— Хорошо, — на лицо собеседника вернулась непроницаемая маска абсолютного спокойствия и он, вновь потеряв интерес к разговору, опустил глаза в книгу.

Драко недоуменно моргнул.

— И это всё? — уточнил он, Арчер в ответ на это лишь вопросительно изогнул брови. — Ты не пойдешь туда?

— Зачем мне это? — словно действительно не понимая, спросил он.

— Он же твой друг, — Малфой нахмурился. — Я думал, что ты захочешь, хм, подбодрить его…

— Как, например? — иронично уточнил Том. — За руку его подержать?

Наследник семьи Малфой мгновение растерянно и почти разочаровано рассматривал собеседника, после чего пожал плечами.

— Не знаю, — признался он, — но, наверное, ему было бы легче, будь ты с ним.

— Драко, — откинувшись на спинку кресла, Арчер обратил на него долгий взгляд, от которого по спине Малфоя пробежал холодок, — позволь дать тебе дружеский совет, — по губам Тома скользнула усмешка, — не лезь туда, куда тебя не просят. Особенно не лезь в то, о чем не имеешь ни малейшего представления. Это понятно?

Преодолевая кипящее в душе раздражение, густо замешанное со стыдом, досадой и опасением, Драко гордо вскинул голову.

— Знаешь, в одном я согласен с Блэйзом, — тихо произнёс он, стараясь не сжаться под тяжелым взглядом сокурсника и не позволить собственному страху перед ним взять над собой верх. — Я совершенно не понимаю, как тебе удается быть такой бесчувственной сволочью.

— А ты и не поймешь, Драко, — мурлыкнул Арчер, возвращаясь к чтению.

Малфой ещё несколько мгновений буравил его упрекающим взглядом, после чего, не сказав больше ни слова, вышел из библиотеки, хлопнув дверью громче, чем следовало.

Оставшись в одиночестве, Том неторопливо закрыл книгу и, положив её на стол, сцепил пальцы замком, в задумчивости глядя на собственные руки.

— Так и всё же, — негромко произнёс он в тишине пустой комнаты, — зачем мне это?

*

Обхватив голову руками, Гарри сидел на скамейке в пустынном коридоре и ждал, когда дверь напротив откроется, и кто-нибудь, наконец, скажет ему, что с его крёстным. Он был совсем один. Никто так и не пришел проведать Сириуса. Ни Уизли, ни Кингсли, ни Тонкс, ни Ремус, ни Дамблдор. Он понимал, что Нимфадора и Шеклболт сейчас, скорее всего, по уши в делах и зайти у них просто нет времени, возможно, это относилось и к директору, если ему вообще было дело до Блэка. Где находится Люпин, Гарри не знал, и даже не хотел сейчас задаваться вопросом, появится ли он вообще.

Но не собственное одиночество вызывало в душе бесконечное отчаяние. Куда страшнее было осознание, что, отталкивая крёстного, Поттер был так занят страхами за себя и своё будущее, так убежден, что прекрасно обойдется без опекунства, и даже не подумал, что, быть может, это он нужен Сириусу, а не наоборот. Потому как эта гулкая пустота вокруг говорила лишь о том, что у Сириуса почти не осталось никого, кто беспокоился бы о нём. Только Гарри. У него был только Гарри, и Блек так отчаянно цеплялся за него, так старался стать частью его жизни не только из-за чувства вины или долга, но и потому, что, освободившись из Азкабана, он понял, что остался один. И последний человек, которого Сириус называл семьей, хладнокровно и равнодушно оттолкнул его, слишком захваченный собственными переживаниями, чтобы заметить, что творится в его душе. И теперь там, за безликой белой дверью, окруженный чужаками, Сириус умирал совершенно один.

Гарри хотелось вцепиться в собственные волосы и взвыть от злости на самого себя. На собственное безразличие и эгоизм. На то, что последними словами, которые от него услышал крёстный, было пожелание, чтобы тот оставил его в покое и жил своей жизнью.

Когда дверь палаты открылась, и в коридор вышел бледный от усталости колдомедик, Гарри так стремительно вскочил на ноги, что едва не упал, чувствуя, как от резкого движения закружилась голова. Преодолев секундную слабость, он шагнул навстречу целителю, выжидающе глядя на него.

— Он жив? — голос звучал хрипло и грубо, хотя всё что сейчас чувствовал Гарри это страх.

