Никто не посмеет.

Эйс покачал головой, когда они свернули с главной улицы и пошли прочь от рынка.

— Эта принцесса у тебя на плече. Наверное, маленькая изнеженная девственница. Если ты тащишь ее к нам не за тем, чтобы предложить выкуп, огорчу: наверняка толку от нее ни хрена.

Предположение о том, что он не просто решил помочь, а, может, даже собирается трахнуть попавшее к нему в руки бесчувственное тело, заставило Джаспера нахмуриться.

— Лекс могла бы показать ей дело — нам ведь нужна новая официантка в клубе, не так ли?

— Да, но Даллас собирался вытурить одну из танцовщиц и, может быть, взять на ее место кого-то из своих поклонниц.

Эйс помахал рукой перед лицом Джаспера. Темные глаза пристально уставились на него, когда он преградил другу путь.

— Я знаю, что у тебя слабость к девушкам, братишка, но эта цыпочка может тебя убить. Ты уверен, что хочешь связаться с ней?

— Нет, но мы не можем просто выбросить ее в канаву. Я надеюсь, она будет вести себя хорошо. — Джаспер знал, каково это — быть беспомощным и не уметь держать удары судьбы. — По крайней мере, ей нужно время, чтобы прийти в себя.

— Ну ладно. — Эйс отступил в сторону и улыбнулся ему. — Лекс надерет тебе задницу. Не видать тебе ее милостей целый месяц.

— Ну и что. Она — стерва.

— Только когда ты ее просишь такой быть.

Глава 2

— Не могу поверить, что ты это сделал, придурок.

Слова пронзили тьму и отдались вспышкой боли в глазах. Ноэль застонала и прижала руку ко лбу, словно пытаясь удержать на месте куски расколотого на части черепа. А он наверняка должен быть расколот — иначе откуда в голове такая ужасная резкая боль?

— У меня не было выбора, — отозвался грубый голос. — Если бы я оставил ее там…

— Не обманывай себя, — перебила его женщина. — Это не была услуга. Посмотри на нее, ради Христа. Нам надо вывезти ее в коммуны первым рейсом!

Коммуны. Слово заставило ее разум окончательно покинуть спасительную тьму. Коммунами называли жуткие места, где фермеры жили примитивной жизнью рабов. Ни электричества, ни водопровода, только каторжный труд от зари до зари и бесконечные роды для женщин, которые, в конце концов, от них и умирали. Отец пугал ее тем, что отправит туда, и делал это достаточно часто, чтобы при одном только упоминании коммун у Ноэль захватывало дух.

— Нет, — прошептала она, ее голос сорвался. — Только не коммуны.

Женская рука скользнула ей на затылок.

— Вот, сядь и выпей это.

Холодная вода смочила губы, но смутные воспоминания о напитке, помутившем разум, заставили Ноэль замереть. Но она была просто иссушена жаждой… и беспомощна. Она потеряла все, а эта женщина помогала ей… И Ноэль разжала губы и, сделав большой глоток, поблагодарила.

— Спасибо.

— Конечно, милая.

Мужчина резко и шумно выдохнул.

— Лекс…

— Забудь об этом. — Женщина снова поднесла чашку к губам Ноэль. — Пусть Даллас разбирается. Он человек ответственный, не так ли?

— Я уже позвал его.

— Хорошо. — Лекс отставила чашку и щелкнула пальцами перед лицом Ноэль. — Сколько пальцев?

Ноэль моргнула и сосредоточилась на пальцах женщины.

— Я не ранена, просто растеряна. Где я?

— Четвертый Сектор. «Разбитый Круг».

Она слышала об этом. А кто не слышал? «Разбитый круг» — средоточие греха, клуб, о котором ее друзья говорили только шепотом — потому что никто не был достаточно смелым, чтобы открыто навещать Сектора. Массовые аресты напившихся тамошнего вина были достаточным основанием не делать этого.

— Вино О’Кейна, — прошептала она, вспоминая черно-белые этикетки бутылок. — Значит, вот, где его делают.

Но как она оказалась здесь?

— Не совсем здесь, но склады находятся поблизости. — Женщина протянула руку. — Я Лекс.

— Ноэль. — Рука Лекс была мягкой, но сильной.

Женщина показалась ей суровой, даже прежде чем Ноэль смогла с трудом сесть и разглядеть ее целиком. Кожаные сапоги на шпильках и обтягивающий наряд — откровенный, в Эдеме такой можно было купить только на черном рынке. Ноэль никогда не видела настолько обнаженной женщины — неприлично обнаженной, но не стыдящейся своей наготы.

Лекс изогнула бровь.

— Понимаешь, что я имею в виду, Джас? Она смотрит на меня, будто у меня две головы.

Мужчина нахмурился — выражение лица, которое казалось для него привычным, если не постоянным.

— Она из города.

Теперь, когда она была в вертикальном положении, Ноэль смогла разглядеть и его. Он словно заполнил комнату своим присутствием, казалось, из-за него она даже стала меньше. Его одежда была такой же странной, как и у Лекс — сшитая из денима и кожи и усеянная серебряными и стальными пряжками. Его предплечья были покрыты вязью татуировок, их темные линии вернули ей разрозненные воспоминания.

Каменное лицо охранника, вышвырнувшего ее за городские ворота.

Наркотик в напитке и мужчину, который преследовал ее.

И подхватившие ее руки.

Ноэль уставилась на него.

— Ты спас меня.

Его глаза расширились в легкой панике.

— Хм, нет. Ты просто свалилась мне в руки.

Но он поймал ее. Он не оставил ее на улице, на растерзание гиенам, шныряющим меж Секторов. Он не причинил ей вреда. А паника в его взгляде заинтриговала ее — словно он не ожидал от нее воспоминаний, словно думал использовать ситуацию иначе. Превратить ее благодарность в обязанность, чтобы она почувствовала себя в долгу. Она почти предположила, что так и будет.

Но мужчина не сделал ничего подобного. Он просто поступил по совести, ничего не требуя взамен.

— Спасибо, что поймал меня.

Лекс закрыла лицо руками и пробормотала что-то себе под нос.

Дверь открылась и хлопнула достаточно сильно, чтобы сердце Ноэль подскочило. В комнату шагнул мужчина чуть старше Джаса на вид, одетый в кожаный жилет, оставляющий обнаженными татуированные руки. Он уставился на ее спасителя раздраженным взглядом.

— Джаспер, ты заноза в моей заднице.

Тот поднялся.

— Да ладно, Даллас. Ты бы сделал то же самое.

— Даст Бог, мы никогда не узнаем. — Он ткнул пальцем в Ноэль, и этот жест был одновременно угрожающим и полным досады. — Три вопроса. Тебе стоит честно ответить на них, или я вышвырну тебя на улицу.

На улице ей не особенно везло. Ноэль сплела пальцы, чтобы скрыть дрожь.

— Отвечу честно, — пообещала она.

— Хорошо. — Он начал отсчет, загибая пальцы. Первый. — Твой отец — говноед Эдвин Каннингэм?

Стыд обжег ей щеки, боль впилась когтями в грудь.

— Да. Хотя он, наверное, уже начал процедуру отчуждения меня от семьи.

Ворча, Даллас загнул второй палец.

— Твое досье говорит, что за тобой — два проступка. Что ты натворила?

О, нет. Она не могла признаться в этом перед Лекс и, конечно, не перед своим спасителем. Не перед Джаспером. Чувствуя, как к бурлящему внутри стыду присоединилось еще и унижение, Ноэль уставилась в пол и заставила себя ответить.

— Хранение и употребление алкоголя и… — Слово застыло у нее на языке. Но она должна была сказать. — Распутство.

Тишина. Затем Лекс покачала головой и с отвращением фыркнула.

— Сборище дерьмократов. — Она повернулась к Далласу, расправив плечи. — Она может остаться со мной, пока не встанет на ноги.

— И третий вопрос. Посмотри на меня, Ноэль Каннингэм.

Подчиняясь силе его голоса, Ноэль подняла взгляд. У мужчины были стальные глаза, соблазнительные и неотразимые одновременно, и ей пришлось бороться с собой, чтобы сосредоточиться на словах.

— Хочешь, я посажу тебя на автобус прямо сейчас и отправлю прочь, в коммуны? Если нет, то лучшее, что я могу предложить тебе — недельный испытательный срок под началом Лекс. Я не собираюсь нянчиться с несчастной крошкой из Эдема, ожидая, пока она придет в себя. Выбирай: неделя здесь или автобус на фермы?

Два варианта. Две жизни. Фермы могли убить ее. Там есть препараты, способствующие зачатию — Эдем противопоставлял им контрацептивы, борясь с перенаселением. В городе ценились ресурсы, а в коммунах дети сами были ресурсами. Распутство не было тут грехом, но секс был приемлем только как средство, обеспечивающее сильное потомство, которое будет работать на земле и обогащать тех, кто владеет этой землей.