— Конечно, нет проблем, даже наоборот – ей будет полезно провести время в

небольшой компании. — Доктор по-доброму мне улыбается.

Мы прощаемся, и я выхожу из её кабинета, направляясь к палате девушки.

Тихо стучу, даже если дверь и приоткрыта. Лёгкое «проходите» призывает меня войти.

Девушка, как всегда, в постели, впрочем, с учётом ран она не может ещё передвигаться.

— Привет. Я просто проезжал мимо и решил прийти посмотреть, как ты, — говорю я, немного смущаясь и почёсывая затылок.

И что я здесь делаю? Мог бы вернуться домой после того, как получил информацию о

её здоровье.

Улыбается, возможно, она рада моему визиту и её взгляд прикован ко мне.

— Вы что-нибудь узнали? — спрашивает меня с глазами полными надежды.

— Нет, мне очень жаль, но мы делаем всё возможное, — говорю я, приближаясь к

кровати и оставаясь стоять на ногах.

— Я понимаю… — из её глаз исчезает надежда, уступая место разочарованию. Мне

хотелось бы дать любую информацию, которая поможет хотя бы немного.

— Как только что-нибудь узнаем, я дам тебе знать.

Теперь, когда я здесь и не знаю о чём говорить, то начинаю снова спрашивать себя –

зачем, чёрт возьми, я сюда пришёл. Никто из нас двоих ничего не говорит в течение

нескольких секунд, и я решаю отправиться домой, чувствуя себя глупо.

— Мне лучше уйти, — говорю и поворачиваюсь к выходу.

— Подожди…, — я остановился и повернулся к ней вновь. Она выглядит как будто ей

не по себе. — Ты… ты мог бы задержаться и поговорить? — На несколько секунд остаюсь

неподвижным, уставившись на неё и застигнутый врасплох, а она интерпретирует это

молчание как отказ. — Я не должна была спрашивать, конечно, у тебя много дел, прости.

— Нет, всё в порядке, — отвечаю, приходя в себя. — Я не спешу, могу задержаться на

пару минут.

С нежной улыбкой на лице она поднимает глаза, что вызвает во мне странное чувство.

Я беру стул и сажусь рядом с ней. Мы молчим некоторое время. Она опускает глаза на

свои руки, возможно, пытаясь найти тему для разговора.

— Сколько тебе лет? — наконец спрашивает, заставляя меня улыбаться, от нежности

такого простого вопроса.

— Мне исполнилось тридцать в прошлом месяце. — Я улыбаюсь, мне кажется, так

странно вернуться к спонтанным улыбкам, учитывая, что разговариваю с незнакомкой.

Кивает, как будто желая усвоить мои слова.

— По-твоему, сколько мне лет? — спрашивает меня, несколько секунд зачарованно

глядя своими глазами, с теплыми оттенками.

Когда задаёт мне этот вопрос, я разглядываю её глаза и понимаю, какой потерянной и

одинокой она себя чувствует.

— Около, двадцати... двадцати пяти, я думаю. — Не думаю, что она старше. Видно, что она молодая и странно, что никто ещё не заявил о её пропаже.

Мы продолжаем болтать около часа, время пролетает незаметно. Говорили о моей

работе, конечно не о расследованиях, но я ей рассказал о своих коллегах, и она была

счастлива, молчаливо слушая, тогда как я, поразился тому, насколько комфортно себя

чувствовал, разговаривая с ней, практически с чужим для меня человеком. Как правило, я не

очень разговорчивый, даже с моими друзьями. После этого я вернулся домой, пообещав ей, что в один прекрасный день вернусь, чтобы ещё немного поболтать и она, кивая, подарила

мне счастливую улыбку. За время, что я провёл там с ней, её глаза больше не отражали

грусть, а её ум не пытался найти какую-то смутную информацию, заблокированную в ней.

Некоторое время она была просто девушка, которая болтала о том, о сём, живя немного

нормальной жизнью.

