Поскольку Командор заметил, что интерес у общества к расследованию и дальнейшим разоблачениям отчего-то угас, то было предложено всем незаинтересованным лицам вернуться на Станцию и продолжить выполнение своих прямых обязанностей. Предложение встретили без энтузиазма, но с полным послушанием - никто и не вспоминал, как совсем недавно все энергично пытались войти с господином фон Хетценом в альянс. Причину такого поспешного отступления раскрыла Роману Инга - она (как, похоже, и прочие) была убеждена, что Йоркова взяла на себя чужое преступление. "Я на 99 процентов уверена, что Бартальски убит не Златой, - сказала Инфантьева. Вы же слышали, как она мямлила: "Оружие украла на всякий случай... мне было страшно... когда он неожиданно подошел сзади, я испугалась и выстрелила..." Полная чепуха! С перепугу стреляют прямо перед собой, в корпус, а не в глаз человеку, который значительно выше тебя ростом! Кроме того, на лице покойного нет следа от пороховых газов, а это значит, что выстрел был произведен с расстояния в несколько метров, а не в упор". - "Интересно вы говорите! - многозначительно улыбнулся Роман. - Я, конечно, помню, что поначалу все сгрудились возле тела, однако не подозревал, что вам удалось заметить так много!" - "А я ничего выдающегося не поведала. Просто в "Элите" агентуру готовят тщательнее, чем у вас, и такой "вальтер" можно встретить не только в музее". - "Значит, вы считаете, что истинный убийца..." - "...кто-то из нашей четверки! И Йорковой вовсе не хочется стать его новой жертвой..."
После этой беседы Роман сначала чуть было не отправился поздравлять Злату с очередной успешной мистификацией, но затем присел в тени под деревом и основательно призадумался. Тридцати минут ему хватило, чтобы убедиться в своей полной непригодности для серьезной аналитической работы едва воображение вырвалось на волю, как оно быстренько соорудило хорошо запутанный лабиринт, залезать в который, честно говоря, и не стоило. Однако нельзя же было уходить и от того факта, что Йоркова не призналась им ни в чем, кроме своего шпионажа! Вполне возможно, что туман, продолжавший окутывать обе смерти парней из "Синдиката", ей по-прежнему выгоден...
Роман очень надеялся, что по приезду мудрая Эльза окончательно во всем разберется. Конечно, она сначала вдоволь поважничает, а вечерком торжественно поведает затаившим дыхание родственникам о своих необыкновенных приключениях за накрытым в ее честь пышным столом, но долго отдыхать потом не будет - успех ей здорово прибавляет сил и энергии. И Злате не удастся крутить свои новые игры...
...Выпутавшись из объятий необыкновенно цепких кустов и пробравшись через ломкий дикий малинник, Роман на хорошем ходу прошел две березовые рощицы и выехал в степь. В лицо сразу ударил порыв теплого южного ветерка, на колени посыпались семена каких-то растений. Пушистая трава была очень высокой и почти достигала колен, однако жесткости в ней не чувствовалось и не возникало никакой помехи скоростному движению вперед. Впрочем, сыну Командора не хотелось нестись, сломя голову, - его вполне устраивала размеренная рысь. Погода была ясная, спокойная, а видимость - отличной, вот только угнетало полное одиночество. Ни птиц над головой, ни мелких зверьков на земле... даже стрекота кузнечиков не слышно, а непрерывный шорох травы казался одним из вариантов тишины. Близость Сафат-реки, подумалось Роману, близость этого странного полуприродного-полуискусственного канала, в котором вместо воды течет невесть что... Да и течет ли? Возможно, это специальный химический состав, поддерживающий жизнедеятельность жутких носителей "ночной смерти", которые днем отсиживаются на дне и дистанционно отслеживают нарушителей границ, а ночью выходят на берега и неслышно разбегаются по разным "зонам", подстерегая неосторожных. Хотя неосторожные здесь давно перевелись - звери не забредают, а пернатые не залетают (он сразу вспомнил, каким тяжелым мертвым комком падала вниз ворона). Да-а, и птица не пролетит, только человеку, как всегда, неймется...
Почему-то пришло на ум, что Йоркова их даже обещаниями вдоволь не накормила, а папаша так и не счел нужным "раскалывать" ее до конца, чтобы установить подлинное имя, клички и тому подобные существенные мелочи. Похоже, он решил снова поиграть в доверие, однако на сей раз осознал наличие определенного риска в подобных играх, так как вручил сыну все тот же "вальтер", позабытый беглянками. Все правильно: женщинам для спокойствия необходим рядом мужчина, а мужчине - хороший "ствол" в кармане. Или за поясом.
Впрочем, данная характеристика вовсе не относилась к Кириллу Инфантьеву, добровольно взвалившему на свои широкие плечи обязанности сестренкиного телохранителя. О, глупый, глупый тридцати-с-чем-то-там-летний молодой человек! Он и оглянуться не успеет, как мигом превратится в самого настоящего слугу или (что еще хуже) в любимую карманную игрушку, которая будет демонстрироваться всем желающим по поводу и без повода. Конечно, если судить по рассказу Инги Инфантьевой, вряд ли этот брак им обоим доставлял удовольствие, но, с другой стороны, роль мальчика-пажа для Кирилла еще менее характерна, чем роль разочарованного мужа.
И еще один неприятный момент: кажется, отцу вовсе не улыбается постоянно лицезреть рядом со своей дочерью "крестианца" из "Ордена". Еще бы, сам много лет на них охотился!
...Долгожданная встреча произошла где-то минут через тридцать и, как и следовало полагать, изобиловала спецэффектами. Эльза включила все имеющиеся бортовые огни, запустила на полную громкость через внешний громкоговоритель "Встречный марш", а сама на скорости пятьдесят миль в час выбралась из кабины на корпус вездехода, ухватилась рукой за антенну и застыла в позе древнего завоевателя. На ней были высокие сапоги и какая-то шуба немыслимой красоты и очень приличной стоимости; волосы она заплела в толстую косу, очевидно, намереваясь поразить Ольду. Роман побоялся, как бы ей не вздумалось на полном ходу перескочить к нему на колени (выходка вполне в ее духе!), однако этой лихой возможности воспрепятствовал сидевший на месте водителя Инфантьев, который плавно затормозил, заметив, что всадник начинает попридерживать коня. Тут Эльза, не выдержав, спрыгнула на землю и, подхватив меховые полы, помчалась навстречу брату. Роман тоже поспешил спешиться и принял сестричку в объятия, найдя ее похорошевшей и отъевшейся. Та сочла это за комплимент и отреагировала такими бурными поцелуями, что и мадемуазели Ласкэ, и Малинке было далеко до нее, как до звезд.
После радостной встречи началось веселое совместное возвращение, причем Кирилл был пересажен на коня (увидев его масть, он только хмыкнул, но ничего не сказал), а брат с сестрой дружно разместились в кабине пилотов. Счастливая Эльза молола языком без передыху, рассказывая одновременно о десяти событиях и о стольких же спрашивая. Помимо этого, она то и дело выбиралась в салон вездехода и принималась колдовать у синтезатора, заказывая самые диковинные коктейли и закуски. Вскоре почти все свободное пространство кабины было заставлено тарелочками, рюмочками, стаканчиками, блюдцами и грациозными вазочками на тонких ножках. Роман лишь незаметно улыбался, наблюдая за столь кипучей деятельностью, и тоже был полностью счастлив - только сейчас он понял, как ему не хватало общества старшей сестры и привычной суматохи, которая сразу же возникала вокруг нее. Что и говорить, процессия впечатляла: фары горели, музыка гремела, пыль клубилась, и поодаль, как зоркий начальник охраны при господине, - Кирилл Инфантьев, весь в черном, на черном жеребце...
Военные марши следовали бесперебойно один за другим, парадные звуки разносились на многие мили, сминая тишину и донося со станции весть о благополучном возвращении выдающейся персоны из фамилии фон Хетцен. Об этом было доложено укрывшемуся за звукоизолирующими стенами Командору, и он, объявив в совещании с Йорковой перерыв, отправился вместе с лейтенантом встречать. В отличии от нетерпеливого сына, расстояние в двести метров показалось ему вполне достаточным для оказания почестей аналитику-победительнице. Разумеется, Эльзе захотелось полностью скопировать ситуацию свидания с Романом, и она снова выбралась на крышу на этот раз с букетом рюмок в руке и с шампанским в кармане. Зрелище было вполне привычным, и отец, вглядываясь в слишком разгоряченную дочку, лишь неодобрительно качал головой. Правда, лицо сынули тоже было очень и очень розовым, хотя он дегустировал самые легкие вина.
