«Бог для чего же нибудь послал его нам, — писала она царю. — Очень важно, что мы имеем не только его молитвы, но и его совет».
Эти-то «советы» и вызвали в стране «министерскую чехарду»: за тридцать один месяц сменилось шесть министров внутренних дел, три министра иностранных дел, четыре военных министра и даже четыре премьера. Всё это не могло не вызвать разброд в стране и недовольство в обществе. Императрица же считала основной своей задачей оберегать полноту власти своего державного супруга, призывала его к твёрдости и непреклонности.
«Ты должен показать, что у тебя свои решения и своя воля, — наставляла она мужа. — Заставь их дрожать перед твоим мужеством и твоей волей... ты повелитель и хозяин России...», «Мы должны передать Беби сильную страну и не смеем быть слабыми — ради него, иначе ему будет ещё труднее царствовать, исправляя наши ошибки и крепко натягивая вожжи, которые ты распускаешь... Да будет твоё наследие более лёгким для Алексея! У него твёрдая воля и своя голова. Не давай ничему ускальзывать из твоих рук и не заставь его возводить всё сызнова. Будь твёрд».
За каждым движением царя следят глаза Александры Фёдоровны: каждый его неловкий шаг она исправляет, вмешивается в вопросы, касающиеся лишь лично царя, совершая при этом одну ошибку за другой. Возникло мнение, что государь всего лишь марионетка в руках своей жены — всё делает лишь по её указке.
На немецкую принцессу-императрицу обрушилась лавина грязи и клеветы, не прекращавшаяся все военные годы: газетные страницы были полны непроверенными фактами, сенсациями, провоцирующими скандал, ложными обвинениями во всяческих грехах вплоть до шпионажа в пользу немцев. В адрес Александры Фёдоровны направлялись анонимные письма, в которых так называемые патриоты России требовали её покинуть страну. Больше всего обвинений супруге царя досталось из-за её отношения к Распутину, который действительно сыграл зловещую роль в судьбе царской семьи. Уже через несколько месяцев после начала войны стали распространяться упорные слухи, что именно «Гришка», которого к тому времени окружила шумная популярность как нечестного, хитрого и распущенного мужика, контролирует правительство, а немецкая принцесса, допущенная государем к рулю власти, находится полностью под его влиянием.
Недовольны были и многие родственники царя, относившиеся с явной неприязнью к его супруге. В высшем свете стали распространяться всевозможные слухи и сплетни. Любой самый нелепый вымысел принимали за истину, каждый шаг императрицы воспринимался с заведомой предвзятостью. По воспоминаниям приближённой царицы Лили Ден, Александра Фёдоровна знала и читала всё, что о ней писали. «Но хотя анонимные письма и стремились очернить её, а журналы поливали её грязью, ничто не могло запятнать светлую её душу. Я видела, как покрывалось бледностью её лицо, я видела, как её глаза наполнялись слезами, когда до неё доходили особенно мерзкие слухи».
Многие в аристократических кругах критиковали императрицу даже за её работу по уходу за ранеными, считая, что это ниже её достоинства. А она, пройдя курс сестёр милосердия, вместе со своими старшими дочерьми работала в царскосельском лазарете: промывала раны, делала перевязки, ассистировала при операциях.
Царские дочери охотно фотографировались вместе с ранеными воинами. В 1915 году были опубликованы шестьдесят фотографических снимков её императорского величества государыни императрицы под названием «Из моего альбома». (Вся прибыль от этого издания целиком поступила в пользу раненых солдат).
«Некоторым может показаться, — говорила Александра Фёдоровна мужу, — что мне не обязательно это делать, но я не просто присматриваю за госпиталем, а помогаю, насколько возможно, ведь от этого только добро. Сейчас на счету каждый человек...»
Сестре Виктории она писала в Англию:
«Только что умер на операционном столе офицер. Очень тяжёлая операция прошла удачно, а сердце не выдержало. Тяжело в такие моменты, но мои девочки должны знать жизнь, и мы через всё это идём вместе».
Но сердце самой царицы уже с трудом выдерживало все нагрузки. Участились сердечные приступы, прогрессировала нервная возбудимость. Сильным потрясением для её израненной души было убийство Распутина, совершенное незадолго до нового 1917 года. Это событие надломило волю, сознание не покидала мысль о безысходности. И когда 8 марта 1917 года генерал Корнилов, главнокомандующий Петроградским военным округом, прочитал уже бывшей царице постановление Временного правительства об её аресте, Александра Фёдоровна, сделав бессильный жест рукой, не произнесла ни слова... Конвой окружил дворец в Царском Селе, повсюду стали сновать солдаты, и она отнеслась к этому несколько равнодушно. Её беспокоило лишь состояние дочерей, заболевших корью, да судьба супруга, с которым прервалась связь (об отречении его за себя и за сына-наследника она уже знала). Страшную весть принёс во дворец великий князь Павел Александрович ещё 3 марта.
«Отрёкся! Бедный мой, — один там и страдает. О Боже, как ему тяжело — и нет никого утешить», — были её первые слова. Несколько минут спустя она сказала: «Всё к лучшему. Это воля Божья. Бог допустил это для спасения России. Только так и нужно сейчас».
Александре Фёдоровне удалось несколько раз связаться с мужем по телефону, телеграммы же возвращались обратно с надписью на конверте: «Адресат неизвестен». Лишь 10 марта Николай Александрович прибыл в Царское Село. Жена была вне себя от радости. «Вместе! Наконец-то вместе!» Резкое изменение ситуации во дворце её уже не страшило.
Жизнь семьи теперь уже «полковника Романова» в Царском Селе была полна ограничений. Телефонные провода обрезаны, электричество отключено, лифт не работал. Александре Фёдоровне с больным сердцем трудно было подниматься по ступенькам в комнаты дочерей, всё ещё не оправившихся от кори. Гулять разрешалось лишь на небольшом участке парка. За всеми разговорами вне дома следили — велено было говорить только по-русски. Все приходящие и отправляемые письма тщательно проверялись.
Как родители, так и дети смирились со своим новым положением, приняли его как испытание, ниспосланное Богом. Духом никто не падал, на судьбу не жаловался; за помощью ни к кому не обращались. Александра Фёдоровна попросила лишь не закрывать подопечные ей военные госпитали. Семье предстояло ещё пройти последние, самые трудные шаги к своей «Голгофе», растянувшейся на длинные километры от Царского Села до Тобольска, от Тобольска до Екатеринбурга. Этот крестный путь принцессы Гессенской, ставшей супругой последнего русского царя, был длиной в одиннадцать месяцев.
В середине августа глава Временного правительства Керенский решил перевезти царскую семью в Тобольск, небольшой сибирский город с двадцатью тысячами жителей. Романовых сопровождали несколько приближённых и более трёхсот солдат охраны. В Тобольске им отвели двухэтажный дом губернатора, который обнесли высоким забором. К новым условиям стали постепенно привыкать. Младшие дети занялись учёбой. С ними занимались преподаватели Гиббс и Жильяр, покинувшие вместе с семьёй царя Петроград. Мать преподавала детям Закон Божий, много читала, в основном книги духовного содержания[6].
Хотя получать газеты Романовым не разрешалось, слухи о переменах в Петрограде до них доходили. 28 октября Александра Фёдоровна сделала следующую запись в своём дневнике: «2-я революция. Временное правительство выслали. Большевики с Лениным и Троцким во главе... в Смольном. Очень пострадал Зимний дворец». А в канун нового 1918 года она написала: «Господи, благодарю за то, что мы все семеро здоровы, вместе и в безопасности».
В марте 1918 года большевистское правительство заключило сепаратный мир с Германией в Брест-Литовске. Александра Фёдоровна в письме своей подруге Анне Вырубовой писала: «Объявлен мир, а немцы продвигаются всё дальше и дальше. Когда всё это кончится? Когда Бог дозволит. Как я люблю мою страну, со всеми её недостатками. Она мне всё дороже и дороже, и я каждый день благодарю Господа за то, что Он позволил нам остаться здесь, а не послал нас далеко отсюда... Я чувствую себя старой, о, такой старой, но я всё ещё мать этой страны, и её боль для меня то же, что и боль моего ребёнка, я люблю её, несмотря на её грехи и ужасы. Никто не сможет оторвать дитя от сердца матери, равно как и страну нельзя отделить, хотя чёрная неблагодарность России к своему Императору разбивает моё сердце. И всё же — это ещё не вся страна. Господи, помилуй и спаси Россию».
