– Данила Волков – вот он кто у нас на самом деле, – заявила Аллочка, заставив юношу с хвостиком покраснеть. – Потому и Волчок, понимаете? Ну, он тоже остается, мы к нему привыкли. Ученик Филиппа Евгеньевича, юный талант!

Лиза продолжала смотреть на Филиппа Евгеньевича. Последние сомнения рассеивались. На нее глядели знакомые серые глаза, знакомые в разных вариациях – ясные у Светы, туманные у Ани, бездонные у мамы на молодых портретах и у самой Лизы в привычном отражении зеркала. Серые тучковские глаза, которые раз увидишь – и с другими не спутаешь.

Три сестры Тучковы носили сказочные, литературные имена: Людмила, Василиса и Светлана. Лизина мама деятельно помогала родственникам, то устраивая племянников в институт, то пристраивая кого-нибудь на работу. Филипп, седьмая вода на киселе, вообще жил у Бурматовых все годы, пока учился. На даче тоже все время кто-то жил с весны до осени.

Дружба прекратилась, когда общая древняя родственница оставила наследство – избушку на краю города – почему-то Лизе. Родственники были возмущены. Лиза до сих пор холодела, вспоминая, как они нападали на маму, требуя разделить все поровну, а та твердо отвечала, что волю покойницы менять не собирается. И две сестры порвали отношения с третьей.

Когда в книжках попадалось слово «наследство», Лиза вздрагивала и не сразу понимала, почему герои радуются.

Избушка-развалюшка пустовала. Никто ее не покупал. В последнее время пришлось пустить жильцов, чтобы хоть как-то ее оплачивать.

Кузины и кузены, кроме Светы, исчезли, будто их и не было. Филипп из молодого красавца стал почти стариком и Лизу не узнавал. Да и она бы его не узнала, если бы его не назвали по имени и, главное, по фамилии.

– …Мне сказали, что «шницер» по-немецки и по-польски означает «резчик по дереву», когда я уже давным-давно был в профессии, – рассказывал бывший родственник Аллочке, которая ради него отстала от Логинова. – А родные по матери – Тучковы, фамилия известная, я все собирался разузнать, имеют ли они какое-нибудь отношение к тому генералу двенадцатого года. Здесь даже село Тучково есть неподалеку…

– Сами запустили процесс саморазрушения – сами и должны остановить. Отдохнете душой и телом, посмотрите на звездное небо, послушаете тишину – и взвоете, – втолковывал Логинов Кочубею, пока Лиза поднималась в свою комнату.

Вдруг одна из дверей с треском распахнулась – и наружу выкатилась нешуточная борьба.

– Ну вот, чуть Лизу не убила! Лиза, извините! С ней просто сладу нет! – кричала Ольга Майская. – Тата, кому говорю – займись своим гребаным заданием! Тебе же условно отметку поставили за полугодие! Мне что, делать нечего, только за тобой бегать?!

Младшая сестра молча сверкала глазами и пятилась. Старшая в чем-то экстравагантном, развевающемся, с капюшоном – то ли средневековая мантия, то ли одеяние амазонки – надвигалась на нее. Фыркающий боевой конь сам собой дорисовывался рядом. Лиза хотела продвинуться бочком, как вдруг заметила в руках у старшей что-то вроде копья – и не сразу поняла, что это длинные вязальные спицы, металлические, с серьезным блеском холодного оружия.

– Вы это что, деретесь на шпагах? – захохотал Волчок, повисая на перилах.

– Да так бы и убила, – потрясала спицами Ольга. – Не слушает ничего! У меня завтра зачет, а она…

– Ну, что я говорила? – захлопала в ладоши Алла. – Нам здесь только трупа не хватает!

Заданием, которое надо было выполнить или умереть, оказалось вязание: шестиклассницы обязаны уметь вывязывать лицевые и изнаночные и в доказательство должны представить образцы. Тане Майской грозила двойка по домоводству.

– И чего девок мучают? – посочувствовал Кочубей. – Кто сейчас этой фигней занимается, все готовое же продают. Оленька, да ты б лучше сама ей связала – и чай пить с шоколадкой. Или кофе. Лиза, угощайтесь. Сам сварил.

