Из приемника с хрустальной чистотой умиротворенно звучала труба Майкла Дейвиса. Дослушав «Полуденный сон фавна», Лиза прошла на кухню за спасительным коньяком, но очередная бутылка снова была пуста, и она открыла шкафчик, где стояла поредевшая коллекция Гошки, чтобы открыть новую. Взяла, что первое попалось на глаза и под руку. Сувенирная бутылочка с кубинским ромом была сделана по форме «Острова свободы», которая, как известно, напоминает крокодила. В хвост «крокодила» был вставлен портрет Хосе Марти, на саму тушу – портрет Команданте Фиделя, а в пасти развевался кубинский флаг. Назывался ром «Бенсеремос» – Мы победим. «Хорошее название для рома», – сказал Лиза, вылила сразу все содержимое бутылочки в бокал. Он заполнился лишь наполовину: бутылочка оказалась действительно, сувенирной, не для настоящего пития.

Она накинула вязаную шаль, сунула в карман юбки сигареты и зажигалку, взяла бокал и стала подниматься на верхнюю веранду. Ее слегка пошатывало, и она с трудом преодолевала узкую и крутую лестницу. Забыв, что закрыла дверь на ключ на прошлой неделе, когда был дождь, она рванула ее так, что задребезжали стекла, угрожая разбудить соседей.

Вышла, и сразу ее пронзил такой дивный солено – йодистый запах моря, что расхотелось курить. Она стояла, попивая обжигающий кубинский ром, и смотрела в ночь. Моря не было видно, но его присутствие, как всегда, угадывалось по мощному дыханию, иногда коротким судорожным всхлипам или наоборот, протяжному и глубокому рокоту волн.

Лиза стояла и смотрела в ночное небо, покрытое темными облаками. Они взволнованно и торопливо бежали куда-то, но перед тем, как исчезнуть, успевали изобразить самые немыслимые фантастические фигуры, стремились захватить соседнее облако, растворить его в себе, сделать частью собственных скульптурных фантазий. Вот громадный медведь с вытянутыми лапами, разинув пасть, грозно и быстро надвигался на толстую длинную змею. Слившись в единое целое, они стали мощной гориллой, которая, стоя на задних лапах, старалась передними зацепиться за хвост двухголового свирепого тигра. Тигр, хоть и о двух головах, не заметил угрозы и поплатился, рассыпавшись на стаю птиц с клювами – крючками. Кто-то невидимый гикнул-свистнул, и стая собралась вместе, легко проглотив все движущиеся рядом фигуры. Тут же, на какое-то мгновение возник огроменный мужик с развевающейся бородой, с жутким яростно кричащим ртом и выпученными от напряжения глазами. Длинные, всколоченные власы на голове тянули бедного мужика во все стороны, и он не выдержал, пропал, провалился без следа.

Темноту моря внезапно прорезал луч прожектора, стала видна прибрежная полоса залива, замелькали сплошной линией огни в приморских поселках, засветилась дорожка от ближайшего маяка. Лиза не отрывала взгляда от этих, дрожащих в темноте огней на далеком берегу, уверенная, что она видела эту картину раньше, еще минута, и она вспомнит, где и когда.

– Ну, конечно, – выдохнула Лиза облегченно. – Точно, мы тогда с Гием встретились на палубе парома, курсирующего между Афинами и островом Эгина.

На тот момент Лиза в плане финансов оказалась несколько ниже «ватер линии» и рванула на последние деньги к своей давней приятельнице, внучке бабушки Таисьи, сухумской гречанке Софье, давно обосновавшейся на своей исторической родине. Она взяла самые дешевые билеты в четырехместную каюту, а когда вошла туда, оказалось, что там уже устраивались на ночлег три греческие мамы с шестью малолетними детишками – по двое на каждую. Малыши плакали, капризничали, баловались, мамы кричали на них, пытаясь успокоить, тут же кого-то кормили, кому-то меняли пеленки, кому-то совали соску, игрушку и т. д. В каюте было душно и шумно. Лиза жестами дала понять женщинам, что они могут располагаться и на ее месте тоже. Получив в ответ многоразово повторенное «поли эфхаристо» – большое спасибо, она с удовольствием вышла из каюты. Вечер был теплый, путь предстоял недолгий, и ее не пугало провести ночь на верхней палубе.

Паром медленно отходил от порта, оставляя все дальше свет фонарей на берегу, огни портовых сооружений, домов и гостиниц на холмах. Еще через полчаса разбросанные огни слились в одну линию, подчеркнув изгиб афинской бухты. Из бара доносился голос Демиса Руссо. Он томно тянул «О, сувенир мой, сувенир». Ему подпевали сидевшие за столиками соотечественники, подняв стаканы с «Метаксой».

Лиза прошлась вдоль и поперек палубы и обнаружила пирамиду шезлонгов, сложенных в углу, а рядом – наваленные друг на друга матрасы, чуть прикрытые теплой тушей брезента, нагретой дневным солнцем. Лиза с удовольствием уселась на матрасы, вытянув ноги и глядя в море. И вот здесь, в темноте безлунной ночи, на неосвещенной палубе она заметила одинокую фигуру человека, в котором сразу, узнала Гия. Она уже не впервые убеждалась, что самое узнаваемое в человеке конечно, не лицо, а моторика, жесты, движения. Давно облысевший человек будет все так же проводить рукой по голове, как бы поправляя вихры волос; другой, скрюченный артритом, будет пожимать плечами, выражая недоумение, как это он делал в здоровой молодости; третий возьмет сигарету, чашку, рюмку и поднесет ко рту тем же движением, что и двадцать лет назад.

«По-моему, криминалисты в поисках преступника недооценивают этот фактор», – подумала Лиза, глядя с улыбкой на силуэт Георгия. Он стоял, не двигаясь, положив большие кисти рук на борт. Вытянув тонкую шею и повернув голову в сторону берега, он напряженно вглядывался, как если бы среди удаляющихся огней города был и свет его дома. Прежде чем подойти к Гошке, Лиза отправилась в бар за бокалом чего-нибудь выпить, уверенная, что найдет его на том же месте в той же позе.

Потом Гошка сказал, что тоже сразу узнал ее на выходе из освещенного бара. В одной руке она держала бокал с вином, в другой сумочку, пытаясь закурить. Для этого она перекладывала то сумочку, то бокал, то сигарету, пока не полетели вниз и сумочка, и зажигалка, а бокал накренился, рискуя вылить содержимое: действия вполне типичные и узнаваемые.

– Ну, привет, Гошка. Сколько прошло со дня нашей последней встречи в Риме? Лет пять, думаю, не меньше? – сказала Лиза, отпивая греческое вино, терпкое и теплое.

– Скоро шесть, – поправил ее Георгий, закуривая, и тут же закашлялся.

– У тебя появился типичный кашель заядлого курильщика, бросай.

– А сама? – возразил Гошка и предложил: – Давай вместе. Вот сейчас бросим и больше ни-ни.

– Нет, прямо сейчас нет, но вообще-то скоро придется. По всем странам начинают зверскую борьбу против курения. Мне на какой-то акции майку вручили с надписью во всю ширь «Нон смокинг дженерейшн».

– Н-да, это уже не к нам. Мы из другого поколения-, протянул Гошка. – В некотором смысле мы – мамонты, динозавры или что-то вроде этого. В социальном смысле.

– Тебе так кажется? Нет, я пока не ощущаю. Я неприхотлива как немецкая овчарка. Могу жить в любых условиях и в любом обществе. И нынешняя молодежь меня не раздражает. Правда, и особого любопытства не вызывает.

Вот так они и проболтали о том, о сем всю ночь, заходя время от времени в бар, где все время слышались грустные греческие напевы.

Оба они впервые были в Греции. Лиза объяснила, что едет к своей приятельнице, которая давно звала ее в гости. И это была правда. А Георгий, оказывается, ехал на какой-то профессиональный семинар на остров Санторини, где должен был что-то вещать молодым электронщикам из поколения некурящих.

Лиза зябко передернула плечами, дотронулась до изящных кончиков пальмовых листьев, лежащих на деревянных перилах веранды. Она прикоснулась к ним и спросила: «Вам тоже не спится?». Листья ничего не ответили. Наверное, все-таки, спали. Она еще раз погладила их, допила каплю рома и стала спускаться. И опять чуть не полетела перед площадкой, снова споткнувшись о высокий порожек. Удар пришелся ровно в то же место, что и накануне. Она села на ступеньку, чтобы растереть лодыжку, на которой еще не прошел старый синяк.

– Наверное, Гошка тогда уже заболевал, – подумала вдруг Лиза. – Ранняя стадия, можно было бы вылечить. Может быть, останься я тогда с Гошкой, а он снова попросил меня об этом, я бы тогда могла помочь ему, я отвела бы его к врачам. Но уже через мгновение со злой иронией прошептала: «Не строй из себя мать Терезу. Тебе и в голову не пришло тогда остаться с ним. Ты спешила. А что получилось, помнишь? Опять предательство. Софья была так рада твоему приезду. А ты взяла, да и переспала зачем-то с ее мужем.