Внимание! Вами было нанесено личное оскорбление наследнику рода Сильдорианов Ару Густаве, личному посланнику короля. Ваша наглость не знает границ, а смелость достойна восхищения; если вы переживёте сегодняшний день, вам однозначно будет, что рассказать внукам.

Внимание! Ваша наглость находит тайных поклонников в зале. Продолжайте в том же духе, и они откроют ваш тайный фанклуб.

Внимание! Вы удостоились внимания местного летописца. Ваш случай будет описан в виде поучительной басни «Ворон и червяк».

Система! Мать твою, хоть сейчас не ржи надо мной!

Ар Густаве совладал с желанием меня немедленно убить, поиграл челюстью, после чего, рыча, начал зачитывать полный список:

– Итак, вина этого стеллинга велика: воровство, сопротивление аресту, непризнание своей вины…

– Притормози!

Снова оборвав его той же формулой, я получил тайное удовольствие от процесса. Порвать меня на части, пока суд не закончился, ему не позволяли банально сами правила «Божьего» суда: всё, что бы не происходило в зале, являлось волей самого Тельпомеша, а он, как говорят легенды, может выбирать неожиданные формы правосудия… Конечно, тогда я этого не знал, но, видя, что меня никто не торопится обрывать, входил во вкус, что называется.

– Начнём с того, товарищи!

Не зная, как обратиться к залу, я решил употребить знакомое мне слово. И гугол его не перевёл… впрочем, ошарашить народ больше, чем я это уже сделал (ага, стеллинг. Говорящий, недорого) было нельзя.

– …что моя вина по факту совершения кражи не доказана! И всё остальное могло быть простым непониманием…

– Притормози! – тут же подскочил зелёненький купчик, что с его брюхом и габаритами было сделать о-очень непросто.

О, кстати, видимо моя фраза ему понравилась, раз решил меня ей же оборвать!

– Что значит, вина не доказана, стеллингское отродье! Я сам, лично, узнал в тебе того вора!

– Ваших показаний суду недостаточно, Ван Ганидзе, – с лёту ответил я, и, видимо, порвал очередной шаблон: глаза у того выкатились, рот начал закрываться и открываться, как у рыбы.

А Эр Патер, почему-то удостоив меня злобным взглядом, громко покашлял, после чего постучал по кафедре.

– Что значит… недостаточно? – пролепетал растерянный купчина.

– А то и значит, товарищ Ганидзе! – при слове «товарищ» он вздрогнул, будто бы его обдало током. Я же продолжал говорить, но теперь не просто стоял в своём уголке под конвоем, а вышел на середину зала и принялся туда-сюда расхаживать. – Моё слово против вашего, Ван! А я скажу, что видел, как вы проглотили на кухне этот кошель и что вам теперь должны разрезать живот, чтобы посмотреть, а там ли он?

Нокаут! Ван Ганидзе, придавленный моей наглостью и логикой, так и сел на своё место. В зале суда раздались первые нерешительные смешки.

Я стоял спиной к кафедре, но даже так слышал чей-то скрип зубов, а так же шепоток «Закуйте в кандалы эту погань, чтобы даже рта не смела открывать»!. Хм, а разве мои уши такие чувствительные? Я даже могу сказать, что шептал Ар Густаве, а Эр Патер ему и ответил: «Божий суд нельзя прервать без воли Бога, Эр Густаве. Притормозите!».

Между тем купца растолкали, чего-то шепнули в ухо, и он мгновенно налившись кровью подскочил.

– Да что мы слушаем эту стеллингскую тварь без имени (опаньки!), на виселицу её!

– Ван, а что вы так злитесь?

– Что я так злюсь?! Да как ты вообще посмело приравнять моё слово к твоему! – брызгая слюной и тряся кулаком, он был грозен. И, надо сказать, к нему стали перетекать симпатии зала, который тоже начал подниматься ему в поддержку.

Упс, не учёл. Да, это из серии, если яйца начнут учить петуха и курицу, как их надо делать… Блин, забыл, что до демократии ещё дойти этому обществу надо… А, ладно! Помирать так с музыкой! Идём ва-банк!

