— Мог бы курить у себя в кабинете, — пожал плечами Шеклболт, привалившись спиной к стене. — Не обязательно шататься по всему зданию с сигаретой в зубах.

— Мне нравится сохранять образ легкой таинственности.

— Да ради Мерлина, Маркус, все прекрасно знают о твоей пагубной привычке.

— Какая досада.

— А чего ты ждал? Ты работаешь в следственном отделе, — напомнил Кингсли, — было бы несколько оскорбительно осознавать, что твои сотрудники настолько непрофессиональны, что не могут вычислить до того элементарную вещь.

— Ну да. Следственный вычислил, а оперативный, стало быть, разнёс новость по всему Министерству, — иронично заметил Маркус.

— О чем ты хотел поговорить? — сменил тему Шеклболт, которого духота и бессмысленность разговора начали утомлять.

— Обсудить пару сплетен, как обычно, — Райнер сделал затяжку и выдохнул облачко дыма.

— Например?

— Например, о Гарри Поттере, — с улыбкой сказал Райнер, пристально глядя в глаза коллеги.

— Что-то занимательное вынес из разговора с мальчишкой? — без особого интереса уточнил Кингсли.

— Я из всех разговоров выношу что-то занимательное, друг мой, — спокойно сообщил Маркус.

— На то ты и глава следственного отдела.

— Ой, вот только не нужно театрализованной вежливости, Кингсли, мы не на приёме, — Райнер скривился. — Этой высокосветской бредятиной пусть Малфои занимаются.

— Так и что же ты хочешь рассказать мне о Поттере? — Шеклболт с интересом воззрился на Маркуса.

— Не то что бы я хочу тебе что-то рассказать, — уголки губ аврора чуть дрогнули в полуулыбке. — Скорее надеюсь кое-что от тебя услышать.

— Не уверен, что понимаю, о чем ты, — аврор нахмурился.

— Что ты думаешь о мальчике, Кингсли?

Тот пожал плечами, обратив взгляд в темнеющее вечернее небо.

— Обычный ребенок, в целом, — протянул он. — В чем-то чересчур эмоциональный, в чем-то, напротив, слишком замкнутый. Но ничего особенного в нём я не увидел.

— Хм-м-м? — Маркус улыбнулся каким-то своим мыслям и сделал затяжку. — Ничего особенного, да?

— Мне кажется, ты всё же что-то пытаешься мне сказать, — с подозрением заметил Шеклболт.

— Он очень умен, этот ребенок, не так ли? — отвлеченно пробормотал Райнер, не глядя на коллегу. — Не такой лживый и изворотливый, как большинство слизеринцев, но такой же умный.

— Ты видишь в этом угрозу?

— Я во всём вижу угрозу, у меня такая профессия, — Маркус хмыкнул. — Но в случае с отпрыском Поттеров я скорее вижу… потенциал.

— И какой же потенциал ты видишь?

— Именно это меня и тревожит. Я вижу потенциал, но не понимаю какой. Этот мальчик словно черная дыра, которая поглощает всё, что приближается к ней достаточно близко. Он будто есть, и его нет одновременно. Присутствие и отсутствие… иронично, ха?

— Не могу сказать, что дал бы Поттеру такую оценку, — осторожно сказал Шеклболт. — Мне кажется, ты излишне его демонизируешь.

— Демонизирую? — Маркус бросил сигарету на землю и вытащил из пачки вторую. — Мы всегда строим вокруг себя стены, Кингсли, — закуривая, сказал он. — Нерушимые, крепкие бастионы, чтобы разделить себя и окружающий мир. Эти барьеры определяют саму нашу личность. Наше понимание самих себя. Наши идеалы, мотивы, цели. Нашу… непохожесть на других. Нашу индивидуальность. А этот ребенок крушит эти границы и барьеры с такой же легкостью, как если бы они были сделаны из бумаги. А до того мгновения, пока он не начинает взаимодействовать с конкретным человеком, его самого будто не существует. Будто он — пустота, которая заполняется отражением собеседника, превращаясь в маску, поглощая его самого. И эту маску мальчишка носит как собственное лицо. С этой маской он живет. Но его настоящего нет. Словно Гарри Поттера просто не существует. Зато существуют сотни образов в глазах тех, кто с ним общается, — Маркус помолчал, делая затяжку. — Ты говоришь, что я демонизирую его? О нет, Кингсли. Я считаю, что этот ребенок — чудовище. Чудовище с грандиозным потенциалом. И я совершенно не представляю, чего от него ожидать.