Колдомедик кивнул.

— Но состояние тяжелое. Проклятье, которое в него попало, очень тёмное. Мы с трудом остановили кровотечение и закрыли рану, но с уверенностью сказать, что самое страшное позади, мы не можем.

— Может быть вам что-то нужно? — тихо спросил Гарри. — Зелья или… или медицинские инструменты… что-то… что угодно?

— Мы сделали всё, что могли, — покачав головой, ответил целитель. — Сейчас мы можем только ждать.

— Вы же целитель! — в отчаянии воскликнул Поттер, едва не вцепившись в мантию колдомедика. — Неужели вы больше ничего можете?!

— Мне жаль, мистер Поттер, — тихо и спокойно произнёс тот, — но вы должны понимать, что ваш крёстный был очень тяжело ранен и потерял слишком много крови. Он может не дожить до утра.

В душе Гарри вскипала злость, к горлу подкатил ком бессильной ярости, и он почти в исступлении уставился на волшебника перед ним, готовый сорваться на крик и оскорбления, но всё что ему удалось выдавить, это тихий, почти жалобный вопрос:

— Я могу его увидеть? — целитель смерил его задумчивым взглядом, медля с ответом, Гарри стиснул зубы: — Пожалуйста, — выдавил он.

— Хорошо, — сдался тот. — Но не больше десяти минут. Ему нужен покой.

Гарри кивнул и, ничего не сказав, прошел мимо него в палату. Застыв на пороге, он мгновение медлил и наконец почти с опаской приблизился к крёстному, переводя лихорадочно горящий взгляд с его перебинтованной груди на бледное, осунувшееся лицо. Пододвинув к кровати стул, Гарри осторожно опустился на него, и какое-то время безнадёжно рассматривал лицо крёстного. Сейчас Сириус казался гораздо моложе своих лет и выглядел ужасно беспомощным. Несколько минут, которые тянулись невыносимо долго, Гарри просто молча сидел возле кровати, отчаянно убеждая себя, что Сириус вот-вот придет в себя и откроет глаза, и одновременно понимая, что этого не произойдёт.

— Я ошибался, — наконец тихо сказал он, не отрывая взгляда от лица крёстного. — Мы с тобой оба ошибались. Защищать нужно было не меня. А тебя. Все это время защищать нужно было тебя. И мне, — он с трудом сглотнул, — мне жаль, что я так поздно это понял. Жаль, что я оставил тебя одного. Я… — Гарри аккуратно взял его за руку и опустил голову, прижимаясь лбом к холодным пальцам. — Прости меня, Сириус, — дрогнувшим голосом прошептал он, — пожалуйста, прости меня. Прости… — он судорожно вздохнул. — Всё, что я тебе сказал… я так не думаю, я никогда ни за что тебя не винил, я рад, я так рад, что ты есть в моей жизни, Сириус, — торопливо шептал он, — ты не просто мой крестный, ты, — он зажмурился, чувствуя, как по щекам текут слезы, — ты мой друг. Поэтому, пожалуйста, пожалуйста, не уходи. Не оставляй меня, ты, — с губ сорвался всхлип, — ты нужен мне. Нужен. Я люблю тебя, Сириус, пожалуйста, не умирай. Не оставляй меня…

Он не знал, сколько просидел так, держа крёстного за руку, и очнулся только когда, кто-то осторожно коснулся его плеча. Гарри поднял голову, встречаясь с сочувствующим взглядом целителя.

— Время истекло, — тихо сказал он.

Гарри кивнул и, выпустив из пальцев безвольную руку, посмотрел в лицо крёстного.

— Возвращайся, Сириус, — сипло прошептал он и, поднявшись на ноги, вышел из палаты.

За окнами клиники опустилась ночь, а Гарри всё продолжал в полном одиночестве сидеть в коридоре, с ногами забравшись на скамейку, подтянув колени к груди и уткнувшись в них лбом. К нему несколько раз подходили целители и медсестры, кто-то просто предлагал ему поесть, кто-то просил отправиться уже домой и вернуться утром, но Поттер раз за разом отвечал им, что не уйдет до тех пор, пока не будет уверен, что крёстный поправится. Некоторые только сострадательно качали головой, другие неодобрительно поджимали губы, отмечая, что клиника — не место для ночёвки.

— Он тут совсем один, — снова и снова повторял Гарри. — Как я оставлю его? Я — это вся его семья.