Наконец мои ноги притянули меня в знакомое место – KFC. Оно, как всегда, было забито кучей народа, которым было наплевать на тебя из-за наслаждения собственным тщеславием или попросту за неимением времени. Меня это устроило более чем, я стал в очередь и ждал, отключив звук на телефоне. Поначалу всё шло более чем гладко, но затем я случайно наступил на пятку (в этом деле я умелец) впереди стоящему молодому пацану, за что тот меня хотел убить.

– Прошу прощения, – приложив руку к груди для придания образа моего глубочайшего сердечного сожаления о содеянном, я томно и с болью во взгляде произнёс бедному парню, который, видать, целое состояние просадил на свои кроссовки. Ещё бы, а потом какой-то бомжевидный чел наступает на них – кто бы тут стерпел?

Тот знатно и громко цокнул, да так, чтобы глупый я осознал всю степень его великодушия, раз он меня прощает практически за смертный грех. Я слыхал, скоро введут закон, разрешающий убивать людей за их несанкционированное прикосновение к модной брендовой одежде. Это, быть может, и слухи, но в такое время чему только ни поверишь. Парень отвернулся, но, подумав пару секунд, обернулся ещё раз, и стал глядеть уже совсем иначе, словно видит перед собой заветные сиськи, на которые дрочил с начала своего полового созревания. У меня, по крайней мере, был бы идентичный взгляд, будьте уверены, но с одним условием: эти сиськи должны были остановиться во времени и не стареть. В целом мне пришлось убедиться в том, что в мире нет ничего невозможного, но лишь когда чудеса случаются. В остальных же случаях приходится считаться с ограничениями и жестокостью жизни.

– Вы Сергеев? Писатель, – радостно воскликнул этот парень, закатив глаза, словно подвороты на своих штанах.

– Да, я, – мне это прельстило, хотелось выпить.

– Да ну нахер! – крикнул он ещё раз, и люди стали оборачиваться. – Охереть, – он ругался напоказ (что и свойственно юношам в его возрасте), дабы обратить на себя внимание, – сам Сергеев со мной в одном ресторане. Как вас сюда занесло? – взгляд его был восхищён.

– Жрать хочу, как и все тут сидящие.

– Ха-ха! Вот умеете вы метко сказать, да, – всё не успокаивался он. – Проходите вперёд.

– Нет уж, очередь для меня святое, как для грёбаных англичан.

– Он ещё и сама скромность, – послышалось шушуканье где-то сбоку.

– Да чего вы? Ну, ладно, – парень забросил эту дурацкую идею. – Нет, ну это просто пиздец!

– Ты бы не ругался так громко, дети рядом, – упрекнул его я.

– Ой, извините, простите, – извинялся же он, конечно, не перед детьми и их родителями, а передо мной, словно я ему был отец или что-то вроде того, но в те годы я ещё и сам был мал, так что познакомиться с его мамой мог бы только на словах. – Я просто идиот.

– Как и немножечко все мы, – заметил я.

– Вы прямо ходячий сборник цитат, Сергей Сергеевич! – заметила пухлая барышня рядышком. – А не могли бы подписать мою книгу?

Она дала мне экземпляр, я черканул, и её трепету не было предела. Люди стали пялиться со всех сторон, а мне стало неловко.

– Расскажите о ваших планах, – поинтересовался какой-то мужик, специально привставший из-за своего стола (попробуй его сдвинуть в обычный день – нет, он, скорее, убьёт тебя).

– Хотел поесть, а потом застрелиться, – буркнул я. – Не с пустым же желудком идти на тот свет, а то в Аду кто кормить тебя будет?

– Ха-ха-ха, – донёсся гул со всех сторон.

– Сергей Сергеевич, а не могли бы вы прийти к моему другу на день рождения? – начала какая-то молоденькая девочка. – Он ваш большой фанат.

– Передайте ему мои соболезнования, – заметил я с комом в горле. Мне было не по себе, и хотелось уже побыстрее взять свой заказ да свалить куда-то подальше.

– Сергей Сергеич, – начала тётка лет тридцати, – а можно с вами сфотографироваться?

