– Ничего такого не заметила, – холодно отвечаю я.

– Надеюсь, что нет.

От осуждения во взгляде Джеффа меня коробит. Кто он такой, чтобы судить? Он меня даже не знает. В последний раз мы виделись, когда у меня во рту были брекеты, а на лице – прыщи. Думаю, тогда я даже еще ни с кем не целовалась.

– Как бы там ни было, я повеселилась, – говорю я Джеффу и Скарлетт, захлопываю шкафчик и закидываю рюкзак на плечо. – Мне пора идти. Хочу поговорить с преподавателем до звонка.

Я ухожу, не дав им ответить, спешно махнув рукой через плечо на прощание. Я действительно хочу прийти на занятие пораньше, но не для того, чтобы поговорить с учителем.

Сижу в засаде у двери класса. Ребята шастают туда-сюда мимо меня по коридору. Некоторые заходят в тот класс, который я сторожу, остальные идут в другие.

Где он?

От нетерпения я начинаю притопывать и теребить лямки рюкзака. Я оглядываю коридор в поисках его, пристально смотрю на всех парней, которые проходят мимо. Продолжаю ждать в коридоре даже после звонка, даже после того, как дверь в класс закрывается. И мое терпение вознаграждается.

Чарли Доннели появляется в конце коридора. На нем черные карго и черная же футболка. Он спешит и явно зол на себя за то, что опаздывает.

Когда парень замечает меня, останавливается как вкопанный.

– Твою мать, – бормочет он.

– Чейз, – неловко говорю я.

Делаю шаг вперед, и он очень быстро отступает в сторону, рукой пытаясь нащупать дверную ручку.

– Мы опоздали на урок, – говорит он, и его тон так холоден и отчужден, что я хмурюсь. Парень даже не смотрит на меня.

– Мне все равно, что мы опоздали. Хочу поговорить с тобой.

– Мне нечего сказать, – бормочет он.

– Прошу, – умоляю я.

Я хватаю его за руку, прежде чем он успевает открыть дверь. Он морщится, как будто я обожгла его каленым железом. Мне становится больно от этого. Несколько дней назад он умолял меня прикоснуться к нему. Теперь, похоже, не выносит даже моего вида.

Почему, черт побери, это меня заботит? Волна гнева и самобичевания захлестывает меня. Этот парень сбил мою сестру и отправился за это в тюрьму. Меня вообще не должно заботить, что он не влюблен в меня.

– Ну, у меня есть что сказать, – четко произношу я. – И неважно, опоздаем ли мы на одну минуту или на пять… это все равно опоздание. Так что вполне можешь уделить мне несколько секунд своего драгоценного времени.

Он опускает руки и изо всех сил пытается не смотреть на меня. Синие глаза глядят поверх моей головы. Я чувствую себя глупо, разговаривая с его подбородком, но все равно делаю это.

– Ты теперь ходишь в нашу школу, – начинаю я.

– Ты меня спрашиваешь или информируешь? – его взгляд ненадолго встречается с моим и снова ускользает.

– Я констатирую факт. Ты теперь учишься тут. Я учусь тут. У нас одни уроки. – Я неловко показываю пальцем на дверь позади. – Так что… учитывая ситуацию, в которой мы оказались, думаю, нам следует… расставить все точки над «и».

Он смотрит на меня ошарашенно.

– Расставить точки? Я… – снова отводит взгляд. – Ты сестра Рейчел Джонс.

Сердце сжимается.

– Да.

– Нет никаких точек, чтоб расставлять, Элизабет.

– Меня зовут Бэт.

Он игнорирует меня.

– Отойди от двери.

– Нет. – Я упрямо расставляю ноги шире и скрещиваю руки на груди. – Ты не можешь притворяться, будто меня не существует и у нас не было се…

– Заткнись, – рычит он.

Я испуганно смотрю на него. Почти мгновенно его черты искажает боль.

– Извини, что рявкнул, – резко говорит он. – И прости за ту ночь… – Он замолкает, и я понимаю, что в его взгляде не совсем раскаяние. Это стыд. Он тоже стыдится того, что мы сделали.

– Ты жалеешь об этом? – бормочу я.

На этот раз он смотрит прямо на меня и не прячет глаза.

– Да.

Я не могу описать боль, накрывшую меня.

– Потому что я – ее сестра? – голос дрожит на каждом слове.

