Осенью 1853 года Мария Александровна родила дочь. Девочку назвали именем матери. Маленькая Мария внесла как бы новую струю в жизнь цесаревны, глаза её вновь засветились радостью. Не только сами родители, но и сыновья — их было четверо — обожали очаровательную сестру-малышку. Горести матери большого семейства, казалось, отошли на задний план, она полностью была поглощена заботой о своих детях.
Но это счастливое время длилось недолго. Началась Крымская война. Мария Александровна, разлучённая с мужем, отправившимся на фронт, была в страшной тревоге. Но, несмотря на переживания, она нашла в себе силы, чтобы помогать раненым и больным, проявлять заботу о тех, кто посвятил себя уходу за ними. А вести из Крыма были всё хуже и хуже. Тысячи людей гибли от вражеских пуль и бомб, из-за недостатка провианта и отсутствия своевременной медицинской помощи. Не хватало врачей и перевязочных средств, из-за отсутствия дорог добраться к месту боёв было очень трудно, не говоря уже о том, чтобы вовремя подвезти туда всё необходимое.
Внезапно страшный удар потряс всю царскую семью — скончался император Николай I. Глубоко потрясена кончиной своего властительного свёкра была и Мария Александровна. «Несомненно, — признавалась она своей фрейлине со слезами на глазах, — это тот человек, которого я больше всех любила после моего мужа и который больше всех других любил меня...»
Отныне гессенская принцесса, приехавшая в Россию из далёкого Дармштадта, — супруга императора Александра II — с таким именем он взошёл на российский престол. Коронация состоялась в конце августа 1855 года, по традиции — в Москве. Как говорили очевидцы, это было величественное зрелище: богатство огромной империи было выставлено напоказ. Всё блестело и сверкало, словно все сокровища земли были собраны здесь по этому случаю.
Корреспондент газеты «Le Nord» писал о дне 26 августа следующее:
«В семь часов раздался залп из пушек, и все колокола московских церквей загудели дружным хором. Растворились двери Успенского собора. Когда я вошёл в собор, храм был почти пуст. При мне зажигали свечи, внесли троны и поставили их под балдахины. Несколько дам терпеливо ожидали на своих местах. Все они были в великолепных уборах. Розовые и голубые кокошники, унизанные жемчугом и осыпанные драгоценными камнями, чрезвычайно красивы; с них спускаются на плечи газовые вуали с золотыми блестками. Жемчужные пояса, богатые ожерелья, браслеты из драгоценных камней, оправленных с удивительным искусством, составляли роскошные принадлежности богатого туалета этих дам. В это время вошла в храм женщина высокого роста и замечательной красоты. Голова её украшалась венцом, осыпанным рубинами, сапфирами и бриллиантами. Она была одета в золотое парчовое платье, отделанное самыми дорогими кружевами. На груди её висел портрет Императора и Императрицы с алмазными украшениями рядом с бронзовою медалью на Владимирской ленте, за этою дамою следовали два служителя в азиатской белой, шитой золотом, одежде. Дама эта вела за руку десятилетнего мальчика, прекрасного, как херувим, с чёрными алмазными глазками и чёрными, с отливом воронова крыла, волосами. Этот ребёнок, одетый в офицерский казачий мундир, — владетельный князь Мегрелии, а мать его, княгиня Дадьян, теперь правительница этого княжества. Медаль, которую я видел на княгине, пожалована Государем всем, кто служил в последнюю войну. Княгиня лично предводительствовала своею милицею, была в делах против Эмир-паши и за свою отвагу и преданность России пользуется благосклонным вниманием Государя Императора. Малолетний князь Мегрелии назначен вчера флигель-адъютантом Его Императорского Величества. Эти подробности я слышал от самой княгини, которая говорит по-французски, как парижанка, и удостоила со мною разговаривать в ожидании начатия торжественного обряда. Между тем церковь постепенно наполнялась. Придворные дамы вскоре съехались и заняли предназначенные им места. Прибыло и католическое духовенство, пасторы реформатской церкви, а вслед за ними и армянские священники. Четыре офицера кавалергардского полка, с обнажёнными палашами и с касками в руке, взошли на тронную эстраду и заняли места на ступенях.
