Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Махмудов Махкам

Я - не я

Махкам Махмудов

Я-НЕ Я

ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РАССКАЗ

Перевод Исфандияра

Народному художнику Узбекистана

Чингизу Ахмарову посвящается

Кто-то позвонил. Настойчиво, нетерпеливо... Я поспешил открыть.

В двери стоял... мой двойник. Он выглядел старше моих лет, и, тем не -менее, на его усталом лице озаренные каким-то внутренним светом сияли молодые глаза.

- С днем рождения, Бехзад! Я совсем забыл о том, что у тебя сегодня такой день. Хорошо, чужие люди сказали, - мягко упрекнул он меня. - А ведь ты, наверное, уже и гостей пригласил, да не каких-нибудь, а знатных.

- Да что ты! - пытался оправдаться я, -хотя он попал в самую точку. Только вчера узнал, сколько мне лет, да и то спасибо нашему главному художнику... он напомнил...

Я сказал это, конечно, желая подчеркнуть свою близость к главному художнику нашего театра.

- Кажется, я пришел некстати? - пробормотал гость, переминаясь с ноги на ногу и раздумывая, зайти ли ему в холл. Ему, видимо, было небезразлично все, что творилось за порогом этой квартиры, и он бегло осматривал полотна, висевшие в прихожей.

Что ему ответить? Внезапно нахлынули неприятные воспоминания, связанные с моим двойником.

Незадолго до его прихода я принимал в своей вилле на зеленой окраине столицы гостей - людей солидных, с положением. Разговор шел о моих работах.

- А что скрывают недра этих гор? - спросил хорошо известный во многих странах сотрудник влиятельной газеты "Вэг", указывая на одно из полотен.

Гости с нескрываемым удивлением посмотрели на него.

- Кроме бурной реки, я ничего не вижу, - иронически заметил поэт Азамат. Этот плюгавый, но высокомерный человечек сочинял весьма посредственные стихи, зато не признавал великих своих современников, всех до единого называя бездарями. А я его уважал - он хвалил мои картины.

- Вот как! Но ведь здесь изображен лес, в котором, пожалуй, можно заблудиться, - слегка улыбнувшись, вставил сидящий рядом с Азаматом располневший, с рыжеватыми усиками композитор Сайфи.

Еще совсем молодым он писал хорошую музыку на пустенькие стихи бездарных поэтов. Но мы так привыкли к этому, что, поступи он иначе, - мы, пожалуй, его не поняли бы.

- Что вы, что вы! Или я не разбираюсь в искусстве, - вмешался xудощавый черноглазый искусствовед Омар, - или вы нарочно не замечаете газель, жадно пьющую воду из ручья? Посмотрите, как она пуглива - любой шорох, и она готова обратиться в бегство,- Омар прекрасно разбирается в искусстве, но почему-то расхваливает художников, о которых заведомо знает, как они бездарны. Каждый, конечно, понимает, что это нехорошо, но никто не скажет Омару в лицо всего, что о нем думает. Ведь тогда придется выслушивать правду о себе. А у кого из нас нет своей "ахиллесовой пяты"?! Только глупцы не стесняются говорить все, что им вздумается, но кто же пустит такого человека в порядочное общество!

Сегодня все наперебой расхваливали картины, хотя прекрасно знали, что создавал их не я. Вокруг этих картин споры не утихают до сих пор, это настоящее искусство. Странные с современной точки зрения, они полны необъяснимой загадочности и очарования, от них трудно отвести взор. И мои друзья, пожалуй, искренне хвалят их наперебой.

Но подозревают ли они, как я ненавижу эти картины? Ненавижу, хотя они висят в моем доме, хотя многие восхищаются ими.

Теперь я не могу так писать. Да и зачем! Мои друзья рады, что я пишу уже иначе. Они знают, что такие картины не в почете. Славу мне принесут произведения, которые я создаю сейчас.

- В молодости ты был выдающимся художником, - вздохнув, заметил мой друг-журналист. Говорит он об этом всякий раз, когда приходит ко мне. И всякий раз я затрудняюсь понять: восхищается он тем, что было, или сожалеет. А может быть, он иронизирует? Может быть, не верит, что я имею к этим картинам какое-то отношение?

Пусть эти картины писал мой двойник, утверждающий, что это различные воплощения его возлюбленной, прекрасной Дурданы. Но ведь когда-то и я любил Дурдану! Правда, истинным влюбленным был не Я. Ибо...