– Да-а, Ван Ганидзе? Возможно я и стеллингское отродье… но скажите мне, добрые люди… Товарищи! – в очередной раз, это слово возымело волшебный эффект: фокус внимания снова оказался на мне. – Чтобы вы сделали, своруй вы тысячу мер золота, а? Неужто бы остались бы в этом занюханном городишке с дрянными дорогами?

Оу, страйк! Вот это плюха! Ганидзе синел, краснел, зеленел, белел, косился на Патера, а тот сделал вид, что он тут не причём; зато вот Ар Густаве кре-епко так задумался. После чего посмотрел на меня так… загадочно, я бы сказал.

Толпа между тем зароптала. И правда: стеллинги, конечно, странные, но тысяча мер (пофиг, что я не знаю, сколько это для местных) золотом… Я же продолжил развивать успех:

– И потом, люди! Тысяча, мать его, мер! Тысяча! Вы хоть раз держали их в руках? А кошелёк? Вы представьте себе, как это был бы кошелёк!..

– Это был мешок с золотом! – тут же выкрикнул бледный Ван.

– Да хоть, мать его, телега! Как я бы на себе её бы утащил? Что, позвал бы своих родичей? Но ведь Ван утверждает, что я сделал это один. Значит, я должен быть силён, как герои из легенд! Но почему тогда…

– Притормози, стеллинг, – наконец подал голос задумчивый Ар. Он махнул рукой, после чего, мои синюшные конвойные (ага, представляю какой их кондратий хватил за время моего импровизированного спича), быстро меня утащили, для профилактики ещё разок ткнув дубинкой. Несильно, в лицо.

– К порядку, добрые граждане Гелоны, – постучал по кафедре Священник.

На пару минут суд прервался: граждане успокаивались, высокое начальство о чём-то переговаривалось, священнослужители читали молитвы, а монахи, собравшись кучкой у кафедры, требовали моей немедленной казни. Ганидзе, кстати, сидел на лавке, схватившись за сердце, в то время как его обмахивали и поили водой.

Наконец, действо возобновилось. Слово взял Патер:

– Что ж, сторона милосердия права, говоря о том, что стеллингу было бы не под силу провернуть такую кражу в одиночку. Что скажет сторона наказания в ответ на это?

Поднялся Рыцарь.

– Я скажу вам, что дела Вана Ганидзе являются делами Вана Ганидзе; его возможные прегрешения будет рассматривать королевское налоговое отделение, сейчас же речь ведётся о наказании конкретного стеллинга, и потому сторона наказания требует отклонить вопрошание стороны милосердия… –

Покуда я переваривал этот поворот судьбы (ребят, ну там же всё очевидно!), он, сверкнув глазами, вещал далее:

– …тем более, стеллинги для нас – загадочная раса. Кто знает, каким гнусным колдовством они могли воспользоваться ради этого преступления?.. – Густаве недобро усмехнулся и очень плотоядно посмотрел на городского главу. – Кроме того, со стороны достопочтенного Вана есть свидетели, которые будут опрошены дополнительно, уже после заседания суда…

Толпа одобрительно гудела, а купчик бледнея и зеленея, бегал глазками.

– …и поэтому я настаиваю на полном наказании за воровство, в независимости от того, совершал его на самом деле стеллинг или нет!

Вотц а… Эй, Ар, ты же хороший парень!.. Ну, иногда…

– Что ж, суд соглашается с замечанием стороны наказания и потому постанавливает: по пункту воровство, обвиняемое признано полностью виновным. Решение обжалованию не подлежит. Сторона милосердия? – Священник посмотрел на меня.

Гады! Да они сговорились! Вон, как Патер и Густаве переглядываются! Я же, закипая, уже открыл рот:

– Притор…

…как получил в зубы от весело скалящегося охранника. И это, мазафака, было больно! У… зубы…

– И да: как проводник воли короля Ар Густаве постановил: в данном заседании суда каждая сторона может использовать слово «Притормози», дабы опровергнуть слова собеседника или прервать ход заседания только один раз, – его голос лучился невероятным довольством.

Точняк сговорились! Вон какая удовлетворённая рожа у Рыцаря… у-у, гадина… отомщу, забуду и ещё раз отомщу! Будешь знать, как обижать маленьких стеллингов!

– …и на данный момент каждая из сторон воспользовалась этим правом. А теперь сторона наказания продолжит «зачитывать список», – Эр Патер, довольный как кот, сделал приглашающий жест рукой.