Шеклболт молчал, обдумывая слова Райнера. Всё это казалось чересчур… надуманным.

— И эту любопытную теорию ты вынес из одного единственного разговора?

— Порой и одного разговора достаточно.

— Тебя послушать, так этот пятнадцатилетний мальчишка кошмарный манипулятор-кукловод. Не слишком ли высокая оценка для какого-то сопляка, пусть и знаменитого? Да и что-то не заметил я, что все вокруг так подвержены его влиянию.

— А никто этого и не заметит. Но поговори с двадцатью разными людьми о том, кто такой Гарри Поттер и все опишут разного человека.

— На то мы и люди, Маркус. Мы видим мир лишь через призму собственного восприятия. Дело не в мальчике, а в нас самих. Поттер — лишь песчинка в океане, которую несет вслед за течением. Был бы ты прав, Поттер не поддавался бы Руке Судьбы, а был бы ей.

— Я не уверен, что он сам до конца осознает, что творит. И он определенно не делает этого со всеми, Кингсли. Лишь с теми, кто может принести вред хрупкому миру, в котором он живет, — Райнер искоса глянул на коллегу. — Те, кто ничем ему не угрожают, мальчишку не интересуют. Они ему безразличны. И вот меня вдруг обеспокоило, к какой категории людей отношусь я? Тех, до кого ему нет дела или тех, кого он счел угрозой?

— Ты гоняешься за призраками, Маркус, — Кингсли вздохнул. — Поттер — обычный подросток. У него было не самое радужное детство, отсюда болезненная необходимость всем нравиться.

— Я в курсе его детства, — Райнер нахмурился. — До сих пор не понимаю, как Дамблдор допустил, чтобы его любимчик рос в таких условиях.

— Не думаю, что он был в курсе событий до этого лета, — Кингсли покачал головой.

— Вот как? — Маркус с улыбкой искоса глянул на коллегу и отвернулся. — Отвратительно осознавать, что ребенку пришлось такое пережить.

— Согласен.

— Но… не станет ли это причиной, что мальчик рано или поздно озлобится?

— Если до сих пор не озлобился, то и в будущем этого не произойдет. Гарри Поттер совершенно не тот, о ком следует беспокоиться.

Райнер с любопытством взглянул на коллегу.

— Звучит так, будто ты знаешь, о ком беспокоиться действительно следует. И это напомнило мне кое-какую нелепицу, о которой обмолвился на допросе Поттер.

— Нелепицу?

— Будто возродился Тот-Кого-Не-Называют. Ты что-нибудь знаешь об этом? — он с предельным вниманием воззрился на Шеклболта, тот скривился.

— Да, знаю. Этим летом Альбус Дамблдор сообщил министру Фаджу о возрождении Того-Кого-Нельзя-Называть.

— Да-да, из-за этого они так разругались, не так ли? — елейным голосом протянул Маркус. — Ужасные новости. Ты ведь присутствовал при этом разговоре?

— Да.

— И что думаешь? Ты веришь директору?

Кингсли вздохнул.

— Честно сказать, не знаю. Он был весьма убедителен в своей речи, но никаких прямых доказательств или свидетелей нет. К тому же с тех пор прошло почти два месяца, а ничего так и не происходит.

— И всё же эти новости обеспокоили тебя? — проницательно отметил Райнер.

— В какой-то мере, да. Не могу судить, прав был директор или нет, но стоит быть настороже.

— Да-да. Постоянная бдительность, — парадируя знакомого им обоим аврора, прокаркал Маркус.

Кингсли рассмеялся.

— Именно так, дружище.

— Как там старина Грюм, кстати? Слышал, он уже сбежал из Мунго?

— Да-а-а, «сбежал»… — Шеклболт фыркнул, — скорее уж был выставлен вон.

— Как обычно довел до белого каления весь персонал?

— Именно.

— Как приятно знать, что хоть что-то в этом безумном мире остается неизменным.

Оба мужчины помолчали, разглядывая тёмное небо, затянутое грязно-серыми облаками.

— К слову, — негромко сказал Райнер. — Ещё кое-что не дает мне покоя.

— Что именно?

— В Лондон три дня назад прибыл один человек. Очень… необычный человек.

— И чем же он так необычен?

Маркус сделал затяжку и немного помолчал.