– Да, – снова повторяет Чейз.

Это заставляет меня задуматься.

– Но если бы я не была ее сестрой… – я прерывисто вздыхаю, – ты бы жалел об этом?

Он долго смотрит на меня своими пронзительно синими глазами, потом скользит взглядом ниже.

– Нет, – наконец признается он.

Моя очередь чувствовать стыд. Одно короткое слово – нет – приносит волну облегчения, вспышку счастья. Меня вот-вот стошнит от собственной реакции на этого парня.

Я неподвижно стою, Чейз аккуратно отодвигает меня в сторону, открывает дверь в класс и исчезает внутри, не сказав ни слова.

Я смотрю на широкую спину, пока он идет к своей парте. Он опускается на стул и смотрит перед собой.

Миссис Рассел говорит о математическом практикуме, необходимом для занятий, или сокращенно о МАПРе, который определит все наше обучение в этом семестре. Она замечает меня в дверях и чуть сжимает губы. Бросает взгляд на Чейза, потом на меня и спрашивает:

– Бэт, не хочешь ли сесть? Сзади есть пустое место, – то есть как можно дальше от Чейза.

Я тащусь в класс, стараясь не смотреть на него. Наш разговор получился слишком коротким. Я не все успела сказать ему. У нас с Чейзом остались незаконченные дела.

Смотрю на часы. Наш следующий совместный урок – история музыки. У меня есть два часа для составления плана. Вода камень точит. Берегись, Чейз. На тебя надвигается поток.

Последний раз я передавала записку в четвертом классе. В ней я спрашивала Скарлетт, хочет ли она научиться кататься на скейте. Я тогда увидела ролик на YouTube про каких-то девчонок из Афганистана, которые научились классно кататься, и хотела быть такой же крутой. Скарлетт ответила «нет».

«Мы должны поговорить. Жди меня у моего дома. В полночь, – пишу я, пока миссис Дворак говорит о композиторах, которых мы будем изучать на истории музыки. – Я выскользну из дома».

Затем стираю последнюю часть: ему не нужно знать такие подробности. Кроме того, это очевидно. Я сворачиваю лист из записной книжки и оглядываюсь назад. Он сидит через несколько рядов от меня и пристально смотрит в учебник. Как мне привлечь его внимание, не устраивая шоу?

Я слегка кашляю.

– Ты в порядке? – Скарлетт передает мне бутылку воды, но Чейз сидит не шевелясь.

Я отмахиваюсь от нее. Постукиваю карандашом по столу. Миссис Дворак замолкает на середине предложения. Я кладу карандаш. Все так же никакой реакции от парня в черном. Зачем он носит черное? Хочет заявить миру, что он плохой? У него есть судимость, и все это знают. Он мог бы каждый день ходить в белом, и половина учеников все равно предложила бы его на роль злодея в школьной постановке.

Я ерзаю на стуле, пытаясь заставить его скрипеть.

– Мисс Джонс, вам нужно выйти? – спрашивает миссис Дворак.

– Нет, мэм.

– Тогда прошу вас не шуметь, хорошо?

Я едва не умираю от стыда.

– Да, мэм.

Мой взгляд снова обращен к Чейзу, только на этот раз слишком неосторожно. Миссис Дворак замечает его.

– Ах, – говорит она, сочувственно цокает языком и, постукивая пальцами по столу, зовет: – Мистер Доннели.

Он поднимает голову.

– Да, мэм?

– Прошу, выйдите в коридор. Вы отвлекаете класс. – Ее полное дружелюбное лицо становится холодным.

Что? Я выпрямляюсь и поднимаю руку, чтобы обозначить, что я в порядке. Несколько парней сзади фыркают и хихикают.

– Мистер Доннели, вы меня слышали?

Все теперь пялятся на него. Кто-то бросает в него смятый лист бумаги. Он не вздрагивает, но краснеет. Молча собирает книги и встает.

Шепот растет словно волна. Один из футболистов громко заявляет, что сегодня он будет убийцей. Весь класс разражается смехом. Даже губы миссис Дворак кривятся.

Я с оцепенением смотрю, как идет Чейз. Мышцы одной руки напрягаются, когда он поворачивает дверную ручку.

Дверь мягко закрывается за ним, и этот звук кажется зловещим.

– Боже, поверить не могу, что ему разрешили ходить в эту школу, – говорит Скарлетт.