Дверь открывается, и я тут же пугаюсь, не в силах игнорировать тот факт, что мы вновь оказались в двух шагах друг от друга. А еще я невольно замечаю, что плечи у Эсбена широкие, но не слишком – и я хорошо помню, каково прижиматься к его груди и чувствовать его объятия.
Я качаю головой и смотрю на парня, который стоит передо мной, явно испуганный.
– Так, пижон, нам надо поговорить!
Я протискиваюсь мимо и оказываюсь в комнате, где едва хватает места для кровати, стола и шкафа. Кровать не убрана, поверх клетчатых простыней лежит скомканное синее одеяло, повсюду разбросана одежда, а на столе такой хаос, что я чувствую прилив паники.
– Ну ты и неряха, – говорю я, не успев спохватиться.
Эсбен медлит, прежде чем ответить:
– Ну… да. Извини. Я не знал, что ты придешь.
Проходит еще секунда, и он говорит:
– Элисон.
Я впервые слышу, как он произносит мое имя, и ощущаю легкий трепет.
– О господи. Извини. Всё нормально. Я сказала, не подумав.
Я обвожу комнату взглядом.
– Ты, конечно, не помешан на чистоте. Но, честное слово, в этом нет ничего плохого. Просто такой стиль. Он помогает расслабиться.
– Слушай, давай я…
Эсбен начинает лихорадочно расправлять простыни и одеяло, чтобы придать комнате видимость порядка.
– Хочешь сесть?
Не глядя на меня, он указывает на кровать.
– Да.
Я сажусь, а он устраивается на стуле.
Я машинально начинаю разглаживать одеяло рукой, наблюдая, как вздувается ткань под моей ладонью. Наконец я обвожу взглядом комнату. Мне едва удается разглядеть маленькую микроволновку, стоящую на пакетах из-под молока, потому что сверху она завалена одеждой, тетрадями и дисками. Потом я замечаю на полке видеокамеру и отворачиваюсь.
Молчание длится дольше, чем считается социально приемлемым, однако его не назовешь натянутым. Эсбен просто ждет. Я вдруг понимаю, что точно так же меня обычно ждет Саймон.
– Я хочу задать несколько вопросов, – выпаливаю я.
Джин сделал меня исключительно прямолинейной. Я не в силах взглянуть на Эсбена. Вместо этого я разглядываю собственные руки.
– Давай.
– Ты собираешь волосы в пучок?
Он смеется:
– Нет. Они недостаточно длинные. И я не люблю пучки.
– Очень хорошо.
– Следующий вопрос.
– Почему у тебя нет какого-нибудь постера с котенком, висящим на ветке, и надписью типа «Не зависай!». Ну или плаката с Ганди и какой-нибудь жутко остроумной цитатой. Почему вместо этого ты повесил у себя черно-белую фотографию Ленни Кравица?
– У меня аллергия на кошек, а Ганди далеко не такой фотогеничный, как Ленни Кравиц.
– Смешно, – уныло отзываюсь я и наконец поднимаю голову. – Зачем ты это сделал? Зачем так поступил со мной?
– Не понимаю, – негромко произносит он.
– Зачем выложил ролик в Интернете? Зачем вообще втянул меня во всё это? Что я тебе сделала? – спрашиваю я, повышая голос. – Я жила нормальной жизнью, но теперь из-за тебя все пристают ко мне, задают вопросы, и‐и… – я пьяно помахиваю рукой, – пишут в Твиттере, и комментят, и вообще. Я об этом не просила.
– Элисон, мне очень жаль, – говорит Эсбен вежливо, но с некоторым удивлением в голосе. – Я… ты же подписала отказ от претензий. Ты… я думал, ты знаешь, кто я такой.
– Ой, только не надо считать себя пупом земли!
Он негромко смеется:
– Я не это имел в виду. Но… я провожу много социальных экспериментов, а наш кампус относительно небольшой…
– Значит, ты должен был знать, что я не люблю, когда ко мне лезут! Что я не хочу, чтобы люди видели, как я… я… – Я теряюсь в поисках нужных слов. – Этого никто не должен был видеть. Потому что этого не должно было случиться! Ты что-то такое сделал, – обвинительным тоном продолжаю я. – Не знаю что, но сделал. Зачем? Тебе был кто-то нужен для эффектного финала, и ты велел своей сестре притащить самого замкнутого человека, чтобы проверить, сумеешь ли ты… не знаю. Сломить меня?