Я облокотился о спинку дивана, рассеянно слушая разговор. Взор мой бесцельно скользил по пейзажу. Вдруг перед глазами стали всплывать картины детских лет. Только видел я их как-то странно, отчужденно - будто не мое это было детство, а другого человека.

Кто он, мальчуган со светлыми глазами? Он похож на меня. Однако это не я. У него есть сердце. Настоящее сердце. А у меня его нет. Об этом люди не догадываются. А может, и догадываются, но те, у кого, возможно, тоже нет сердца, - молчат. Впрочем, мне не дано судить об этом.

Вечер. На широкой лужайке, вместе с другими детьми, сидит этот очень похожий на меня мальчик и слушает сказки. Он слышит таинственный шорох в густой чаще деревьев. Издалека доносится глухой крик совы. Над полем джугары по небу медленно плывет луна. Ее голубоватым светом окутан огромный платан, простерший густые ветви над онемевшим от любопытства и душевного трепета мальчуганом...

Матушка любила рассказывать нам о Синдбаде-мореходе и страшном одноглазом циклопе. Убаюканный ее певучим, сладким голосом, сквозь дрему я смотрел на огромную чашу неба, по которому, как блестящие зернышки проса, рассыпаны звезды. А в предрассветный час, когда начинал хрипло кричать петух, я, конечно же, не спал и не мог оторвать глаз от Млечного Пути - мне казалось, что рассвет начинается там, на затерянной в огромной бездне дороге. Кто проложил ее? Ах, как мне не хотелось уходить домой!

Иногда мать рассказывала о прекрасной фее Дурдане. "Дурдана - вечно юная красавица; тот, кто встретит ее и полюбит, тоже будет жить вечно, говорила мать, и странная улыбка озаряла ее лицо. Дурдану могут увидеть лишь одаренные и благородные люди, потому что Дурдана - фея вдохновения".

Я повзрослел, уехал учиться, чтобы стать художником. И все это время жил сокровенной мечтой - увидеть вечно юную фею Дурдану.

Однажды всю ночь напролет я читал старинную книгу. В предрассветный час, когда солнце только-только начинает золотить краешек неба, возник перед моим окном великолепный пейзаж: на изумрудном поле розовели кроны персиковых деревьев, белопенными стали урючины. Сладко веяло чем-то нежным, прохладным.

Вдруг легкий порыв ветра неслышно открыл дверь. Я повернулся - и онемел! Передо мной стояла она, моя фея! Глаза ее были грустными и задумчивыми, длинные ресницы едва заметно трепетали, словно она хотела что-то сказать - и не решалась.

В это мгновение я услышал дивную музыку, вся комната наполнилась сияющим светом. Неужели это запела моя душа?!

-О, не удивляйтесь!-раздался нежный голос.-Да, да! Я- фея, я - ваша мечта. Я - Дурдана.

"Конечно, конечно! Кем же еще можешь ты быть, прекрасная незнакомка, явившаяся мне на рассвете, словно солнечный луч! Наконец-то! Я ждал тебя столько лет!" - хотелось мне крикнуть, но слов не было...

Дурдана поняла мое волнение... Она улыбнулась и, едва придерживая длинный подол своего голубого воздушного платья, присела на край моей постели.

- Вы не уйдете? - прошептал я. Юная фея нежно посмотрела на меня и опять улыбнулась. Эту улыбку не передашь ни словом, ни краской, ни звуком. Ее можно только бесконечно созерцать. И тем не менее я взял кисть.

Она сидела тихо и разглядывала книги - мое достояние. А я писал, ни на миг не задумываясь над тем, что делаю, - кисть сама, казалось, летала по холсту.

... Вдруг эту божественную тишину разорвал хриплый крик петуха. Первый луч солнца упал на подоконник. Встревоженная фея поднялась, положила книгу.

- Прощайте, мой друг. Я приду! - И, легко придерживая двумя пальцами подол своего чудесного платья, мгновенно исчезла.

Долго я стоял, глядя туда, где только что улыбалась девушка неземной красоты. Потом перевел взгляд на холст. И... о чудо! С полотна на меня глядели изумительные глаза газели - пугливой, грациозной. Словно она пришла на водопой и засмотрелась на водную гладь, в которой переливами света играет горная речка...

1
{"b":"65006","o":1}