Не знаю как, зачем и каким образом, но через считанные мгновения после того, как ресницы взмахнули вверх, мое тело словно было облито ведром ледяной воды. Сознание все ещё существовало отдельно, все ещё находилось там, в «комнате ожидания».
На мне висела Тамара.
Ее тело охватил тремор, а то, как дрожали руки, отделявшие ее жизнь от смерти непонятное количество времени, было невозможно передать. Тем не менее, они крепко обхватили мою шею, а тот самый крик вмиг сменила истерика. Настоящая, жуткая и живая истерика. Когда связки сводит от крика, когда голова от боли разрывается на куски, когда кричит не человек - кричит душа.
До конца прийти в себя мне удалось лишь тогда, когда в прихожей раздался хлопок входной двери, а девочка носом уткнулась куда-то в щеку, так и не переставая кричать. Маленькие ноги с силой сжали мои бёдра и живот, а я наконец захлопнула это злосчастное окно, от чего холодный воздух и туман перестали касаться кожи. Просто не понимая, как нужно действовать в таких ситуациях, решение поступить так, как подсказывает сердце и душа, было самым верным.
В ответ я ласково обняла Тому, начиная поглаживать волосы, плечи и спину девочки. Сейчас важнее было не дать ее страху остаться внутри; он не должен стать частью души, которая и без того была к столь юному возрасту так обожжена; наверное, в этом мире теперь лишь я могла представить те ощущения, моросящие сердце в маленькой груди, но вспоминать то отрывок своей жизни - нет, лучше убейте.
Прошло около пяти минут, и Тамара уже молчала, лишь редко шмыгая носом. Руки ослабили хватку, но с шеи не двинулись ни на сантиметр; ноги тоже не собирались отпускать меня. Дышала она часто и громко, сипло свистя всем, чем только можно.
Мои лопатки в один миг начало невероятно жечь, и связать с такими «объятиями» это было невозможно. Я понимала, что сзади прямиком туда, в спину, примерно в сердце вонзается чей-то пристальный взгляд. Он не оставлял мне никаких шансов терпеть такие издевательства. Благо держать себя в форме мне ещё удавалось, а потому я медленно оторвала девочку от подоконника, поворачиваясь на 180 градусов и оказываясь лицом прямо напротив него.
В дверях стоял высокий мужчина : крепкие плечи, твёрдые руки, холодный взгляд, отчасти впалые скулы и тёмные глаза. Красивая сволочь. В руках он держал пакет из «Пятерочки», а я, видимо, его дочку.
Все-таки всегда любила свою способность в любом аморфном состоянии выбирать отличного спутника «жизни». Хоть и жизнь эта длилась одну ночь, и ничего, кроме падения с седьмого неба обратно на постель под утро, я не помнила, повторить такое было бы неплохо - в этом врать самой себе было бесполезно. Правда, это чувство я уже забыла : в суете быта было совсем некогда напиваться, да и повода не было; в крайнем случае я была уверенна в образе любящей жены, но ровно до вчерашнего вечера. Ещё раз увидеть наглую улыбочку этой шлюхи, перетерпеть предательство, разгуливать с бутылкой вина полуголой по центру Москвы, уехать с незнакомым мужиком - вновь бы приняла на себя образ дорогой шлюшки за такой чудный секс. Но до этого было далеко.Мы молча сверлили друг друга взглядами, и первой прервать молчание пришлось мне.
Тамара вновь начала всхлипывать, утыкаясь носом в мою шею так, будто она была маленьким, ещё слепым щенком, пытающимся найти свою маму, полагаясь только на нюх. Мои губы коснулись совсем невесомо ее виска, и в этот миг она задрожала, а я испугалась сама себя.
Может, это было неправильно, было лишним, неверным, но внутри что-то будто треснуло, дернулось, разорвалось или рассыпалось - толком сама не могла разобрать, но было уже поздно.
-Тише,-чуть слышно губы выпустили голос наружу, а я ,прямо с девочкой на руках, пошла вперёд, не обращая никакого внимания на мужчину, и закрыла за собой дверь в детской, где была уже через десять шагов. Тамара молчала. Ее нос уже не терся о мою шею, а я вновь взглянула на ее лицо.
-Больше так не делай никогда, договорились? Ни при каких обстоятельствах, - когда мое сознание уж точно было на месте, девочка лежала в постели, хлопая глазами и наблюдая за мной. Взгляд ее был опять другим, но только уже разобрать его значения было сложно.
Торопиться отвечать она не собиралась, а я сглотнула противный комок слюны, беря в руки того медведя и начиная поправлять ему то лапы, то уши, то несуществующие складки на плюшевой ткани - лишь бы не смотреть на неё. Что-то жгло мои щёки и нос, и , видимо, это был стыд.
Такая холодная девочка, и правда, была сейчас другой. И в глазах ее было что-то другое, и в выражении лица, и даже в поджатых губах. От подушки оторвалась сначала голова, потом шея и позвоночник; она села на постели, переводя уже виноватые, полные странной горечи, прежде всего, к самой себе глаза.
-Ты… извини. Я тебе глупостей наговорила много. Я не хотела тебя обидеть,- Тома сжала губы, несмело вытягивая вперёд руки и обнимая Марину сбоку, а висок легко упёрся в предплечье. По спине женщины в этот момент побежали мурашки, а взгляд с медведя перебрался на макушку малышки. Я улыбнулась, а та рука, которая была свободна, легла на детское плечо.
-Я рада, что мы с тобой познакомились. Знаешь, мы можем больше не встретиться с тобой никогда, но я тебе благодарна, как минимум, за спасение. Не каждый взрослый умеет правильно оказывать первую помощь, а ты, можно сказать, спасла мою жизнь. У тебя в жизни все будет круче всех, главное в это верить,-мои пальцы щелкнули кончиками по носу Томы,а она шумно и глубоко вздохнула, лениво отлипая от тела женщины.
-Я тоже рада,-она кивнула, натягивая улыбку на лицо и пытаясь отвести взгляд в сторону. Не заметить такого было невозможно, и я напоследок,уже поднявшись с кровати, крепко-крепко обняла девочку.
-Не грусти. И на подоконниках тоже не прогуливайся.
Тамара закивала и крепкие ее руки взяли в кольцо тонкую шею. Прощание затянулось, но спустя 15 минут я наконец покинула комнату, пытаясь сбросить булыжник со своей души, но получалось это с огромным трудом, и, если быть точнее, совсем не получалось, а прямо перед дверью меня встретил тот самый «красавчик». Тем для разговоров было много, разговаривать с ним не было никакого желания - высказать все, что я о нем думала, хотелось в разы сильнее.
-Я, понимаю, что таких, как я, у тебя семеро на неделе, если не больше, но имей совесть уделить каплю внимания дочка. Я была на ее месте, я знаю, какого это, остаться одной при живом отце, и, поверь, ничего страшнее этого, нет,-и впереди была ещё куча мыслей, фраз и, наверное, эмоций, но тут он резко прижал меня к себе одной рукой за талию, а другой - за бёдра. Было бы странно, если бы губы не сделали того же в себе подобные. Продолжать жарких поцелуев не было никакого желания, но он - самый настоящий черт. Меня в один момент начало тянуть к нему лишь сильнее,и на минуту с копейками я поддалась, после резко отрываясь. Лопатки тут же уперлись в стенку, дыхание сбилось вконец, заставляя отдышку напомнить о своём существовании в этом мире.
-Ты самая настоящая сволочь. Ты оставил с первой попавшейся бабой свою дочь; ты приготовил мне завтрак, а для неё оставил жалкую пару яиц и помидор; ты со спокойной душой трахался, когда за стенкой спал, а, может,и нет, твой ребёнок, твоя дочь; девочка, которая сейчас нуждается в колоссальной поддержке с твоей стороны, но бабы тебе оказались куда интереснее её,- хватая воздух через каждое слово, пыталась что-то высказать я, но со стороны, наверное, это выглядело глупо.
-Выходи за меня.
========== Часть 7. Телефон, борщ и капуста. ==========
Глава Седьмая.
Телефон, борщ и капуста.
-Чего?-я в наглую поморщилась, поправляя влажными ладонями примятые волосы, потерявшие за весь день всю свою форму.
-В задницу иди, выходитель,-терпение напора его взгляда на том резко закончилось, и, окончательно понимая, что мои слова до лампочки такому как он, ноги понесли меня к двери, но что-то вдруг пошло не так.
Резко чувствуя давление сзади, запястье крепко сжали грубые мужские пальцы с такой силой, что слезы сами по себе выкатились из моих глаз и жалобный писк сорвался с губ. Может, его это напугало, может, что ещё, но в следующий миг по инерции я начала падать назад, но делать этого было некуда. Я абсолютно упустила тот момент, когда крепкие руки быстро наприжали меня к тёплой груди, не давая сдвинуться теперь ни на шаг.