Сегодня он спешил, сегодня был праздник!

Дело сделано беспроигрышное. Уж он-то отлично знал – что в этом городе завтра начнется.

Паника!

И все будут хватать тьюберговские ружья – лежалое старье, которое тому достанется почти даром, а продано будет по очень хорошим ценам. И двадцать пять процентов прибыли получит он, Барток. За отличную идею и отменную психическую обработку населения.

О той сумме, которую завтра старик Тьюберг переведет на его счет, ему нельзя было и мечтать. И вот, как с неба свалилось!

Это нужно было отметить.

Он не слишком тяготел к еде и напиткам, но всегда имел дома небольшие запасы деликатесов, как частичку дорогого благополучия, на которое он в силу редких обстоятельств может возыметь заслуженное право.

Он быстро и аккуратно переоделся, зажег в столовой яркий свет. Потом достал и расстелил красивую новую скатерть.

В шкафчике уже полгода стояло коллекционное красное калифорнийское вино, и он собирался сохранить его до Рождества или Нового года, но не было нужды больше ждать. Теперь он часто сможет покупать себе такие штучки. Когда захочет.

Тут же на столе появились отменные сардины и толстый кусок замечательной немецкой колбасы, настоящей, из-за океана. Когда он начал ее резать, белая обкладка сама сползла с темно-розовых кружочков, и воздух пронзил тончайший аромат – как будто все лучшие копчености мира собрались вместе, чтобы удивить и порадовать человека. Германцы – старая нация, и все, что они делали, передавалось и улучшалось из века в век – все, от роскошных готических храмов до колбасы.

Он всегда хотел посмотреть Германию, да и вообще Европу, но даже не планировал этого на ближайшие годы. Теперь вот поедет и посмотрит.

Ему вдруг захотелось поскорее выпить за это за все. И, откупорив бутылку, стараясь быть аккуратным, он быстро налил почти до краев высокий слегка расширяющийся бокал.

Прекрасное вино было очень темным и загадочно-прозрачным, казалось, что там внутри, в бокале, безмерная глубина, таинственный и манящий мир. Он поднял бокал выше к свету, и новые искристо-розовые оттенки заиграли по его краям, там, где вино сливалось с хрустальными стенками бокала.

Что-то скрипнуло в соседней спальной комнате… ну да, ветер качнул фрамугу… кстати, сколько лет вину? Он поставил нетронутый бокал и вгляделся в яркую этикетку – одиннадцать лет. Он так примерно и думал. Но снова скрипнуло в соседней комнате… конечно, осень. И начинаются обычные нудные ветра. Рано для них еще. Он протянул руку к изящной хрустальной ножке бокала, но что-то не понравилось ему вдруг.

Он ведь запирал сегодня в спальне фрамугу! Да, он всегда это делает уходя.

Теперь какой-то легкий шорох… шаги… Или это показалось? Да нет же, как будто что-то действительно еле слышно движется… совсем близко, у него за спиной.

– Что там за чепуха! – досадливо произнес он вслух и собрался обернуться.

Но пол неожиданно качнуло, и воздух поплыл как раскаленный на жарком солнце. «Землетрясение! – сразу подумал он. – Надо бежать на улицу!»

Он хотел… но не смог, и понял вдруг – почему. Гигантские иглы впивались с двух сторон в его шейные позвонки, пронзали тело до самых ног. Боль вмиг проникла в голову и сразу сковала ее. И неожиданная и страшная мысль, что его убивают, заставила в страшном напряжении искать немеющей рукой по скатерти нож, чтобы ударить назад… во врага… теряя сознание он зацепил бокал, судорожно переломив его тонкую длинную ножку…

После того, как змеелова увели, сотрудники тоже разошлись по рабочим местам и в кабинете остались только Гамильтон, Фолби, да Дик Терье, который околачивался у противоположного стола, рассматривая целлофановые пакеты с выгоревшими змеиными трупами.

Все молчали, ожидая, когда дежурный, запросив Федеральную информационную службу, доставит полные данные о змеелове, если у них, конечно, там что-то есть на него.

Вскоре поступила стандартная распечатка, согласно которой задержанный не числился среди лиц на полицейском учете. Кроме того сообщалось, что его имя, возраст и другие данные, согласно общей гражданской картотеке, сходятся: женат, сын-студент, владеет двумя небольшими кафе. Исправный налогоплательщик. К тому же, имеет собственный дом с участком в два акра и неплохой пай в крупном ремонтном бюро легковых автомобилей.

– Послушай, Фрэнк, – осторожно произнес Фолби, – ну за каким хреном такому серьезному мужику подбрасывать к нам в город змей?

– … никогда не обращался к психиатрам, – спокойно дочитал справку Гамильтон. И, повернув голову в сторону Терье, вдруг несколько раздраженно спросил: – Что ты там делаешь, Дик?

– Да так… смотрю…

– Может быть, змеи все-таки попали в город через автостраду, минуя заградительную сеть? А, Майкл? – спросил в свою очередь Гамильтон.

– Да не могли они этого, чтоб мне не сходя с места провалиться! Не могли!

– Ну ладно, объясни-ка тогда вот такую вещь. Миссис Коули совершенно категорически утверждает, что плотно прикрыла за собой входную дверь, когда покидала ресторан. Все другие служебные двери уже были закрыты на ключ к тому времени. Коули всегда сам все проверял после ухода служащих. Так вот объясни, каким образом змея оказалась в зале?

– Может быть, проскочила, когда шла уборка – люди входили и выходили.

– Ну да, и никто не заметил двухметровое чудовище с погремушкой на конце. А на свет и шум она полезла потому что уж очень ей хотелось пивка попить, да?

– А что ты ко мне пристал! – неожиданно вскинулся Фолби. – Я ее, что ли, туда принес?

– Не кричи на начальника – это дурной пример для молодого поколения, – с еле уловимой иронией, но вполне примирительно проговорил лейтенант.

– Я же не говорил, что змеи пришли сами, – тоже уже спокойно произнес сержант, – ну очень уж непохоже, чтобы этим занимался такой мужик.

– Да, совсем непохоже, – неохотно согласился Гамильтон и тут же, подвинув свежую вечернюю газету поближе к сержанту, ткнул пальцем в громадные заголовки. Фолби наклонился и покачал головой.

– А это как тебе нравится? – лейтенант показал на крупно изображенный внизу газеты короткоствольный дробовик.

– «С тридцати метров, – прочитал из-за его плеча сержант, – вы уложите любую змею, не боясь причинить вред окружающим». Я что-то вообще не знаю этого оружия, – добавил он.

– А мы сейчас посмотрим, – лейтенант подошел к полке, взял толстый справочник и, снова усевшись в кресло, начал листать.

– Вот, – вскоре объявил он. – Предназначался для коммунальных служб, главным образом для уничтожения крыс в городских трущобах. Уже пятнадцать лет не применяется. Примерная цена того времени – 120 долларов.

– А здесь они, – Фолби заглянул в газету, – предлагают это залежалое старье за 590. Ну что ж, несколько миллиончиков папаша Тьюберг положит себе в карман. И, надо думать, Бартоку отстегнет немало.

Лейтенант мрачно кивнул, и тут они оба взглянули на Дика, который продолжал свои пристальные разглядывания змеиных останков.

– Послушай, малыш, – спросил Фолби, – похоже, тебе приятно любоваться этой пакостью?

– Как, сэр?

– Да я говорю, не извращенец ли ты у нас? Ну, как тебе объяснить – может быть, у тебя такие сны бывают – идешь по городу и вдруг обнаруживаешь, что на тебе нет штанов. Или хочется иной раз сделать самому себе больно, ну половые органы дверью слегка прищемить или что-нибудь в этаком роде?

– Э… неловко даже такое слушать, сэр, ей-богу неловко. Вы бы лучше с господином лейтенантом подошли сюда. Мне кажется, я что-то заметил. Немаловажное…

Оба поднялись, устало и неохотно.

– Фу, гадость, – подходя, процедил Фолби.

– Посмотрите, пожалуйста, на змеиные черепа.

Даже сейчас эти мощные треугольные конусы с пустыми выгоревшими глазницами и длинными загнутыми зубами вызывали легкий озноб. Вся цель создавшей их природы, казалось, состояла исключительно в том, чтоб сотворить орудие убийства – стремительное и беспощадное.