Ну а раз так часто бывает, и случается сплошь кругом и рядом, что для особо одарённых знаниями Макиавелли есть главное правило жизни – для достижения своей цели все средства хороши, то они и следуют им. К тому же человек не существует в вакууме, и его жизнь и умозрения на неё, постоянно подвергаются корректировки внешним информационным фоном, который сегодня в крайность политизирован. Что в свою очередь налагает на человека безответственность или ответственность его отношения к этим реалиям жизни.
Так что то, что потенциальные претенденты на своё место в признанных рядах классиков, принялись ниспровергать самих же классиков, было делом времени. Правда не всех под одну гребёнку, а лишь тех, кто своим мировоззрением не укладывался в современные культурные тренды, часто раздражал своей непримиримой позицией к некоторым изъянам общества, которые нынче даже вполне принимаемы и не только терпимы, и при этом всё это ими подаётся с такой неопровержимой долей таланта, что даже становится невыносимо всё это читать и слышать.
И первым шагом по этому направлению, – ниспровержению не актуальных для новой нормальности выразителей культурного кода народа писателей, – началась компания по переосмыслению прежних истин, которые в своё устаревшее и во всех смыслах отсталое время, смели отстаивать и провозглашать те идеологи своего времени.
– Красота спасёт мир. – После таких заявлений Достоевского, несказанно удивлён такой технической несостоятельности его писательского гения ли, представитель наиболее полно реализующего себя в жизни, модного писательского течения, Анри Ротинг, который в знак своего необычайного волнения, тут же просунул мизинец своей руки себе в тоннель мочки уха. И хотя Ротинг сколько себя помнил и знает, то всё это время, через всевозможные проколы и татуировки на своём теле, он всегда стремился к ощущению красоты, всё же что-то в этом утверждении своего теперь точно оппонента, его настораживает.
Что заставляет Ротинга обратиться за ответом к зеркалу, с которого на него смотрит весь такой модный, хоть прямо сейчас иди на ток шоу, современный писатель, который в нынешнее время и сам должен быть интересным для своих читателей. Не то, что все эти, старой формации писатели, привыкшие нагнетать на себя таинственность и ореол романтики, умело прячась за свои новеллы и повести, что иногда и впрямь впадаешь насчёт них в чувственное заблуждение. Правда надо отдать должное тому, как этот сукин сын, ну до чего же правдоподобно и достоверно описал всё то, что случилось с этим козлом и той стервой, отчего даже закрадывается сомнение в вероятностной сути его ознакомления с этой истории, а его ссылки на художественный замысел и воображение, всего лишь есть прикрытие его имевших место в реальности делишек.
Правда при этом Ротинг, вглядываясь в себя в зеркало, при виде себя, где всё на при нём и на полагающемся месте, не просто чувствует уверенности в том, что эта та красота, которая спасёт мир, а наоборот, начинает убеждаться в обратном. Что и приводит его к радикализации взгляда на эту озвученную ранее версию красоты.
– Нет, я понимаю, что каждый имеет право и достоин своей точки зрения на особенности этого мира. Но вот любые обобщения, я не приемлю. – С возмущением, посредством своего отображения в зеркале, обратился Ротинг ко всем уже, по его мнению, засидевшимся на своих пьедесталах, бывшим безоговорочным авторитетам мысли. – Слишком уж не толерантен к людям с некрасивой внешностью, этот, наверняка, ещё во много чём предосудительном и даже возможно противозаконном замешанный писатель. – Сделав для себя окончательный вывод насчёт личности писателя Достоевского, Ротинг решил не останавливаться на этом и пойти дальше. Так он решил начать освобождение закрепощённых мудростью предков умов молодого поколения, которое имеет все основания для того, чтобы без оглядки на чужие ошибки и сделанные из них выводы, учиться на собственных шишках.
– И это право никто у меня не отнимет! – погрозив кому-то там, в небесах, Ротинг в качестве демонстрации своей готовности идти до конца и в отстаивании этой своей жизненной позиции, взял и лизнул железную ручку входной двери дома. Что хоть и странно, но, в общем-то, терпимо, правда не во все времена, и в особенности на морозе, что и привело Ротинга к своим прилипчивым последствиям. Но Ротингу хоть и больно, но он сам того хотел, правда не срывать язык на голос отчаяния и вследствие этого срыва, полученную им картавость. Но что уж поделать, раз без своих жертв, и это самое малое, ни за что не отстоять своё право на особый взгляд и видение мира.
