Инстинктивно Аб откатился немного в сторону от огненной стены и, приподнявшись на руки, стал взглядом искать Ока. Никого не было. Он дико бросился бегать между скалами, отыскивая друга и безнадежно, громко призывая его по имени. На мгновение его голос хрипло прокричал: «Ок», и тогда в памяти снова восстало и ожило все, что случилось. Он стоял, освещенный красным светом огня — истинное олицетворение отчаяния. Ок был мертв; он убил его и похоронил собственными руками и, однако, видел его всего минуту тому назад! Ок перескочил через огонь, боролся, бегал наперегонки с ним, Абом; они разговаривали, и, однако, Ок должен был лежать в земле, далеко в лесу, у маленького холма. Ок был мертв. Как же он мог выйти из земли?

Ноги затряслись у охваченного ужасом Аба. Подобно гончей собаке, потерявшей свою стаю, он застонал и подполз вплотную к благодетельному огню. Рассудок мутился под давлением нового странного впечатления. Ему вспомнились некоторые заговоры и заклинания старого Мока, когда видели мертвых после того, как они были погребены глубоко в земле; но он знал также, что и думать и говорить об этом было нехорошо. Аб снова вскочил на ноги. Он не хотел закрывать своих глаз, потому что тогда ясно видел в темной земле, в неглубокой впадине лежавшего Ока, видел его лицо, которое поторопился прежде всего закрыть листьями, когда хоронил своего друга. Так провел он всю ночь, прерывавшуюся иногда беспокойным сном, не имея возможности исследовать свое убежище при странном свете огня и не рискуя на обратное ночное путешествие через переполненную дикими зверями страну. Несмотря на животный голод, усиленный ужасной работой, он принужден был ждать до утра. Ночь казалась бесконечной. Он не знал, куда деться от терзавших его мыслей, но наконец забрезжило утро, и тогда в движении он нашел так страстно желаемое облегчение.

Было уже светло, и солнце ярко освещало убежище Аба, когда он вполне очнулся и с удивлением оглянулся на окружавшую его картину. Местность представляла очень узкую поляну, почти долину; кругом нее с трех сторон поднималась колебавшаяся, подвижная стена огня, которую он перескочил накануне, хотя местами ее высота была очень незначительна. С юга и немного заворачиваясь к востоку, возвышалась каменная стена — конец лесистого мыса; на вершине ее деревья росли очень густо, и их длинные ветви нависали над крутым обрывом. Через всю долину протекал шумный ручей, появляясь из одной расщелины скал с восточной стороны и исчезая в другой на западном конце. Внутри этой площади, таким образом окаймленной огнем и скалами, не появлялось других живых существ, кроме птиц, пение которых слышалось по берегам ручья, бабочек, висевших на цветах, и насекомых тогдашнего мира, сливавшихся в нежный, жужжащий утренний хор. Все это представляло чудную картину, на которую с удивлением смотрел очарованный Аб, и легко объяснялось одним из многочисленных подъемов земли, когда ее охлаждавшаяся кора была несколько тоньше и землетрясения производили разрушения, менявшие лицо природы. Простираясь за линии обрывистых скал, в земле в виде полуокружности образовалась трещина, из которой выходил и распространялся на поверхности земли естественный газ, продукт гниения растительности тысячи предшествовавших столетий. Благодаря какому-нибудь случаю — удару молнии, зажегшему дерево, или костру, разложенному кем-нибудь из пещерных жителей, газ воспламенился и образовалась огненная стена. Все было просто и обыкновенно для того времени. В той же местности существовали и другие всегда горевшие огненные стены, как в наше время на севере Азии, — но Аб знал об этих огнях только из рассказов старого Мока. Пораженный удивлением, стоял он, глядя на развертывавшуюся перед его глазами картину.