Лиза покачала головой, а амазонка закричала почти со слезами:

– А я умею?! Далось мне это вязание! Какого черта было забирать ее из английской школы и засовывать в эту школу благородных девиц, если она танцы презирает, а рукоделие ненавидит! Позвоню папе, пускай приезжает и сам тут с ней…

– Так ведь не приедет, – почему-то уверенно сказал Волчок и пояснил: – Мой не приезжал, даже когда я один раз сломал ногу и шею чуть не свернул. У твоего же бизнес, наверное?

– Да, – отвечала Ольга, утихая, тронутая его вниманием.

– Тогда точно не приедет, – успокаивал Волчок.

– Таня, пойдем к свету, – предложила Лиза, так и не ушедшая в свою комнату. – Давай я покажу лицевые и изнаночные. Или в самом деле свяжу тебе образцы.

Они присели на диван под светильник, около двери в комнату с замороженным летом. Лиза удивлялась, как руки сами вспоминают нужные движения. Пушистая пряжа приятно перебегала под пальцами. В счете петель, их правильном чередовании был тот стройный порядок, которого всегда не хватало в жизни.

Когда-то она начинала с самого сложного – со свитеров, и самый красивый подарила Ане. Пыталась сама создавать узоры, вырисовывала живые лепестки, но поначалу, когда рисунок переводился в схему, жизнь из него пропадала. Когда же он воплощался на спицах, от замысла вообще ничего не оставалось. И надо было научиться соединять три слоя зрения, и видеть сразу то, что может получиться, и от реальности идти к идее через соображения, как выстроить ее по клеточкам, чтобы затем воплотить в реальность. Лиза и сейчас увлеклась.

– Лучше не унылые образцы вязать, а настоящую вещь, и не для себя, а для дорогого человека. Тогда сразу начнет получаться. Самое простое – шарф. Ты папу ждешь на Новый год? Может, папе?

Снаружи ветер гремел железным подоконником, и пищал, и свистел, и так уютно было сидеть в световом круге, который отделял их от остального пространства маленьким островком.

– Это леший бесится, – серьезно поясняла Лиза, – ему пора устраиваться зимовать, а он не хочет с лесом расставаться и буянит, деревья ломает. Зверей разгоняет по норам.

– Леший – тот самый?

– Ну да.

– А ты на чем завтра на зачет – на такси, или сама водишь? – болтал Волчок с Оленькой Майской, благополучно забывшей о существовании сестры.

Вася безмолвно застыл на ковре.

– Как все-таки приятно, когда женщины вот так сидят с рукоделием, – вздохнул Кочубей. – Вы, Лизонька, зачаровываете этими своими спицами, прямо как шаман – блестящей погремушкой.

– И совершенно не похожи на невесту олигарха, – добавил Логинов. – Вас тут так называют, – пояснил он, глядя мимо зардевшейся Аллочки.

– Вы, Лиза, такая загадочная, – затараторила та, кидая гневные взгляды на предателя. – Мы все гадали, кто же вы – такая молчаливая, постоянно в черном…

– Тогда уж, вероятно, вдова олигарха в трауре, – насмешливо предположил Логинов, которого Аллочкино смущение откровенно забавляло.

– Я не невеста олигарха, – спокойно сказала Лиза, поворачиваясь к публике почти спиной. Завораживать немолодых толстячков и раздражать их жен не входило в ее планы. – И не вдова.

– Нет, Лиза знаете, на кого похожа? – вмешался Данила, к явному неудовольствию Ольги. – На «Мадонну с длинной шеей»! Такая картина Пармиджанино. Правда, Филипп Евгеньевич?

– Пожалуй, – не сразу ответил мэтр, приглядываясь к Лизе.

– Слышите? – подняла палец Таня. – Кто-то пищит! Это уже не ветер.

– Ну кому тут пищать? Чего ты выдумываешь? – Ольга, рассерженная Данилиной тирадой, нашла, на кого накинуться.

– Пищит, – упорствовала Таня. – Я выйду посмотрю – вдруг кошка?

– Какая еще кошка? Никуда не пойдешь. Темнотища такая!

– Давайте я. – Лиза вслушалась – в звуки ветра действительно вплетались слабые живые нотки.

– И я, – привскочил Данила.

– И я. – Шницер, положив руку на плечо, вдавил его назад в ступеньку, на которой тот сидел.

Лиза, накидывая шубку, мельком заметила довольное лицо Ольги – и недовольное Данилы. И Кочубея. И Логинова.

Филипп на морозе сразу закашлялся. И, торопясь, спросил севшим голосом: