- А что видишь в ней ты, Баркаял? - обернулась я к моему спутнику.
- Пустоту, - и он склонился в поклоне.
- Я тоже могу ее увидеть? - Я подошла к инкунабуле. - На каком языке написана эта книга?
- Разумеется, на том единственном, который существует, - позволил себе улыбнуться гном.
По хрустальной обложке, как по ледяным узорам на морозном стекле, было начертано: КНИГА СКРЫТЫХ РАВНОВЕСИЙ.
- Что это значит? - спросила я.
- Переверните страницу, - посоветовал гном.
- Но вы должны помочь, - потребовала я. - Вы же видите, какой тяжелый переплет.
- Сама-сама-сама... - довольно нагло, голосом пышноусого киноактера ответил мне экскурсовод.
Пришлось самой, и это оказалось не труднее, чем листатьобычную книжку. На первой странице, под изображением моего собственного мертвенно-бледного лица с закрытыми глазами стояло мое же имя. Правда, звучало оно иначе.
- Что это? Значит ли это, что сейчас эта книга как бы написана мной?
- Только вы сами можете разрешить этот вопрос, синьорина, - было ответом.
Название показалось мне слишком высокопарным. Я бы никогда не стала называть книгу подобным образом, я же не сивилла какая-нибудь.
Я раскрыла книгу наугад:
"Я раскрыла книгу наугад: "Я раскрыла книгу наугад: "Я раскрыла книгу наугад..."
Поспешно захлопнув книгу, успела только увидеть, что фраза, с которой я до последнего мгновения не спускала глаз, изменилась. Теперь, готова поклясться, она начиналась так: "Поспешно захлопнув..."
- Все тексты, материализованные в той или иной форме повсюду во Вселенной, есть лишь отражения этой книги, соответствующие ее содержанию. В большей или меньшей степени, - продолжал служитель.
- Выходит, всякая книга, по большому счету, об одном и том же? уточняла я, чрезвычайно заинтересованная. - А например, Интернет ?..
- Частный случай, синьорина, - покивал гном. - Если бы вы только видели, какие странные формы принимает эта книга на окраинах мира...
- Значит, и папирус, и просто наскальная надпись, и глиняные дощечки, и бегущая строка в метро...
- И нехорошее слово на заборе, - подтвердил гном.
- Кто же был первым автором? - не могла я угомониться.
- Всевышний, - поднял брови гном. - В проекте была какая-то тема... Кажется, любовь.
Я спрашивала себя, что заставило меня представить книгу хрустальной, наподобие царевнина гроба.
Мы шли около часа, как мне казалось, и начали подкашиваться ноги, а конца крутой и узкой лестнице все не было видно. Я уже перестала понимать, спускаемся мы или поднимаемся.
- Может, остановимся, передохнем? - робко предложила я.
- Нет-нет, это никак невозможно. Нас ждут, - служитель достал из-за пазухи песочные часы и мельком глянул на них, - уже двести тридцать один год...
- Так пойдемте быстрее.
- Мы не можем идти быстрее, пока вы стоите на месте! Нам нужно преодолеть одиннадцать кругов, а вы все никак не хотите сойти с лестницы. Напрягитесь, что там у вас после лестницы в представлениях об аде?
- Почему же именно одиннадцать кругов? - удивилась я.
- Это я мог бы спросить у вас. Помните, мы в вашем персональном аду!
- А что мне нужно сделать, чтобы пройти дальше? - спросила я растерянно.
- Ничего. Просто попробуйте представить себе место, куда надо попасть.
Я закрыла глаза ладонями и попыталась воочию вообразить первый круг ада.
Первым материализовался запах...
Послышался сдавленный вздох гнома:
- О, полуденный бес, зачем я снова вернулся сюда? Ведь это Земля, синьорина...
- Мы здесь уже были, - сказал кот.
Я открыла глаза.
- Что это на вас, моя госпожа? - вопросил гном.
- Ночная рубашка здешних обитательниц.
Мы были в психбольнице.
- Что же ожидает нас в остальных кругах? - простонал несчастный гном. Этот ужасный запах... Такого на Земле не было в мои времена.
- Медицинский, - подсказала Ингигерда.
- Все ясно! Мы не можем идти дальше, пока вы не пройдете этот круг. Одна, вы слышите? Одна-одинешенька... Бедная, бедная моя госпожа! - И гном исчез, а с ним вместе исчезли все.