Но тело этого молодого и сильного человека требовало подкрепления, — внутри него говорил настойчивый голос. Ему необходимо было есть. Бегая взад и вперед, озабоченно присматриваясь, он скоро открыл на западной стороне выход из защищенной долины, в том месте, где ручей падал со скалы. Спустившись вдоль изрытого берега ручья, он нашел более удобный скат и оттуда выполз на высокий берег к большому лесу. Ему казалось, что здесь он легче всего найдет добычу, даже вооруженный только одним ножом Ока. Скоро он был в лесу между серых, покрытых темными пятнами стволов буков и грубых темных стволов дубов. Здесь, под слоем опавших листьев, земля была усеяна орехами и, хотя они составляли довольно хорошее дополнение к пище пещерного человека, — но теперь это было для него слишком скудно, и Аб, утолив ими немного свой голод, поднялся и осмотрелся вокруг.

Он был безоружен, не имея при себе ничего, кроме ножа, но кремневый нож мог служить лишь при борьбе грудь с грудью; невольное сожаление поднялось в нем при мысли о его топоре, копье и далеко стреляющем луке. Но у него было другое оружие под руками — дубина. Бродя среди вершин павших деревьев и ломая их сухие ветви, ему удалось найти и отломить с большими усилиями толстый сук, что могло служить хотя и грубым, но нешуточным оружием. Теперь он пустился, не останавливаясь, бежать в поисках живой добычи. Весь лес был изрезан неясными тропинками, проложенными дикими зверями, и Аб бежал по ним, погруженный в глубокую думу.

Он думал об огненной стене, и, несмотря на все усилия, не мог понять причины ее появления и существования и старался позабыть об этом, как о предмете, недоступном пониманию. Но после этого, представлявшегося первым в его уме, предмета в быстрой смене следовали и другие. Так бежал он с быстротой гончей собаки, не испытывая страха, и хотя был безоружен, но его глаза были зорки, а лес пронизывался солнечными лучами. С дубиной в руках он был достаточно силен для борьбы с небольшим животным, а в случае встречи с крупным хищником мог спастись на дерево. И, продолжая бежать, он отдавался своим думам.

Много, много думал в этот день выбитый из колеи, впавший в замешательство человек, наш праотец со многими «пра» впереди. Углубившись в свои мысли, он не замечал пути, по которому направлялся к родной пещере, не смотрел, где стоит солнце, — не замечал, в каком направлении текли ручьи и с какой стороны мох покрывал стволы деревьев; он бежал по лесу, руководясь одним инстинктом, почти необъяснимой способностью, которой обладают обитатели леса, и волк, и краснокожий индеец, иногда белый человек нашего времени.

Продолжая свой бег, Аб все более и более погружался в глубокие и серьезные думы. Он был один, — новые и странные картины природы расширили его знания, а быстрая смена впечатлений обострила восприимчивость его чувств. На много дней все его существо было потрясено встречей с Быстрой Ножкой на празднике после охоты и событиями, быстро следовавшими одно за другим после этой встречи. Трагическая смерть Ока обострила его чувства, а последовавшие за тем события еще больше обратили его внимание на внутренний смысл вещей. Мудрецы признают, что как сильное возбуждение, так и большие лишения заставляют одинаково сильно работать мозговые узлы, хотя лишения в этом случае влияют энергичнее. Аскетизм Марка Аврелия был продуктивнее великими результатами, чем глубокое пьянство какого-нибудь галантного молодого литератора, его подданного. Литература пирующих мыслителей представляет нечто утонченное. После крайнего напряжения сил Аб еще не ел мяса, и сильные впечатления на него обрушились, когда он был совершенно голоден. На некоторое время суровое дитя природы унеслось в область чувства и воображения. Это был опыт, существенно повлиявший на всю его дальнейшую жизнь.

Все время бежавшего человека наполняли мысли, которые являлись следствием бешеной любви, совершенного убийства и боязни чего-то неопределенного. Он снова видел и лицо и фигуру Быстрой Ножки, снова переживал окончившуюся смертью борьбу со своим другом детства и юности; смутно припоминались и полусумасшедший бег, прыжки через грозившее смертельной опасностью болото; несколько яснее рисовалось преследование волков, и совершенно отчетливо он помнил картины Огненной долины и все, последовавшее за его пробуждением. Он был подавлен тяготившими его впечатлениями.