Эсбену, кажется, не по себе, и я чувствую укол совести. Он качает головой:
– Нет, нет. Боже мой. Нет.
Эсбен отводит взгляд, словно пытаясь подобрать правильные слова.
– Что случилось в тот день? Объясни, – настаиваю я. – Потому что я не понимаю. А ты должен понимать. Почему мы… – Я не в силах это выговорить. – Ну же. Объясните мне всё, мистер Эсбен Бейлор. Может, ты и думаешь, что тебя все знают, но я не знаю о тебе ничего, кроме того, что ты полный придурок.
Я икаю, но он из вежливости молчит.
– Хватит молчать!
Я злюсь и уже откровенно грублю, но невозможно остановить слова, которые сыплются у меня с языка.
– Ладно. – Он делает глубокий вдох и медленно выдыхает. – Я никогда не знаю заранее, кто согласится поучаствовать в моем проекте. Честно. Пусть даже в тот раз собралась целая толпа, нам было трудно найти добровольцев. Наверно, люди нервничают, когда их просят на некоторое время сосредоточиться. И потом, интереснее обычно бывает с теми, кто не успевает задуматься, а что он, собственно, делает. Керри сказала, что просто выхватила тебя из толпы. Мы ничего не планировали. Правда.
Эсбен смотрит на пол и беспокойно растирает себе колени.
– И все-таки это произошло, – говорю я – как ни странно, спокойно. – Это произошло, хотя я ничего такого не хотела.
– Если бы я знал, что ты не хочешь… Но я же вообще ничего о тебе не знал, кроме того, что однажды ты пролила кофе. – Эсбен слегка улыбается. – Я решил провести эксперимент, потому что подумал: здорово будет посмотреть, как общаются два незнакомых человека, как они нащупывают почву и, может быть, даже находят нечто общее. И всё это без слов. Как в процессе уходят предубеждения, как за короткое время возникает нечто вроде связи. Я понятия не имел, какой получится результат. Да и откуда?
Несомненно, он говорит искренне.
– Я включил в ролик наш эпизод, потому что между нами произошло нечто необыкновеннее. Я был к этому совершенно не готов. Хочешь, чтобы я объяснил? Не знаю, как. Я просто… – Эсбену явно становится неловко. – Что-то в тебе привлекло меня. Сомневаюсь, что когда-нибудь так сосредотачивался на одном человеке. Как будто ты проникла в мое сознание. Слушала, задавала вопросы, успокаивала, протягивала руку…
Эсбен недоверчиво смеется. О, я его прекрасно понимаю. Он проводит рукой по волосам и ерзает. Я отодвигаюсь к стене, подложив по спину подушку, и признаю:
– Не знаю, правильно я тебя поняла или нет, – признаю я. – Но ты продолжай.
Я хочу, чтобы он говорил, потому что спиртное достаточно меня расслабило, и мне, в общем, приятно наблюдать, как он двигает руками, когда говорит, и слышать хрипловатый, но не слишком низкий голос.
– Но хотя нет никакого рационального объяснения тому, что произошло между нами, это не умаляет ценности тех трех минут. Как часто мы бываем искренне растроганы? – Эсбен смущенно смотрит на меня. – У меня в тот день были и другие удивительные эпизоды. Например, с мужчиной ростом под два метра, в бандане и байкерской куртке. Вид у него был злобный. Честно говоря, я немного испугался, когда он сел напротив. У меня, как у любого нормального человека, куча предубеждений. Но я прочистил голову и попытался не думать о том, что он вот-вот даст мне в морду. А потом случилось самое приятное. Не знаю почему, но в какой-то момент он начал смеяться. И я тоже. Мы оба ржали, и нам было хорошо.
– И он, очевидно, тебя не убил.
– Да.
Я рассматриваю его запястье, украшенное кожаными и веревочными браслетами, затем вновь перевожу взгляд на красивое лицо.
– А потом появилась я.
Он кивает и подается вперед, положив руки на колени.
– Ты перевернул стул, – напоминаю я.
Эсбен улыбается, и его проклятые янтарные глаза перестают меня бесить.
– Да. Я себя не контролировал.
– И опрокинул стол.
– Тут я тоже ничего не мог поделать.
– Ты меня поцеловал.
– Разве я мог удержаться?
Этот пристальный взгляд. Опять.
– И, кажется, я был не одинок. Ты ведь тоже меня поцеловала.