Она ничего не помнит. К сожалению, нет никого, кто помнит о ней, кто составит ей

компанию или даст немного утешения. Возможно, именно поэтому следующие дни я всегда

заезжал проведать её. Не оставался надолго, я не очень хорош в поддержании беседы, но я

хотел знать, как она себя чувствует и дать ей понять, что при необходимости она могла бы

рассчитывать на меня.

Постепенно эти визиты за последние две недели превратились в привычку. Я

проводил там всё утро, прежде чем идти на работу. Приходил каждый раз, когда она

завтракала, и понял, наблюдая за ней, что она всегда выбирала мёд вместо варенья. Не

обдуманный, а спонтанный выбор, возможно воспоминание.

Я был там, когда однажды утром она смотрела по телевизору реалити-шоу и

попросила меня объяснить цель программы. Я был там, когда однажды утром, застав меня

врасплох, обратилась ко мне с вопросом – безобидным для неё, но почти смертельным для

меня.

—Ты помолвлен или женат? — спрашивает она, и я мгновенно покрылся холодным

потом.

Она сразу замечает мою реакцию и спешит извиниться.

— Извини, это не мое дело, — говорит она, и я замечаю, как она сожалеет о том, что

обратились с этим вопросом.

— Ничего страшного, — отвечаю я, пытаясь скрыть потрясение, какое

спровоцировал этот вопрос во мне.

С другой стороны, в этом любопытстве нет ничего плохого, она не может знать, какое это имеет значение для меня.

В тот день я ушёл рано, но почувствовал себя виноватым, когда на следующий день, заметил её удивленное выражение, когда она увидела меня, входящим в палату. Возможно,

она подумала, что я разозлился из-за вопроса и больше не собирался её проведывать. Вместо

этого я всё ещё был там.

И я находился там даже тогда, когда десять дней спустя, они, наконец, сняли повязки

с её ног, и она попыталась встать.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, входя в палату, когда вижу, что она сидит на

краю кровати.

— Вчера вечером мне сняли повязки, и медсестра помогла мне сделать пару шагов, я

просто хотела чуточку погулять, — говорит она, вставая, но замечаю, насколько она

неустойчива, и от боли её лицо искажает гримаса.

— Подожди, я помогу тебе. — Я подошёл и чтобы поддержать, положил руку ей на

талию, чувствуя себя глупо и неловко из-за этого первого контакта между нами.

Это только работа, продолжаю повторять для себя.

— Спасибо, — прошептала она смущенно.

Не знаю, как объяснить такое поведение даже самому себе, мы не расследуем её дело, вообще нет никакого дела, и никто не давал мне поручения защищать её. Все исследования, о которых я попросил Мэдисон, были по моей личной просьбе, и всё это оставляет меня в

замешательстве, потому что я никогда не позволял себе вмешиваться, никогда... тем не

менее, с ней, как ни стараюсь, я не могу быть равнодушным. Мэйсон тоже задал мне

похожий вопрос, когда в очередной раз я сказал, что заходил к ней.

— Итак, ты приходишь к нам на ужин сегодня вечером?

— Да, но сначала заскочу на секунду в больницу, — говорю я, пока, убираю в карман

свой телефон и беру со стола ключи от машины.

— Знаешь, в эти дни ты ведёшь себя как-то странно. Не то, чтобы ты привязался к

этой девушке больше, чем хочешь признать? — спросил Мэйсон, заставая меня врасплох.

— Но что ты такое говоришь? Думаю – это только моя обязанность, убедиться, что

с ней всё в порядке, учитывая, что это я её спас. Просто я хочу протянуть руку, видя, что

на данный момент у неё никого кроме меня нет. Вот и всё, — объясняю ему.

Мэйсон кивает мало убеждённый моими словами.

Вздыхаю, размышляя над его словами, и вновь повторяю себе, что нет ничего

странного. С другой стороны, это моя работа защищать людей, не так ли? Там нет ничего

большего, работа и только это.