В общем Ротинг, на первом же своём опыте, на чём он требовательно и настаивал, убедившись в том, что собственный опыт, а тем более ошибочный, это всегда чрезмерно больно, тем не менее выказал себя человеком последовательным, энергичным и убеждённым в отстаивании этого своего права, продолжая на своём уровне продвигать в жизнь эту свою теорию первооткрывателя. И надо сказать, что Ротинг из-за своей непоколебимой и зачастую вызывающей полный любопытства интерес позицией, завоевал определённое уважение среди тех членов клуба, кому мешали все эти авторитеты мысли на их пути к своей авторитетности.
Правда существовать, а тем более двигаться вперёд к вершине Парнаса, без вообще ориентиров, не представляется разумным и, пожалуй, не имеет какого-либо смысла, и поэтому Ротинг, и временно (пока их путь не приведёт к вершине Парнаса) примкнувшие к нему пока ещё мало влиятельные и даже частично ничтожные члены клуба, решили проявить благоразумие и в качестве эталонов отображения в слове художественной мысли, оставили на своих местах тех представителей мысли, на ком они выросли, и кто оказал на них самое существенное влияние.
При этом Ротингу и подстрекаемой им группе последователей, которые причисляли себя к наиболее просвещённой, западной школе исследователей человеческого нутра, для реализации их концепции взглядов на мир, с пересмотром его основоположений и низвержением бывших авторитетов, необходимы были те авторитеты, кого бы можно было пересмотреть и усомниться в правомочности их вкладов в мировую культуру. И понятно, что их взгляды ожидаемо направились в одну сторону, в восточный писательский блок. Но Ротинг и группа его последователей не сразу ринулись опровергать и подвергать сомнению значение и правомочность тех классиков от литературы, которые стояли за спинами их оппонентов, а они для начала решили присмотреться.
А всё потому, что Ротинг и его согоспода, по прошлому опыту своих предков зная, – и хотя эта вещь в их глазах бездоказательная и оспоримая, но в данном случае ими было решено на этот счёт сделать своё исключение, без которых стоющих правил не бывает, – как этот противник невероятно везуч и опасен, решают более обстоятельно подготовиться. Тем более уже частичный опыт был приобретён лордом Лабаном, который аргументировано, – по нашему огромному, с привлечением стольких специалистов, вкладу в развитие остросюжетной и детективной литературы, да и ВВП не забывайте учитывать, – посмел утверждать, что он не считает литературой то, что не может прочитать. И, пожалуй, на этот раз лорд Лабан поспешил закуривать свою сигару, так как в один момент был пригвожден сапогом со стальными набойками своими ногами к полу.
– Понимаю. Не хватало мотивации изучить чуждый вашему империалистическому сознанию язык. – Не сдвигаемо и скорей всего, без на то того позволения лорда, нерушимо расположившись на ногах лорда Лабана, уперевшись в него пронзительным взглядом, сказал гражданин Самоед, получивший это своё имя, благодаря своей нервной привычке грызть колпачок своей самой простой, без названия ручки. На что лорд Лабан, ничего не может ответить, и не только от переполнявшего его возмущения и оказывающего давления на его речевые функции устоявшихся на его ногах ног гражданина Самоеда, но и оттого, что его зубы стиснули вставленную в рот сигару.
В свою очередь Самоед, при виде всех этих затруднений лорда Лабана, вновь проявляет себя с понимающей стороны, и не слова ни говоря, берёт и к полнейшему умопомрачению лорда Лабана, прикусывает его сигару со своей стороны. После чего Самоед смотрит на лорда Лабана, находящегося в такой удивительной связке с ним, и с улыбкой подмигивает ему. Чего нервы лорда Лабана не выдерживают, и он, открыв рот, выпускает изо рта эту свою связующую нить с Самоедом. Но Самоед не для того зацепился за эту сигару, чтобы использовать её по своему единоличному назначению. И Самоед тут же выплёвывает сигару и требовательно обращается к лорду Лабану.