Из северных дверей пронеслось эхо громких кликов народа, приветствовавшего прибывшую в собор вдовствующую Императрицу Александру Фёдоровну. Вдова Николая I имела на голове бриллиантовую корону, головные уборы великих княгинь, следовавших за ней, были усыпаны жемчугами и бриллиантами. Говорили, что один лишь наряд Её Высочества Марии Николаевны, сестры государя, стоил четыре миллиона рублей».
Под звуки военной музыки и барабанную дробь в храм вступил Александр II вместе со своей супругой. Император в генеральском мундире и гессенская принцесса в белом парчовом платье с горностаевой опушкой, приложившись к иконам, заняли места на приготовленных тронах. На стол, покрытый парчой, были положены царские регалии. После прочтения Символа православной веры к императору подошли два митрополита. Александр снял с себя Андреевскую цепь и, облачившись в порфиру, преклонил колени. Ему поднесли на парчовой подушке корону, которую он сам надел на голову. Затем государь взял в руки скипетр и державу и обратился к императрице. Она, бледная и взволнованная, подошла к своему супругу, склонилась перед ним. Александр возложил на её голову корону, поданную митрополитом. Четыре статс-дамы подошли к коленопреклонённой императрице и укрепили царский венец на её голове золотыми шпильками. Их величества вновь заняли места на тронах.
«Так окончился церковный обряд, — заключает своё описание корреспондент газеты «Le Nord» — Гром пушек, звон колоколов, бой барабанов, звуки музыки и громкое “ура” с окружающих соборную площадь высоких трибун сливались в одно торжественное, оглушительное приветствие, а над этой величественной сценой народного восторга светлело ясное небо, озарённое яркими лучами солнца».
Будет ли жизнь гессенской принцессы — российской императрицы и впредь озарена солнечными лучами? Об этом тогда никто не знал и прежде всего сама Мария.
Итак, на российском троне новая императрица — Мария Гессенская. «Она, по-видимому, не очень довольна своим новым ремеслом императрицы, — писала в своём дневнике фрейлина Тютчева. — Она говорила мне, что жалеет о своём красивом титуле цесаревны, который для неё создал император Николай».
Может быть, у Марии Александровны были плохие предчувствия относительно правления своего супруга? Она очень болезненно отнеслась к несчастью, случившемуся в Москве в день восшествия его на престол: большой колокол Ивана Великого на Кремлёвской площади сорвался и упал, убив двоих людей. Мария Александровна сочла это дурным предзнаменованием.
Гессенская принцесса была очень суеверной. Она верила в приметы, сны, чудесные видения и даже некоторое время увлекалась мистицизмом в самых разнообразных его формах. (В то время это встречалось нередко среди высокопоставленных светских дам).
В одной из французских газет была опубликована статья о новой российской императрице. В ней восхвалялся ум Марии Александровны и выражалось предположение, что Россия может надеяться найти в ней вторую Екатерину Великую. Какая цель преследовалась этой статьёй? Желание внушить императору Александру II недоверие к супруге, которая, возможно, захочет оказывать влияние на государственные дела? Да, действительно в первые месяцы своего царствования Александр советовался с женой, иногда она даже присутствовала при докладах министров и пыталась принимать участие в делах государства. Стремясь привлекать способных людей, она выступала порой с ходатайством перед своим царственным супругом о назначении какого-либо сановника на высокий пост. В кулуарах двора начали шептаться, что якобы принцесса-императрица управляет мужем. Нашлись «усердные люди», которые сделали так, чтобы разговоры дошли до слуха государя. Естественно, это не могло не вызвать его ответной реакции. Он перестал говорить с императрицей о делах, демонстрируя тем самым свою полную независимость. Отныне если Мария Александровна хотела что-либо выхлопотать у царя или высказать свои мысли о делах государственных, то обращалась к министрам, а не к супругу, боясь ему досадить. Да и это она со временем почти перестала делать, хотя от неё, человека тонкого, проницательного ума, не могло оставаться скрытым, что государя часто обманывают. Она вообще уже не решалась ни во что вмешиваться и молчала. Князь Пётр Владимирович Долгоруков, русский историк и публицист 60-х годов прошлого века, так писал об императрице Марии Александровне:
