Захарчук кивнул подручным и они «приступили к делу», но я в таком отчаянии рвусь из их рук, что Захарчук повернулся и остановил их, а у меня сердце уже в голове бьётся, готовое лопнуть:

– Смотри, не финти больше нам, если узнаю, что хоть звук пикнула Стерху, сегодняшнюю встречу будешь считать приятной прелюдией. И ещё… В морг поедешь любовничка-свёкра опознавать и муженька, золотого мальчика. Как-нибудь пострашнее убьём обоих. Или молодого не очень и жаль тебе? Его оставить, может? Пусть ещё с женой-б…ю помается? – и ржут. Все четверо ржут, заполняя тесное и тёмное пространство испарениями своих адских ртов.

– Всё поняла?! Елена Николаевна?! – Захарчук кивает укушенному: проводи, Ковыль.

Оказывается, мы у дома, где нас с Игорем высаживают охранники. Всё это время машина неспешно двигалась по Садовому кольцу, останавливалась на перекрёстках, вокруг были сотни людей, и никто даже предположить не мог, что происходит в этом чёрном внедорожнике…

Ковыль потащил меня за собой, хорошо, что в холодных сумерках никого во дворе нет… Мы подошли к двери в квартиру, за которой коммуналка, где «конспиративная» комната Игоря с пыльными окнами и засаленным старым диваном, которого мы даже не касаемся, входя сюда ненадолго…

– Ты мне должна будешь, – он наклонился ко мне, рыча, – скажи спасибо, что сегодня трогать тебя не дали…

Толстым пальцем он погрозил мне у самого лица и исчез. А я, начала трястись, теряя остатки сил, достала ключи и, уронив их раза три, всё же открыла и вошла, не дойти сейчас до Игорева дома…

Лёля позвонила и попросила прийти в квартиру, где мы изображали наш с ней дом. И хотя она не плакала, я сразу понял, что случилось что-то нехорошее. Я прилетел меньше, чем за минуту.

Она, сжавшись, сидела на диване, едва я вошёл, подняла голову и протянула мне руки. Она прижалась ко мне, дрожа всем телом, и я не сразу увидел ни разорванную одежду, ни раненые губы, ни царапины на её коже.

– Игорёчек… Игорёчек… Милый…ты… ты только не думай… я… я не боюсь… не ожидала просто…

Я на руках унёс её тайными нашими ходами по чёрной лестнице в светлый подвал, потому что я включаю здесь свет каждый день, и потом, в мою, в дедовскую квартиру. Только здесь, Лёля расцепила руки и отпустила меня, тогда я и разглядел, что одежду порвали, и блузку на груди и юбку… и синяки и царапины.

– Убью всех их… – прорычал я, теряя самообладание, представив, что кто-то коснулся Лёли.

– Не надо… Игорь… ты сам-то… ты…ох… – её затошнило…

Уже намного позже она рассказала мне, что же было сегодня. И заснула только после ванны, валерьянки, чая с мёдом, потому что никаких таблеток успокаивающих она не признаёт…

Я долго лежал рядом с ней без сна. Поддаться эмоциям – это то, что хочется сделать в первую очередь. Я поддамся. У меня есть возможность всю эту сволочь вывести. Я знаю даже, чей конкретно человек Захарчук, кто водит его руками в Конторе и в чьих интересах за её стенами он работает.

Я нашёл уже двух-трёх человек, к кому можно прийти со своим материалом. Но мне нужен, во-первых: подход, чтобы со мной стали иметь дело, а во-вторых: из троих надо выбрать лошадь, на которую ставить, кто принесёт большую выгоду всему. То есть тот, кто сидит выше всех остальных. Он и представлялся мне самым перспективным…

Что ж, теперь я ускорю свои дела, тянуть дальше ни к чему. Впереди Новый год. Увезти бы куда-нибудь Лёлю…

Я быстро придумал куда. Может ли быть на планете место романтичнее Венеции? Загранпаспорта я сделаю в два дня…

На Арбат я приехала только через шесть дней, накануне Нового года. Я купила по дороге ёлочных игрушек, а Кирилл должен купить ёлку, на Арбате несколько ёлочных базаров.

Хороший лёгких снежок кружился на улице, придавая старинным домам уютный, какой-то Андерсеновский вид. Приятно пахло свежестью, морозцем. Никакого ветра, очень тихо и от этого, десятиградусный минус совсем не ощущался. Пока я шла от метро, получила удовольствие, вдыхая воздух на кривоватой улице, на Садовой шум и сила большой артерии города, а здесь тихо и уютно, почти как в Н-ске. Или в фильмах-детективах, вроде «Женщины в белом».