– Можно, но аккуратно – я достаточно трезв, чтобы ненавидеть все направленные на меня камеры, – а камер этих появлялось всё больше, и люди стягивались всё ближе, чтобы сделать селфи или просто сфотографировать мою отвратительную рожу. Постоянно рыская на просторах сети, пришлось осознать одну вещь: что бы я там ни видел, какие бы счастливые и довольные рожи там ни красовались – всё это было лишь выдумкой и враньём, ведь объективы камер меняют людей до неузнаваемости. Оттого я и пытался держаться от тех самых объективов как можно дальше

Подошла моя очередь к кассе, я восхвалял небеса в своей голове, но, видать, зря.

– Сергей Сергеевич! – завопил кассир. – Не может быть!

– Господи, дайте мне что-нибудь уже поесть, да побыстрее!

– Да, да, конечно! Вам здесь или с собой?

– Здесь мне вряд ли дадут поесть, поэтому с собой заверните что-нибудь: какую-нибудь хрень в лепёшке с сыром, курицу – всё равно что – и попить ко всему этому.

– Да, конечно! Одну минуту, – кассир убежал, крича своим товарищам о том, что «Охереть, сам Сергеев пришёл в ресторан! Видели?». Нужно отдать ему должное, заказ собрал он быстро. – Пожалуйста, Сергей Сергеевич.

– Дайте ещё один пакет, пожалуйста! – крикнул ему я.

– Да, да, вот, конечно, возьмите.

– Спасибо! До свидания.

– Сергей Сергеевич, а вы… – я уже не слушал и ринулся к выходу. Повсюду звучало моё имя, на меня смотрели много людей, но я в тот момент любил тех, что предпочли мне горячую курочку в панировке.

Наконец я вышел на улицу, после чего решил спрятаться где-то в переулке. Проделав во втором пакете дырки для глаз и оторвав ещё часть для рта, я надел его на голову, лишь бы меня не отвлекали от заветной жрачки. Но так уж получилось, что и насладиться в полной мере едой у меня не получилось – я обдумывал случившееся со мной в попытках поесть. Мысли были разные, и я даже стал задумываться, что для меня было противнее: сидеть в дорогущем ресторане со Смитом и Пэдуардом, готовыми мне хоть жопу поцеловать, лишь бы им деньги давал, или стоять в толпе фанатевших от меня людей, которые ни пройти, ни поесть мне не давали (стало понятно, почему знаменитые люди едят в дорогих местах). В первом случае я сидел в обществе лицемеров и моральных уродов, которые готовы были терпеть все мои капризы ровно до тех пор, пока на счету у меня была кругленькая сумма денег, так что там я мог диктовать свои условия. Во втором же случае люди пытались обратить на себя внимание хоть чем-то, о чём-то меня попросить и так далее, совсем забывая о моей личной жизни: я должен бросить всё, все свои планы и идти на день рождения чьей-то там подруги, поцеловать в губы чью-то жену, написать лично в соц. сетях какому-то абсолютно незнакомому мне человеку «Эй, ты классный», потому что у него депрессия. И в обычном случае я сделал бы это, но тут нужно либо бросить всё и открывать своё общество благотворительности, либо попросту отказывать всем, дабы не обидеть своей выборочностью, но обидеть своим отказом. Как всё это было странно: когда я был обычным человеком, никто с такими просьбами ко мне в жизни не подошёл бы, потому что «хер его знает, кто это». Но когда ты известен, то тебе предлагают сделать что-то для кого-то, а ты задаёшься вопросом «хер его знает, кто это», то, почему-то, это становится обидным. Двойные стандарты общества, в жопу его.

Идиотским мне показалось и то, что люди считали чуть ли не каждое слово, исходившее из моих уст, шедевром, и я мог говорить всё, что угодно, а те под давлением авторитета согласились бы как миленькие. Конечно, если не затрагивать табуированные темы, всем миром признанные дрянью и гадостью. В любом случае, это был неприятный опыт, захотелось выпить и расслабиться, но в кармане уже сотый раз звонил телефон. Я доел, облизал пальцы и поднял трубку.

– Да?

– Да что же ты творишь такое?! – кричал Лука.

– Мне стало плохо. И сейчас мне плохо. И вечером, кажется, всё будет только хуже, Смит. Я больше не писатель, а постер и мешок денег!

– О Матерь Божья… не неси ерунды, Сергей. Ты где сейчас?

– Я на Никольской, жру курочку из КиЭфСи.

– Отлично! Жди там, я скоро подойду.