Кроме Ингигерды. Она постарела на глазах - кожа сложилась морщинами, глаза подернула пелена безумия, волосы расплелись сами собой. И теперь она глядела на меня волчьим взглядом.
- Ингигерда, - прошептала я.
- Меня зовут Анна! И это ты привела меня сюда! - взвизгнула она и кинулась на меня, норовя оцарапать лицо. - И я мучаюсь всю жизнь... Стерва!
Нянечки проснулись от крика и, разняв нас, вкатили Анне солидную дозу снотворного. Вслед настала и моя очередь.
Первый круг... Изо дня в день просыпаясь среди теней, становиться тенью. Человек наполняется тем, что его окружает. Как сосуд в сообщающейся системе. Мои соседки... По большей части эти несчастные женщины всего лишь телом присутствовали в этом мире. Тела, механически настроенные на программу самоликвидации. Те, кто сохранял рассудок, были жертвами безжалостных обстоятельств. Одну искромсал муж. Другая допилась до горячки. Третью обворовали, и ей просто негде и не на что было выжить в зиму...
Старухи, ждущие здесь конца, и юные существа со странствующими где-то душами - все они и сейчас заставляют плакать меня, особенно по ночам. Жаль мне и здешних людей в белых халатах. Молоденькая медсестра жаловалась, что ненавидит свою мать и желает ей смерти.
Труднее всего было есть. На обед нам давали красный суп и полную стальную миску гречневой каши - рассыпчатой, жирной. К хлебу прилагался толстый кусок бледно-розовой колбасы и кубик масла. Господи, эту колбасу я видеть не могу без отвращения. А тут приходилось глядеть, как ее пожирают грязные, потные, чавкающие соседи.
Нет, я совсем не была уверена, здорова ли сама. Все эти голоса и виденья - что они такое? По правде сказать, до сих пор не знаю.
Меня спасло лишь то, что я стала помогать этим бедным женщинам. Говорила с ними по душам, когда их души возвращались в тело. Стирала выпачканные простыни (уж и не знаю, как удавалось смирять свою природную брезгливость). Разминала их старые спины, мыла посуду, терла пол... Я как бы брала на себя немногое от их страданий и замечала в себе, а потом и в них удивительные вещи. Я улыбалась, и улыбались они. Я расчесывалась, становились и они пригожей. Я мыла лицо, и за мною тянулась очередь. Я верила, что им всем можно помочь.
...Мне выдали одежду, проводили до ворот. До последнего мгновения я в это не верила. Мне посчастливилось раздобыть здесь связку ключей. С ощущением, что эти ключи еще пригодятся, я уносила их с собой без спросу. Все семь штук, старых, даже старинных, покрытых зеленоватой патиной.
- Прощайте, - сказала я.
- До свидания, милая, до свидания, - ответила мне нянечка.
Но с улыбкой, хотя и слабой, я повторила:
- Прощайте...
- Ну что ж, должен признать, вы неплохо справились с заданием, которое сами себе придумали, - заговорил Лукоморьев, как только я перешагнула порог собственного дома.
Он возлежал в кресле, вздернув ноги на журнальный столик, по своему обыкновению. И проводил тут время с известной приятностию - на столике пачка сигарет и вскрытые банки с пивом. Вокруг живописно раскиданы чипсы.
- Угощайтесь, дорогая, - любезно предложил он.
- Благодарю покорно, - хмуро отказалась я.
- А знаете, это ваше пиво очень даже ничего. Разумеется, пить его в натуральном виде, то есть в котором оно поступает в продажу, нет никакой возможности. Но... В результате некоторых алхимических процессов можно получить вполне пригодную к употреблению жидкость...
- Алхимия устарела, - не очень вежливо заметила я. - Займись молекулярным синтезом.
- Знаю, знаю, - он поднял руки. - Знаю все, о чем вы могли подумать, драгоценнейшая... Оп-ля, - он щелкнул пальцами, и в доме в момент стало чисто. - Вот и все, было о чем беспокоиться...
Я только усмехнулась.
- Может, после столь долгого заточения, - нещадно болтал посетитель, в которое вы монашески себя ввергли, вам захочется немного прогуляться? И даже, возможно, чуть-чуть развеяться? Ну, покуролесить - самую малость? Я с удовольствием составил бы вам компанию...
