Что же касается самого предмета, то, когда Филимон сославшись на уединение, в кустах развернул сверток, то его глаза чуть было не ослепли от игры света камней этой жемчужной серёжки старинной работы, которая определенно не имела малой цены, а вот близостью к заоблачным, скорей всего, могла похвастаться. Филимону это загляденье пришлось по нраву, и он, облизнувшись, ещё раз поздравил себя с такой своей предусмотрительностью – не сообщать ничего Витьку. После чего, решив никому не сообщать и тем более ни с кем не делиться этой находкой, выбросил коробку, а саму жемчужную серёжку засунул в потайной отдел куртки, который помещался в её подкладке, куда складировалось всё то, что не могло задержаться в самом кармане, входом в который служила дырка в кармане (так сказать, условное дно, которое как раз этим своим качеством и представляет надёжность – ведь ниже падать некуда и, значит, всякая вещь, находящаяся в состоянии полного падения и в то же время пребывая на дне, уже никуда не денется).
Что и говорить, а подкладка всякой куртки, пиджака или какого другого вида верхней одежды, несёт в себе не только нимало потаённостей, но и в некотором роде глубокий сакральный смысл бытия для всякого иначе мыслящего человека, не нашедшего своего места в этом своём кармане жизни, среди её данностей. Где не ты определяешь с кем и с чем иметь дело, а кем-то там наверху, кто за тебя всё решил и, исходя из своего желания, когда только он хочет, что-то внесёт сюда и тем самым в твою жизнь чего-то принесёт, а когда наоборот, заберёт.
И видимо этот инакомыслящий человек, в один из моментов своей жизни, не пожелав больше мириться с этой обыденностью толчеи, а в особенности со своим зависимым от определяющей его судьбу божественной длани положением, взял и оборвал связующие нити с внешним миром, и найдя свой выход вниз, подальше от этих верхних пустот, взял и ушёл в свою низовую тишину.
Нет, конечно, он не сразу пошёл таким экстремальным путём, а он и до этого не раз пытался обрести контакт с этой божественной дланью, которая и слушать ничего не хотела, раз за разом, на все его разговорные попытки только отмахиваясь. Ну а когда во время особенных катаклизмов, при сильной тряске, он подкинутый до самых небес, попытался заглянуть сквозь верхние пределы неизвестности, то в тот самый момент, когда перед ним уже совсем рядом замаячила тонкая прощелина света, заглянув в которую, пожалуй, можно было бы ответить на все волнующие тебя вопросы, касающиеся своего мироздания, то эта судьбоносная длань, видимо не желая потерять тебя, тут же покрепче прижимала этот проход.
Ну а кому спрашивается, хочется жить в темноте своего разума, или, вернее сказать, жить в ограниченных рамках своей разумности, которая практически полностью зависит от внешних малопонятных сил, для которых твоя темнота, скорей всего, и является сдерживающим тебя сохранным фактором. То нет ничего удивительного в том, что наиболее несогласные с таким положением вещей, пытаются оспорить сей фактор зависимости, и уже со своей стороны пытаются отыскать для себя другое дно, куда они будут складывать свои отражения мыслей.
И вот прокладка и стала тем самым местом, где нашла себя и своё место эта иначе думающая субстанция жизни, которая, конечно же, могла пойти и дальше, если бы не сдерживающий фактор, а именно, заложенные в каждой типологии живого организма пределы его сил, как физических, так и сознания, от которых зависит высота возможностей и глубина дна. Ведь кто знает, что там выше высокого (небес) и ниже нижнего (подкладки), за пределы которых нам позволит заглянуть лишь расширение возможностей нашего разума, который на данный момент готов лишь к своим радостям жизни, либо же в кармане своей разумности, либо же в нижнем пределе неразумности или иной разумности, в подкладке.
