– Давайте помолимся за наши нужды, что в этом конверте. Господи, кому нужна работа, дай работу! Давайте помолимся за мир на Украине, за нашего президента Владимира Путина! Господи, мы благословляем эту страну! А сейчас мы по традиции помолимся за человека, которого мы хотели бы привести сюда, – наших друзей, родных и близких, сослуживцев…

И тут вдруг случилось что-то непонятное: весь зал загудел гортанно, как тибетские ламы или… шаманы!

И вот ещё два зажигательных рок-н-ролла, и место за кафедрой занял лысый, – пастор церкви:

– Давайте мы сейчас помолимся, призовём Духа Святого…

И снова гортанные звуки.

– Ла-ла-ла…

– Те-те-те, ре-ре-ре…

– А теперь поаплодируем нашему Господу! – велел пастор.

И все захлопали в ладоши, как в театре.

Интересно, где же в Библии об этом сказано? Об аплодисментах?

А пастор Алексей сиял, как медный пятак:

– А теперь каждый повернись к своему соседу и скажи: «Как я рад тебя видеть!»

К Михайловой повернулись, и она обернулась.

– Кто сегодня пришёл в нашу церковь в первый раз, поднимите руку! Поаплодируйте нашей новой сестре Екатерине, – и Михайловой дружно похлопали. – Катя, вы впервые в евангельской церкви?

– Нет.

– Есть церкви евангельские, а есть литургические. Видите, Катя, все мы – обыкновенные люди, у нас – две руки, две ноги и одно сердце. И мы не перекрещиваем людей, крестившихся в православной церкви, мы – братья!

Какие, троюродные? Но это радовало.

– Дорогая церковь, ровно через две недели, восьмого ноября, здесь, в этом зале, богослужения не будет! Мы все поедем на общее собрание церквей «Дом Петра» в Сокольники. Сейчас мы пустим по рядам листок, чтобы все, желающие поехать, записались. Мы должны знать, какой нам понадобится автобус, «пазик» или «мерседес», и сколько таких автобусов.

Как только листок дошёл до Михайловой, она спросила своего соседа:

– А мне можно?

– Конечно! – пожал он плечами.

Когда Михайлова собиралась сюда, то думала назваться не своим именем, но когда знакомилась с Алексеем, поняла, что это лишнее. Но фамилию она всё же изменила, вместо Михайлова – Михеева. В честь малого библейского пророка¹. Не сделки же по недвижимости ей с ними заключать! И в свой бизнес они её никогда не возьмут!

А Алексей стал рассказывать о строительстве нового здания церкви, – они арендовали зал у методистов².

Как же у них всё просто! Что нам стоит дом построить!

И началась проповедь.

В младших классах Михайлова читала и перечитывала «Приключения Тома Сойера» Марка Твена в переводе Корнея Чуковского. Тогда как раз по радио и телевидению, в газетах и журналах заговорили о Писании, Предании, Евангелии, – и эти божественные слова очень её пугали, показывали довольно хорошие семейные американские фильмы, где герои, когда у них что-то случалось, вздыхали и говорили: «Теперь нам осталось только молиться!» И Михайлова тогда решила, что все американцы, в отличие от русских, люди очень набожные.

И в «Томе Сойере» с первых страниц цитировалась Библия, описывалось богослужение в епископальной церкви. И Михайлова считала эту книгу высокодуховной, и, лишь став взрослой, вдруг поняла, что со стороны Тома к вере – одно глумление. Но раз она углядела в детстве там большую духовность, значит, на тот момент она имела место быть. «Приключения Тома Сойера» – великая американская книга!

Но если Том сходил с ума от скуки на проповеди англиканского священника, то здесь было весело, как в клубе комедии. Алексей, как считали блоггеры Живого журнала, подражал Михаилу Задорнову. Из его огромной речи она запомнила лишь один абзац:

– А наши дети, они ведь тоже писают и какают. Вот у нас с Ириной четверо, и мы заботимся о них, платим за их образование. Так же и Бог. А моя жена руководит в церкви группой прославления³, и три дня в неделю пропадает на репетициях, – ну скажите, какой муж это потерпит? Но сказано: «И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестёр, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную».

Михайлова же смотрела на зал, на своих ровесников, с которыми никогда не находила общего языка, и чувствовала такое отчуждение! Она недоумевала: что им всем здесь нужно?! Зачем все они сюда приходят? Скучают по своему детству, по 90-м годам?

Через проход сидела молодая женщина в сине-белой полосатой кофточке, с маленьким мальчиком. Едва малыш закапризничал, она закачала его на коленях. Когда и это не помогло, то сунула ему мишку в синенькой кепочке на затылке и точно такой же полосатой рубашке, как и у неё самой, и мальчик тут же успокоился. И Михайлова опять удивилась: что ей здесь нужно?

После проповеди пастор помолился, и его сменил клетчатый:

– А теперь послушайте объявления. Напоминаю, что продолжается пост и молитва за наше здание. Во вторник и среду у нас молитвенные группы, – кто в какую ходит. В пятницу в Москве, в Большой церкви, будет ночная молитва с одиннадцати ночи до шести утра. В следующее воскресенье – хлебопреломление.

– Ну а теперь «Отче наш», – всё так же приклеено улыбаясь, сказал пастор-клоун.

И зал забубнил хором:

– Отче наш, Сущий на небесах…

У самого входа стоял большой белый шкаф с маленькой доской объявлений, куда прилепили жёлтый стикер: «Срочно нужны зимняя куртка для мальчика трёх лет, и зимняя куртка для девочки двух лет. Светлана». Это очень тронуло. И Михайлова подумала: а не та ли это, с мишкой?

Через час должно было состояться второе служение, так как все прихожане не вмещались. Во дворе мужчина лет пятидесяти, на джипе, раздражённо говорил кому-то по телефону:

– Мне сейчас некогда, я в церкви…

И Мхайлова снова удивилась: а он-то что здесь делает?

Позвонил её муж, Максим:

– Ты где? Скоро придёшь? Не пошла сегодня к своим-то?

– Нет.

И Михайлова страшно испугалась, что Максим узнает, где она сегодня побывала, как будто у него «жучки» и он мог проследить за ней через телефон!

Нескольких прихожан Михайлова заметила в очереди в гипермаркете, в том числе брата Дмитрия в небесно-голубой куртке, но они к ней не подошли и не пригласили посетить свою церковь вновь. И она подумала: странный нынче сектант пошёл…

***

Каждое воскресенье, в семь вечера, в бизнес-центре «Капитан», в Мраморном зале на третьем этаже проходила православная воскресная школа для взрослых. Вдоль стен стояли шаткие манекены в сложных национальных костюмах, висели нелепые картины модного городского художника Игоря Криворучко.

Жена Игоря, Татьяна, с перекошенным от дикой злобы лицом, ушла в туалет мыть кисти. У её мужа была нетрадиционная ориентация. Они снимали здесь мастерскую, писали портреты на заказ и давали дорогущие уроки живописи.

Панорамные окна закрывал красный театральный занавес, сейчас раздёрнутый. Зал рассчитан на шестьдесят мест, но на школу приходило максимум человек тринадцать, неприветливых и мрачных людей.

Михайлова была в ужасе от «церкви», где сегодня из любопытства побывала, но их пастырь ей понравился: а что, приветливый, талантливый клоун!

Но на воскресной школе Михайлова уже отличала от других бабушку в вязаной беретке, и пожилую семейную пару с маленькой шумной девочкой, – они даже здоровались! Ещё была девица, очень худая, нервная и издёрганная, в узких джинсах и в длинном шарфе на голове, – ужасно нелепо! Ничьих имён она не знала.

Приехал батюшка, отец Алексий, в скромном чёрном подряснике. Михайлова знала его полжизни, но не видела лет десять. Он поседел, постарел, снял свои толстенные очки: операцию сделал, или же надел контактные линзы.