-Отлично, -как ни в чем не бывало, девочка поднялась на ноги. Стакан, стоявший прежде на полу, теперь уже был в ее руках, а затем и вовсе оказался на кухонной подставке для точно таких же сосудов.
Марина оклемалась быстро, почти сразу присаживаясь и пытаясь понять, что случилось. Девочки в комнате нигде не оказалось, от чего некоторое волнение начало медленно ускорять глухой ритм её сердцебиения. Подняться на ноги оказалось уже задачей посложнее, но всё-таки решаемой, после чего платье было одернуто на место и волосы вместе с тем приведены в нужную форму.
Так приятно было смотреть на густые темно-серые тучи московского дрянного неба в промозглый дождь, который своими каплями напрочь портил весь пейзаж, виднеющийся сквозь стеклопакеты. Гладкая поверхность, давно не знавшая чистящего средства и полироли, стала огромным и гостеприимным приютом для тысяч мельчайших молекул воды, от чего капли стали покрывать окно не только снаружи, но и изнутри.
Юная спасительница сидела на подоконнике, прямо носом утыкаясь в залапанное пылью стекло. Такая погода целиком, как нельзя, четко и метко могла описать то, что творилось сейчас на душе маленькой Томы. Внизу пищали машины, что-то гудело, слышалось отголоски разговоров и других звуков, свидетельствовавших о продолжении жизни. И было никому не важно: где-то там, вверху, на черт знает каком этаже, сидит она. Та, для которой мир рухнул вместе с синусовым ритмом на кардиограмме; она, которая здесь и сейчас совсем не понимает как быть, жить и даже существовать, если то потребуется, дальше.
Тамара тихо плакала, ладонью касаясь холодных стёкол - слезы катились беззвучно, а длинные и чёрные, как смола, как у мамы, ресницы только и успевали спускать на себе солёный раствор тоски в одиночестве. Размеренно азот расправлял детские легкие по грудной клетке, чего уже абсолютно не хотелось их хозяйке.
Двери детской упирались прямиком в широкий дверной проём кухни, где, казалось, в такой пасмурный день будто бы и не было огромного окна. Найти потерянную девочку оказалось совсем не сложно, и Марина также просто подошла к ней, останавливаясь около стола, который от окна отделяли какие-то жалкие два метра.
-Я очень удивлена, признаю, -мельком по губам скользнула улыбка, а девочке до этого совсем будто не было дела - все ее дела были в это время мыслями.-Кто тебя научил первую помощь оказывать?
-Точно не твой Олег, -черствое шипение послышалось от окна, и Тома рукавом пижамы быстро утёрла слезы с красных щёк.-Мама-хирург и папа-реаниматолог это веская причина не отвечать на твои глупые вопросы?
Характер у неё был ещё тот. Однако большую роль в таком настроении сыграло все случившееся, потому и обижаться на забитого обстоятельствами в угол ребёнка смысла не было. В такой тишине, которая повисла между нами, было слышно все : от шума дождя до дыхания, а вот потом послышалось тихое, противное и писклявое урчание детского живота, который точно был чем-то недоволен.
На часах время близилось к двум. Этого Олега все не было, но и надежд, что его интересовала судьба дочки больше моей, было мало. Как минимум потому, что завтрак был оставлен лишь на меня.
Женщина сделала насколько шагов вперёд, оказываясь чуть ли не на две головы выше шестилетней девочки, и ладони её тотчас словили мокрые руки Тамары.
-Ты ещё ничего не кушала сегодня?
Она обернулась, сначала прожгла серые глаза напротив леденящим взглядом насквозь, а потом тот потихоньку начал плавиться и таять, становясь живым и нестоящим.
-Я не хочу есть. Тебе не нужно меня кормить, охранять и тем более о чем-то беспокоиться. Этим должен сейчас заниматься другой человек, которого я теперь обязала называть «папой». Видимо, единственное, что нас может связывать - взаимное невыполнение этих требований.
-Разговариваешь и мыслишь ты совсем не по-детски,- Марина шумно вздохнула. Одна из ее ладоней стала настолько горячей, что касаться кожи ребёнка было невозможно страшно. Пальцы совсем медленно поправили растрепавшуюся челку на ребяческом лице, но огромные зрачки оставались неподвижными - упёрто смотрели в лицо женщины, будто пытаясь в них что-то нащупать.
-Я приготовлю, а ты потом сама решишь - нужен тебе поздний завтрак или нет.
-Не нужен, -и вновь голос Тамары послышался звоном в комнате. Девочка наглухо поджала губы, до побеления и даже синевы в капиллярах тонкой кожи.
Черт возьми, но эту малышку я понимала сейчас, как никто другой. Она опять повернулась лицом к окну, а мои руки за круглыми плечами распахнулись для объятий. Но тут же замерли, сжимая ладони в тяжёлые кулаки, опустившиеся вниз. Не могу. Нельзя.
========== Глава 5. Помидор, яйцо и кружка. ==========
Глава Пятая.
Помидор, яйцо и кружка.
Дальше все происходило в полной тишине, которая своей идеальностью оглушала и заставляла звон в ушах принимать непосильные для человеческого уха частоты. Готовить я не любила, могу признаться честно. Умела, но никогда не любила. Лишь изредка, длинными и приторными новогодними вечерами, когда даже фирменный оливье свекрови становился комом поперёк горла, в моих руках появлялся миксер или ещё что из разряда кухонной техники. Спустя пол часа во всем доме пахло выпечкой, и на этом моя любовь к готовке заканчивалась как страшный сон.
Сегодня этого желания было ровно столько, сколько в любой другой день - вечность ниже нуля, но почему-то я поплелась к холодильнику. Ассортимент его был слишком «разнообразен», от чего глаза бегали в разные стороны: от пары яиц до помидора, от помидора до пары яиц и обратно. Накормить хоть чем всегда лучше, нежели оставить голодным.
Эти два яйца стали, наверняка, не самым вкусным и, тем более, лучшим завтраком, да ещё и в компании вместе с ними зажаренного помидора, однако запах стоял вполне себе ничего, а огромное стекло покрылось тонкой пленкой влаги.
Белая тарелка была на столе, а рядом с ней стояла кружка с чайным пакетиком, который я уже заливала только что закипевшей водой.
-Тебе сахар в чай сыпать? - от девочки ничего услышать я не ожидала, но не спросить не могла. Тишина в ответ совсем меня не удивила, и я насыпала в большую кружку пару чайных ложек с горкой сладкого песка, размешивая мелкие кристаллы в воде.
-Садись кушай.
-Я не буду,- тишина наконец миновала, и Тома подала голос, но даже не повела взглядом в сторону. Ее голова прильнула к холодному окну, а я внимательно наблюдала за ней, стоя возле кухонного стола, что был «засервирован» к позднему завтраку. Она тихо дышала, медленно и глубоко, засасывая в лёгкие тёплый комнатный воздух. Я сделала несколько шагов вперёд и вновь оказалась у подоконника, следом медленно присаживаясь на него прямо у ног Тамары. Не получается накормить - попробуем хотя бы контакт наладить.
-Ну чего ты хочешь? Я тебя понимаю, и это не пустые слова, поверь мне. От того, что ты не будешь есть, что будешь вот так вот дуть губы и молчать тебе будет только хуже.
И, кажется, между нами уже не было граней, а мне захотелось теперь не просто заставить ее поесть, но и помочь не остаться одной, наедине с проблемами и трагическим стечением обстоятельств. В своё время у меня не оказалось рядом того человека, который смог бы меня поддержать. В какой-то мере и сейчас мне самой нужно было дружеское плечо, но ни подруг, ни друзей у меня не было. Нет, не так, настоящих подруг и друзей у меня не было.
Девочка вновь не шевелилась, лишь взглядом провожала проезжающие под окном автомобили, все гудящие и куда-то спешащие. Наблюдая за ней, я вернулась в детство, но не как другие дети, в счастливое и беззаботное, а в тот самый страшный, самый жуткий и проклятый день, когда утром меня в садик разбудила не мама, а наша соседка. Как сейчас, помню этот запах валерьянки стоявший по всей квартире. Обычно пахло кофе, оладьями или блинчиками, но в то утро была валерьянка. И мама, лежащая в своей постели с серыми губами. Она всегда улыбалась и даже во сне, а щеки всегда, всегда блестели румянцем. На глазах проступили первые слёзы, а я ладонью, будто незаметно стёрла их с холодных щёк. До сих пор помню, как тогда кинулась будить маму, но, как назло, она никак не просыпалась. И целовала, и крепко-накрепко обнимала, и даже уже начала щекотать, но как только меня начали пытаться оттащить от холодного тела, в детскую голову пришло осознание всего происходящего. Слезы в тот миг полились градом, а я настолько крепко вцепилась в мамину шею, что от того на ней остались синяки.