Правда, у некоторых ещё более инакомыслящих, у этих вышеупомянутых, с трудом поворачивается язык назвать их гражданами, между тем на этот счёт имеется своя гипотеза. Ведь все знают, а в особенности эти не слишком ответственные граждане, находящиеся в самых близких отношениях с материальностью этого мира, будучи часто притёртыми и прижатыми к стенке, а ещё больше к себе бытием этого мира, что бытие определяет сознание. И этот неответственный гражданин, оказавшись в своём кармане жизни, конечно же не мог так просто смириться со своей реалией жизни, где кто-то там склонял его к этой своей обреченности.
И он, используя свой главный инструмент своего понимания разум, конечно, пытался постичь им того, чья же божественная длань определяет его сознание. Которое пришло к такому выводу, что, возможно, что этот его карманный мир не единственный, и что кроме него существует мириады карманных одиночеств, которые также как и он ограничены пределами своего сознания и заключены каждый в своём кармане. Ну а эти определяющие его сознание, присутствующие в его жизни вещи и объекты, явно не зря даны ему в своё пользование. И если суметь определить их начальность, так сказать, сущность, то это даёт свою возможность постичь того, чья божественная длань несёт и вносит изменения в его жизнь.
Первое, что попалось на глаза карманному жителю, а вернее сказать, под руки, так это самая острая в подкладке и очень больно колющая вещь – непонятно каким образом оказавшийся в кармане этот сапожный гвоздик. Что, наверное, логично, ведь если вещь несёт в себе колюще-режущие свойства, то она как вещь несущая в себе свойства двойного назначения, своей колющей бока остротой, быстро излечит вашу близорукость и очень прочувственно не позволит себя не заметить. И хотя предсказуемость и сказуемость этой острой вещи – гвоздя, уже определенно намекала на своё я в этом мире, тем не менее, неразумность любого карманного жителя, как вещь по большей части инертная, совершенно не спешит избавиться от своей «–не». И пока же эта данность каким-нибудь образом не укажет на свою приспособленность и применимость, то, пожалуй, разум карманного жителя так и будет пребывать в самом себе.
И пока названная собою разумность пребывала в своём первозданном состоянии – в созерцании, то эта без духовность, гвоздик, под физическим воздействием потрясывания кармана, сумел вклиниться в карманный шов, что при его остроте было неизбежным. И вот когда он после некоторых трений об шов кармана, расширил свои возможности для падения, и вышел за свою объёмную предельность, то он не стал дожидаться напутственного слова, а тут же упав в образовавшуюся дыру, выпал из поля зрения созерцания разума.
– Так вот оно что! – Заглянув в эту тёмную бездну, сделала свой первый вывод разумность (применимость определяет сущность вещи). – Это твой путь! – Посмотрев вверх и, узрев недоступность этого пути, сделала вывод разумность, укрепившись в своём решении, что, скорей всего, не только не зря, а указующе символично божественная длань показывает ему это направление пути.
Ухватившись за последний дар небес, разменную монету, гвоздь погрузился вместе с ней в эту область тьмы, которая и привела его в это новое для себя жизненное место – подкладку кармана. В такую жизнь, которая не сильно, а местами даже преимущественно отличалась от той, которая шла на верхнем этаже разумного пространства. Эта же жизнь внизу, в этой прокладке жизни, позволяла через дыру в кармане (по местной классификации – окно в небо) более сфокусировано видеть всё то, что делается наверху. Что в свою очередь даёт возможность лучше увидеть и понять, как эти существующие жизненные необходимости сосуществования всех элементов жизни уживаются все вместе, так и главное – более детально рассмотреть божественную длань (чем дальше находишься от мирских забот, тем ближе к тебе ненасущное).
Что же касается насущной жизни в прокладке, то божественная длань и здесь не оставила нуждающихся без своего внимания, и время от времени подкидывает, как пищу для живота (всё больше семечки), так и для ума (какая-нибудь оторванная пуговица). Имела ли тут место случайность, где божественная длань вошла в соприкосновение со своей божественной действительностью, и, зацепив чью-то носовую возмущенность или зацепившись за что-то более монументальное, типа забора, тем самым потеряла часть себя, лицо и часть предметов одежды, или же это есть факт непреложности бытия вещей, имеющих свой срок службы и значит конечность, совершенно невозможно сказать.
