Девушка рассмеялась удивительно мелодичным смехом, приблизилась, остановилась рядом с Джазом. Ему хотелось подойти и помочь своему сыну раскачать качели так, чтобы ребёнок коснулся небес, но какая-то часть говорила ему, что он не имеет на это право. Смотреть – сколько хочешь, помогать – нет.

Джаз почувствовал, как Ксения поправляет его причёску и встал, как можно менее резко.

– Что ты ему обо мне рассказывала? – спросил он, не поворачивая головы.

– О тебе не надо ничего рассказывать, Джаз, – ответила она. – Ты сам – как тяжелый и грустный рассказ… И ты сам его написал.

– Значит, он не знает, кто я такой?

– Нет, – сказала она. – И не узнает никогда. Извини, но я…

– Я понимаю, – перебил её Джаз. – Когда можно будет увидеть его вновь?

Девушка вздохнула.

– Никогда, – произнесла она, и слово прозвучало в воздухе как свист опускающегося топора. Джаз быстро перевёл взгляд на неё.

– Как это?

– Мы уезжаем, Джаз, – сказала Ксения. – Уезжаем туда, где можно прожить нормальной, полноценной жизнью.

Джаз вновь посмотрел на ребёнка. На своего ребёнка.

– Ты оставишь мне адрес? – проговорил он. – Номер телефона?

Она невесело улыбнулась:

– Чтобы однажды увидеть тебя на пороге своего дома?

– Нет, – Джаз помотал головой из стороны в сторону. – Я обещаю…

Ксения посмотрела ему в глаза, всё так же улыбаясь. Что-то общее всё же было между этими тремя людьми, оказавшимся в одно время в осеннем городском парке, какая-то неуловимая гармония. Это называлось…

Вернувшись домой, Джаз снял плащ, разулся, поставил перед раскрытым окном самый скрипучий стул и, закинув ноги на подоконник, уставился в разгоравшийся золотой листвой осенний день. Чуть позже он обнаружил забытую им кучу детских сладостей на кухонном столе. Когда и где он это приобрёл – Джаз вспомнить не смог…

август, 1992 год

Мягкая офисная мебель раздражала, раздражал большущий письменный адвокатский стол, сделанный из пластика, раздражало обилие канцелярских мелочей на поверхности стола и это хитрое устройство, сделанное из пластмассовых планок, висящее на окне, названное слащавым иностранным словом – жалюзи. Пальцы сжимались в кулаки, под скрип зубов выступали желваки на скулах, но Андрей знал, что причина его раздражения, незаметно переходящего в злость, отнюдь не в обстановке адвокатского кабинета, располагающего к продолжительной продуктивной беседе.

Адвокат – в миру его называли Стивой – смотрелся здесь почти смешно. Полный, краснощeкий мужчина двадцати восьми лет, пытающийся изгнать из глубины своих глаз вину. Смешным он был только для Андрея, знавшего адвоката ещё со студенческой скамьи. Ты виновен, Стива, подумал Андрей, на этот раз виновен ты и защищать ты будешь сегодня самого себя.

Однако оттого что в этом кабинете сидел именно Стива, оттого что он был таким родным и близким, оттого что Андрей называл его Стивой, не Костиком, и уж конечно не Константином Дмитриевичем, именно поэтому раздражение не могло перерасти в злость.

– Сколько ей лет? – бесконечно устало спросил Андрей, не глядя на Стиву.

Тот почувствовал, что его последний за этот день клиент не собирается разносить офис на зубочистки, глубоко вздохнул, сложил пальцы в замок и, подняв глаза к потолку, протянул:

– Ну-у-у… Универ она закончила в прошлом… нет, в позапрошлом…

– Она училась в универе? – перебил его Андрей.

– Ну конечно! – воскликнул Стива чересчур восторженно для искренности. – Откуда она бы тебя знала?

– От верблюда, – сказал Андрей. Он поднялся со своего места, – стулья в таких офисах обычно не скрипят, – подошёл к окну. Безликий пасмурный Город открылся ему, прячась за безукоризненно чистым панорамным стеклом. Внезапно Андрей широкими шагами приблизился к адвокатскому столу, наклонился к Стиве – тому стоило труда не отпрянуть к стене.

– Зачем ей это, Стива? – негромко, но потому весомо проговорил Андрей. – И почему она пришла именно к тебе?

– Мы знакомы, – обронил адвокат.