Но я приехала раньше Кирилла. Я поставила пакет с игрушками на пол в спальне и отправилась на кухню, зажгла огонь под чайником, чтобы делать хоть что-то. Остановилась у окна. Снег становился всё гуще, прямо снегопад…

Может пыль пока стереть? Придёт Кирилл, а я с тряпкой? Нет, после займусь… я заглянула в холодильник, полно снеди, купил заранее… да и от встречи я уклонялась целую неделю…

Кто-то позвонил в дверь, может, хочет, чтобы я открыла, свет-то видел с улицы… хотя и рано ещё, но мрачные зимние небеса совсем не пропускают солнца, поэтому я включила свет везде…

Я открыла дверь, молодая женщина, тёмно-красные волосы, довольно красивая, статная, выше меня, тем более что я босиком как всегда…

– Ну, я так и думала, – ухмыльнулась дама, оглядев меня наглым образом, и входя без спроса, – студентка что ли?

Я ничего не ответила, ожидая, что дама объяснит кто она, хотя, в общем, ясно, но хотя бы скажет, зачем пришла. Она осмотрелась, кивнула одобрительно:

– Ты что ли порядок навела? Домашняя девочка, значит? Он что, может, и жениться обещал? – она посмотрела на меня, подняв выщипанную бровь, усмехнулась. – Не женится, не верь. Такие, как он по выгоде только женятся, а какая с тебя, пигалицы, выгода? Даже эту квартиру для него я отыскала. Галина Мироновна Кирк, будем знакомы. Я заместитель его по научной работе.

Меня так и подмывало назваться. Но я не делаю этого, нет больше имён, начнутся имена, всё порушится опять. Слишком много значит моё имя…

– Что молчишь-то, соплячка желторотая? Давай договариваться. Я при нём двадцать лет состою, а ты… месяца…три? Так что… сама понимаешь… – она опять нагло разглядывает меня: – на молодость и красоту рассчитываешь? Так это товар скоропортящийся, так что спеши продать повыгоднее, он попользуется, и пойдёшь ты дальше по рукам, несолоно хлебавши…

Щёлкнула, открываясь, входная дверь, мы обе повернули головы, вошёл Кирилл, ёлка, связанная верёвкой, снег на ёлке, у него на плечах, с волос стряхнул, должно быть, ещё в подъезде – влажные…

– Лёль, на площадке может, ёлку пока оставить, пусть оттает? – повысив голос, говорит Кирилл и поднимает голову. – Галина?.. Ты что здесь делаешь?

– Лёля, значит? – усмехаясь, Галина Мироновна. Снова смерила меня взглядом. – Совершеннолетняя хоть, Кирилл Иваныч? А то, может, от статьи тут её прячешь?

Она подошла к Кириллу:

– Я думала, тут холостяцкий бордель, а тут любовное гнёздышко. А я всё думаю, что наши шлюшки кафедральные приуныли, а у тебя, оказывается, новая кобылка в стойле. Ёлка… – ухмыльнулась она, – по-семейному прямо… Не разочаровывай старые кадры, Кирилл Иваныч, пока ещё новые чему научатся.

– Галина, ты ступай, завтра рабочий день, – Кирилл спокойно улыбнулся, продолжая неторопливо снимать куртку, вешает её на крючки, спокойно глядя на красноволосую даму.

Она подошла ещё ближе, глядя на Кирилла сверкающими чёрными глазами:

– До завтра, Кирилл Иваныч.

– До после праздников, Галя, я завтра не появлюсь, – опять спокойно сказал Кирилл.

– Наглеешь, – хотя для меня, очевидно, что нагло себя ведёт она.

– Quod licet Iovi, not licet bovi? – легко ответил Кирилл.

– Ну-ну, Iovi, – Галина Мироновна взялась за ручку входной двери.

– Виктору привет и с Наступающим! – сказал на прощание Кирилл весёлым тоном.

На прощание дама ещё раз смерила меня взглядом, полным яда. Как только дверь за ней закрылась, я сказала Кириллу:

– Слушай, она влюблена в тебя.

Он посмотрел на меня, качнул головой:

– Ни в кого она не влюблена, – он обнял меня за плечи, увлекая по коридору. – Контролировать всё любит до смерти.

– Змеищща! – сказала я.

Кирилл засмеялся:

– Очень метко. Ты… не обиделась?