрядом! Молодец! Ну, проходи, располагайся, будь как дома. Я уж тут вторую неделю отлёживаюсь: и привык, и обжился, и на поправку пошёл – уже могу даже без костылей ходить. Но одному скучно, хотя есть много книг, можно читать. Здесь знаешь какие замечательные врачи! – подвёл итог Воротынский.

– Владимир Денисович, какую мне можно занять кровать? – вопрошал Мастаков.

– А вон ту, осваивай с того края. Я, вот видишь, обосновался на этом краю. Так и будет у каждого своя территория, – предложил Владимир Денисович.

– А зачем тогда третья кровать? – недоумевал Николай.

– Понимаешь, мы с тобой в здравом уме и сами можем себя обслуживать, а кому-то нужна сиделка, вот и поставили третью кровать для обслуживающего медперсонала, – разъяснил своё видение Воротынский.

Средняя кровать действительно немного другая и заправлена была без простыней – просто солдатским одеялом.

Мастаков переоделся, повесил свою одежду в гардероб, а вещи аккуратно положил на свободную полку. Только прилёг, чтобы отдохнуть, как в дверь постучали – на пороге стояла медсестра.

– Здравствуйте, Мастаков. Вам необходимо пройти к лечащему врачу – это здесь на первом этаже, пойдёмте со мной, я вас подожду в коридоре. – И она вышла в коридор.

Николай накинул на себя халат и нехотя побрёл за медсестрой. Они спустились со второго этажа, и подошли к докторскому кабинету. На двери красовался номер помещения – «7».

«Интересно, – подумал Николай, – будет ли эта семёрка для меня счастливой или нет?»

Медсестра попросила подождать в коридоре, сама скрылась за дверью. Через несколько минут Мастакова пригласили в кабинет.

– Здравствуйте, военврач Истомин Сергей Сергеевич, – представился доктор, – ну, присаживайтесь, Николай Степанович, побеседуем.

– А что беседовать-то, всё и так понятно, лечить меня надо от малярии, – выпалил в сердцах Николай.

– Чтобы лечить, надо хотя бы знать ваше сегодняшнее состояние и настроение! Это раз! Второе – необходимо провести некоторое обследование: сдать все анализы, просветить вас на рентгене, посмотреть, насколько далеко зашла болезнь, и тогда уже решать, как лечить! И третье: если вы будете сами помогать нам в вашем излечении, то дело пойдёт гораздо быстрее! Вот так-то! – подытожил разговор Истомин.

– Вы это для кого всё рассказывали, для меня? Я ведь всё это прекрасно знаю! У нас в дивизии был замечательный доктор Михаил Борисович Войский! Он обо всём нам поведал и даже друга моего Сашку Резцова довёл до самоубийства от безысходности сложившейся ситуации! Ведь нужен хинин, а его нет и не предвидится! Так? – чуть повышая голос, выпалил Мастаков.

– Да, тяжёлый случай. Я соболезную вам по поводу потери друга, но не всё так печально, как думалось вам и вашему другу, – есть сейчас препараты, которые подавляют активность паразитических протистов, и мы ими располагаем, – спокойно представил свои аргументы военврач.

– Так-то оно так, да только не совсем. Нам Михаил Борисович рассказывал, что эти протисты только на первых этапах заражения живут в человеке, а потом превращаются в печёночных мерозоитов, массово размножаются и их становится столько, что никакая печень и селезёнка не выдерживают, а человек в мучениях загибается! – с грустью в глазах выдал Николай все свои знания о малярии.

– Ну, во-первых, не протисты, а спорозоиты малярийного плазмодия проникают в гепатоциты печени. Во-вторых, образуются не только одни мерозоиты. Мерозоиты располагаются только в печени, а вот в селезёнке – немного другие микроорганизмы. Ну да это всё ненужная полемика, и нам с вами она ни к чему, – заключил доктор.

– Так, скажите честно, доктор, есть в вашем госпитале хинин или нет? – поставил вопрос ребром Мастаков.

– Не буду врать, конечно, нет! – честно отвечал военврач. – Но есть другие лекарства и мы отработали методику лечения, которая даёт положительные результаты. Поэтому я советую вам спокойно пройти тот курс лечения, который мы вам определим. Многое будет зависеть лично от вас и вашего отношения к лекарству и лечению в целом.

– Да я-то за, но вот если толку не будет, то, может быть, действительно лучше закончить это досрочно, как мой друг Резцов? – не унимался возбуждённый беседой Николай.

– Ладно, ладно, – успокоил его военврач, – настройтесь на боевой лад – ведь вы же мужественный боец, командир! И не раскисать, а воевать – вот ваше предназначение! На сегодняшний момент – это борьба с малярией! – с оптимизмом и уверенностью в голосе закончил разговор Истомин.

После того как Николаю померили температуру и выписали все направления на анализы, дали кучу таблеток, он покинул кабинет врача. Ему становилось всё хуже и хуже – приближался приступ лихорадки…

Отлежавшись два дня, Мастаков постепенно приходил в себя. За это время он и бредил, и прощался с жизнью, и вспоминал родителей, и оплакивал своего друга Сашку… Медсестра Верочка часто навещала его, мерила температуру и ставила компрессы. Николая часто бросало в жар, и он обливался потом, а затем резко колотило от дикого озноба…

Наконец болезнь понемногу ослабла, и он смог самостоятельно подняться.

Первым делом он поздоровался с Владимиром Денисовичем, который сидел в кресле и читал роман Достоевского «Преступление и наказание». Потом отправился принимать душ, благо на табуретке возле его кровати лежала аккуратная стопочка свежего отутюженного нижнего белья с чистым полотенцем.

После принятия душа Николай, натянув госпитальный халат, молча сел в свободное кресло и задумался.

– Ну что, герой, оклемался немного? – спросил его Воротынский.

– Да, чуток полегчало. Теперь почти на человека стал похож, – отвечал Мастаков.

– Кушать-то ведь хочешь, наверное? – опять задал вопрос начштаба.

– Да, можно было бы перекусить что-нибудь, – в тон ему отвечал Николай.

– Ну тогда иди на первый этаж – там столовая, и попроси, чтобы покормили, – они два дня приходили к тебе, а ты всё не в себе был, – наставлял собеседник.

– Спасибо за совет, – кратко ответил Коля.

Он спустился на первый этаж, нашёл столовую и представился. К нему подошла женщина в белом халате и светлом платке и ласково пролепетала: «Шо, сынку, получшало тэбе? Який ты ж жевтый и дохидний! У чём тильку душа скрепуется? Поди ж за стил, присядь, я враз тэбе нахарчую».

Она скрылась за дверью раздаточной, а через пять минут на столе перед Мастаковым стояла большая миска наваристого борща и тарелка с нарезанным ароматным хлебом. Николай даже не заметил, как всё это вмиг было подчищено, и он принялся за котлету с пшённым гарниром, обильно политую приятным томатным соусом. И это кушанье было быстро уметено и даже запито кисловатым ягодным киселём. Только после последнего глотка он понял, как был голоден и как устал от приёма еды…