– Рад вашему знакомству, – отозвался Андрей.

– Давно, – продолжал Стива.

– Мг, – кивнул Андрей. – Я так полагаю, дружба с песочницы?

– Как вам будет угодно, – бесстрастно произнёс Стива. – Если ты вернёшься на своё место, я расскажу тебе всё остальное.

Андрей на свой место вернулся не сразу, это было не в его правилах, держал ещё некоторое время адвоката в кресле своим взглядом.

– Ну, во-первых, – начал Стива, как только Андрей устроился на стуле, – это великолепная возможность привязать к себе мужика…

– Что? – искренне удивился Андрей. Стива вздохнул, но повторять ничего не стал.

– Во-первых, Стива, это яркий признак безумия, – сказал Андрей.

– Ну, это субъективно, – пробормотал адвокат. – Она не чокнутая.

– Тебе придeтся это доказывать.

– Моего слова тебе недостаточно? – вроде бы обиделся Стива.

– В таком… – Андрей замялся, не найдя подходящего слова, – раскладе ничьe слово не может быть достаточным. Из всего услышанного и увиденного я могу сделать следующие выводы…

– Само внимание, – заверил его адвокат.

– Она, или чокнутая, как мартовский заяц, или…

Андрей вдруг запнулся, нахмурился, вновь уставился за окно, замер, как будто актeр в стоп-кадре.

– Или – что? – невинно поинтересовался Стива. Андрей вздрогнул при звучании его голоса, повернул голову и посмотрел на адвоката так, словно увидел его впервые в жизни.

– А что «во-вторых», Стива? – спросил Андрей…

Всё началось с места работы Андрей и продолжилось в офисе адвоката, Константина Дмитриевича. Преуспевающего адвоката, надо заметить. По специальности Андрей был филологом, но преуспевающим филологом его нельзя назвать было никак. Тем более что работал он в отрасли весьма далёкой от филологии и гуманитарности, вообще. Андрей опасался со стороны своего босса реплик вроде: «Мужики, а у меня тут деятель один пашет с высшим образованием, пошли, покажу…», но его боссу было абсолютно наплевать, кто у него работает – выпускник университета, или зэк, оттоптавший пят лет общего режима. Работает человек – и работает, много не пьёт, не опаздывает, трудолюбив, ответственен. Что ещё нужно требовательному начальнику?

Коллеги по работе изредка бросали Андрею вслед многозначительные взгляды, слишком уж интеллигентное лицо, раньше таких на фирме не наблюдалось, но потом привыкли и взгляды бросать перестали. Тем более что работа происходила не на фирме. Они производили ремонт квартир: обои – твёрдые, жидкие и газообразные, накладные потолки, пластиковые оконные рамы и сантехника, пол-паркет, линолеум, обивка деревом, покраска стен, – в общем, найти Андрея на фирме было практически невозможно.

Прежде он работал в паре с парнем ненамного старше себя по имени Юра. Воспоминание об этом партнёре вызывали у Андрея судороги на лице, как при скрипе железа контактирующего со стеклом и конвульсивное сокращение мышц всех частей тела. Юра был глуп, ленив, и – это самое страшное – болтлив. Как какая-нибудь провинциальная радиостанция на волне FM. Он болтал без умолку, – про футбол-хоккей, волейбол, женщин, мужчин, детей, кино, телевидение, дискотеки, казино. Юра был абсолютным специалистом в любой области. Он даже в филологии разбирался, – узнав это, Андрей не выдержал, выложил боссу некоторые соображения относительно несовпадения характеров у двух выявленных особей.

Босс – мужик лет сорока в кожаной куртке местами протёртой едва ли не до дыр, с вечной щетиной на лице – выслушал Андрея очень внимательно, ничего не сказал, но на следующий день Андрей работал в паре с нескладным мужичком, которого все называли Лукич. После Юры это было манной небесной, к тому же Лукич чуть ли не с пелёнок работал на стройке.

Они объявились вдвоём с Лукичём на фирме – это называлось «прийти на наряд», на самом деле, просто для того чтобы отметиться – расписаться в толстом гроссбухе секретарши Нели под аккомпанемент её глупенькой улыбки, и отправлялись «на объект», как говорил Лукич. Когда Андрей уже отложил шариковую ручку в сторону, отвесил дежурный комплимент Неле и развернулся по направлению к двери, секретарша пропела: