Промышленная жизнь била ключом. Наживались и купцы, и крестьяне, да и рабочие, ввиду большого спроса на рабочие руки, едва ли были в плохом положении.
2. Личное
Новая неудача
Судьба продолжала за что-то мстить.
Когда, в средине марта 1912 года, я снова был в Петербурге и зашел к Коншину, он сказал:
– Вакансии для вас еще нет, но скоро будет.
– Где?
– Скажу вам, но только под большим секретом. В Муроме.
– Помилуйте, в отделение третьего разряда? Я просился перейти управляющим в отделение второго или первого разряда, а вы мне даете место контролера в третьем разряде!
Коншин скривился:
– Так мне указал его сиятельство министр.
– В таком случае позвольте мне лично переговорить с графом Коковцовым.
– Пожалуйста!
Тем временем я уже был назначен чиновником особых поручений в министерство без содержания. Материальное положение стало трудным.
Являюсь к Коковцову представиться по случаю назначения. Сетую на то, что Коншин мне предлагает ехать в Муром.
– А я, – говорит Коковцов, – и то удивляюсь Коншину, что он назначает вас, нового человека, на такое ответственное место! Ведь Муром – это важный промышленный центр.
Ясно – министр так поддерживает своего управляющего банком, что всякие разговоры бесполезны.
Когда я откланивался директору канцелярии Бэру, он говорит:
– А вас все ищет бывший муромский контролер Демуцкий, теперь назначенный в Ржев управляющим.
Действительно, в одном из кулуаров меня ловят за рукав.
– Простите, не вы ли господин Стратонов?
– Да…
– Я – Алексей Данилович Демуцкий!
Подвижной, нервный, но, по-видимому, болезненный человек, – рассказывает мне кое-что о Муроме, но так, что определенного впечатления вынести нельзя. От отзыва об управляющем отделением Восленском уклоняется:
– Сами увидите!
Зато постоянно упоминает о бухгалтере Леке. Почему он все к нему возвращается?
– Есть ли для контролера квартира?
– О, да! Прекрасная квартира, семь комнат… Только…
– Что только?
– Нет, ничего. Вы сами все на месте узнаете!
Что за странные все загадки он загадывает.
– К кому вы мне посоветовали бы там сразу обратиться?
– К секретарю Вениамину Владимировичу Гофману. Славный молодой человек. Вы ему телеграфируйте о своем приезде.
Глухой провинциальной веткой железного пути добрался я из Коврова до Мурома. Все искал знаменитых муромских лесов, их и в помине уже не было. Соловьи-разбойники видно давно вывелись.
Встретивший меня по телеграмме на вокзале В. В. Гофман уговорил остановиться первую ночь у него. Оказалось, что и он, и его жена Лидия Дмитриевна – уроженцы Новороссийска. У нас оказалось множество общего, и это нас сблизило. Гофман мне откровенно объяснил, на что так загадочно намекал Демуцкий.
Мое прямое начальство, управляющий отделением Александр Александрович Восленский – или, как его прозвали, Осленский – ленивый, хитрый и злой человек, из поповичей. Находится всецело в руках своей жены, могилевской купчихи, также злой, властолюбивой, мстительной и падкой на лесть молодой женщины. Она лепит из мужа, точно из воска, любую фигуру.
Слабостью Восленской ловко воспользовался бухгалтер Лек. Лестью, подлипальничеством и угодничеством он приобрел ее фавор, а с ним и фактическую власть в банке. В нем делается все по указке Лека, управляющий ему подчиняется под давлением жены.
Лек – личность темная, подозрительная. Говорят, что принимает подарки от клиентов и выхлопатывает им кредиты у Восленского. Выдает себя, по фамилии, за англичанина. На самом деле – типичный еврейчик, уши и черты лица выдают.
Контролера Демуцкого Лек третировал. Не только не признавал в нем начальство, но позволял себе его при всех служащих вслух и в лицо бранить: «негодяй!», «дурак!» Демуцкий, ожидая назначения управляющим, смертельно боялся, чтобы не вышло какой-либо истории, могущей повредить его назначению, а потому все это сносил без протестов. Лек теперь уже привык пренебрегать контролером, и восстановить нормальный порядок, по мнению Гофмана, невозможно.
Когда уходил Демуцкий, Восленский хлопотал о назначении на его место Лека. Между тем назначили меня. Отсюда наперед ко мне возникло у Восленских и Лека враждебное отношение, и меня будут стараться выжить…
– Ну, а как с моей квартирой?
– Ваша квартира занята.
– Кем?
– Леком и его семьей!
Оказалось, что за денежную компенсацию Демуцкий уступил свою квартиру бухгалтеру.
– Но ведь о моем приезде было известно?
– Было!
– Что же, Лек не освободил квартиры?
Гофман смеется.
– Не освободил и не собирается освобождать.
– Где же я помещусь?
– Вам Восленский велел приготовить две комнаты, предназначенные для приезжих, полуподвальные.
На другое утро прихожу в банк официально. Восленский – высокий мужчина, с длинным заостренным носом, точно у мертвеца, встретил меня со сдержанной неприветливостью. Видно было, что он наперед настроился враждебно.
Стал я знакомиться с персоналом.
Лек произвел скверное впечатление. Хитрое, лисье лицо, глаза бегают по сторонам. Приторен, но одновременно часто принимает нахальный тон.
Кассир И. П. Сеславин – беспорядочный, любящий выпить человек. Не особенно зловредный, но и мало дельный.
Мой ближайший помощник В. Д. Тагунов – хитрый и окающий муромский мещанин. Старается со всеми ладить и при этом извлекать выгоды из своего служебного положения.
Остальные чиновники, почти все местные уроженцы, – в большинстве народ малосимпатичный, доверия не внушавший. Некоторые прямо отвратительны, например, бухгалтерский чиновник Смыслов. Некультурные; лучше остальных только Гофман и два инспектора мелкого кредита.
Грустная обстановка! Куда же меня забросила судьба и за что? Какая-то смрадная лужа.
К тому же и положение контролера в Государственном банке было глубоко ненормальное. С одной стороны, как ближайший заместитель управляющего, он должен был все контролировать и обязан был протестовать, если что-либо было не так. С другой – он всецело зависел от отзывов о нем управляющего, который имел право негласно свести с ним любые счеты, если контролер имел смелость выявлять свое лицо и самостоятельное мнение.
Начало службы
Поместившись в полуподвальной квартире, я тотчас же заявил и Восленскому, и Леку мою просьбу об освобождении квартиры контролера. Оба ответили неопределенным мычанием. Между тем от жизни в сыром помещении у меня стала резко проявляться кавказская малярия. Я стал настаивать на уходе Лека из моей квартиры и назначил ему ультимативно недельный срок.
Неделя прошла без последствий. Спрашиваю Лека:
– Что же вы не уходите? Ведь неделя прошла.
– Но ведь это вы назначили неделю, а не я! А я вам вовсе не обещал, что за это время уйду.
– Когда же вы думаете переходить?
– Этого я еще не знаю!
Его наглый тон меня взорвал. Заявляю решительным тоном Восленскому:
– Если в течение трех дней Лек не освободит мою квартиру, я протелеграфирую управляющему Государственным банком с просьбой о вмешательстве в это дело.
Оба они струсили и засуетились. Лек стал любезно-слащавым, а через три дня квартира была свободна.
Восленский уехал в двухмесячный отпуск. Так как я был еще совсем новый человек, то вместо меня управлять банком во время отпуска Восленского командировали управляющего Рыбинским отделением банка Александра Ивановича Цакони. Он оказался глубоко порядочным человеком и джентльменом. За эти два месяца у нас завязались сохранившиеся на всю жизнь добрые отношения. Он мне много помог товарищескими советами и в служебном отношении. Попытки Лека распоряжаться, как при Восленском, встретили решительный отпор Цакони, и Лек должен был притаиться.
Но и Восленский, и Лек стали наверстывать потерянное, когда Цакони уехал. Началась открытая агрессивная политика против меня. Истории возникали за историями, и все – из‐за таких пустяков, о которых и говорить-то не стоило. Обо всех этих мелких случаях, в своей пристрастной обрисовке, Восленский сообщал в центральное управление банка.
