Магда пеленала хихикающую Ванду, хотя сама женщина смотрела на младшую дочь с сожалением, проводя пальцами по цветному пластырю на виске; малышке придётся нелегко из-за травмы головы – увы, но когда её на скорой отвезли в больницу, то врач поставил не самый утешительный диагноз: закрытая черепно-мозговая травма средней степени – весь мир молодых родителей рухнул в одночасье. Мужчина, который обследовал девочку, побоялся, что из-за такого плачевного случая в будущем у неё могут возникнуть проблемы: травматическая энцефалопатия может повлечь за собой заторможенное психическое и психологические развитие у ребёнка – вследствие: она просто не сможет существовать в нормальном социуме. Но это ведь всего лишь предположения? Она ведь может поправиться? Магда кусала губы до крови, смотря на свою малютку; Ванда с каждым днём росла, у неё начались проявляться слабые толики мутантских способностей, из-за которых рассечённый висок иногда кровил. Но ведь есть же хоть какое-то решение? Эрик советовался и с Чарльзом, и с Мойрой, но всё, что они говорили, то девочке в будущем, скорее всего, потребуется помощь специалистов, а они просят за свои услуги совсем немаленькие суммы; Леншерры готовы на всё, лишь бы их девочка была здорова и счастлива. И чтобы в будущем в её жизни сложилось всё хорошо.
Анна не разделяла мнения родителей. Ей было глубоко плевать, но вот участи Ванды она больше желала для Пьетро… Маленький уродец слишком похож на отца… Магда, запеленав младшую дочь и взяв её на руки, решила немного покачать, шёпотом напевая колыбельную; она всем сердцем надеялась, что Анна попросит у сестры прощения, что она действительно сделала то, что сделала – не со зла, но её мечты и желания крахом разбивались о суровые стены реальности; теперь же она ходит босиком по острым осколкам: мучительно и больно, но продолжает идти. Магде очень хотелось, чтобы всё было иначе. Так, как раньше. И ей безумно жаль, что её старшая дочь не умеет читать мысли… А если бы умела?.. Почему-то об этом женщине даже думать не хотелось.
Но, может, стоит попытаться и сделать первый шаг на пути к изменению самой себя и своей семьи?
Ребёнок на руках женщины лишь задорно смеялся, тянувшись крохотными пальчиками к лицу своей матери.
- Анна, - начала Магда, случайно поймав себя на мысли, что ей очень неловко просить дочь о чём-то, - может… Может, поможешь мне уложить Ванду? Она никак не может угомониться…
Слова давались с трудом, застревали в горле колючими обломками, руки, в которых лежал младенец, моментально вспотели; вроде самая обыкновенная просьба, которую Анна выполняла не раз, а всё равно просить её об этом словно какая-то пытка; Магда надеялась, что девочка встанет, улыбнётся и, счастливая, пойдёт вместе с любимой мамой укладывать сестру, учась с ранних лет азам материнской заботы, но… Всё пошло не так: Анна молча положила книгу на журнальный стол, встала с кресла и прошествовала к выходу, так ничего не сказав, но показывая всем своим видом, что ей противны и дети, и такая вот мать, которая чувствовала себя неловко, прося такую мелочь. Взрослый человек позорится перед подрастающим поколением – иронично. Магда не сомневалась: Анна запеленает детей и уложит их в кроватки, но когда её попросят не в таком тоне. Лишь строгость, приказной тон, указывающий на её истинное место в семье – вот то, что понимала девочка. Если бы она ещё не делала это всё механически… Если бы действительно тянулась к родным, а не закрылась полностью в себе. Как же хотелось всё изменить…
Магда смотрела вслед уходящей дочери, но та остановилась в дверном проёме, сказав напоследок, что пошла спать, а затем спустилась вниз, столкнувшись с поднимающимся на второй этаж отцом, которого будто специально задела плечом, чтобы ударить. Она не попросила прощения, а он просто перестал хоть как-то воспринимать её уколы в свой адрес – все эти действия для них обоих стали бессмысленными, они уже давно друг другу не родные люди. Эрик тоже надеялся всё вернуть на круги своя, но он уже устал бороться за доверие Анны: она игнорировала его, не подпускала к себе, не принимала его подарки, не воспринимала его упрёки; они или часто скандалили, что в итоге выливалось в крики, истерику и слёзы, либо просто сидели по разным углам, следя друг за другом. Но Эрик понимал, что отнял у своей девочки детство, она навсегда запомнила слёзы, огонь, кровь… и множественные смерти. И чем дольше тянулось всё это, тем с каждым днём его отношения с дочерью все сильнее накалялись; Чарльз просил, едва ли не умолял Эрика стереть память старшей дочери. «Так будет лучше: и для вас, и для неё», - уверял мужчина, но цена за такой подарок судьбы тоже была слишком высока: была вероятность, что Анна забудет не только неприятные воспоминания, преследующие её в кошмарных снах, но и просто всё: свою семью, радости жизни, яркие краски… Весь её внутренний мир станет попросту пустым и бесцветным… А превращать живую родную дочь в подобие бесчувственной куклы Эрик просто не мог. Он даже в мыслях не мог себе позволить допустить подобное!
Поднявшись и закрыв за собой дверь в гостиную, мужчина прошествовал к жене и заключил её в объятия, а затем поцеловал в щёку; Магда слабо улыбнулась, но то было лишь иллюзия, чтобы показать своему мужу, что с ней всё в порядке и беспокоиться не о чем. Только вот Леншерр всегда чувствовал, когда его любимой плохо; он взял в свои руки уже спящую Ванду и, укачивая её, посмотрел на Магду, которая стояла будто в растерянности; нужно было поговорить, а она просто не знала, с чего ей начать. Вновь говорить об Анне, снова и снова возвращаться в бессмысленные разговоры, снова искать выход из проблемы без решения… Всё приведёт к первоначалу. Но так хочется снова излить душу, высказаться, понадеяться на лучшее будущее… Женщина сжала кулаки, закусив губу и смотря куда-то в сторону, но только не в глаза мужу; она очень слабая на самом деле, раз не может воспитать собственную дочь… А поговорить по душам – без толку. Анна всё равно будет вести себя также, пока ей не надоест играть роль вечной жертвы, где в её мире все почему-то плохие… А беззащитные маленькие дети – особенно.
- Магда, - Эрик подошёл ближе и мягко положил свою руку ей на плечо, - отдохни. Я уложу детей. Ты сегодня слишком устала.
- Я устала от такой жизни, - сухо констатировала женщина, приобнимая себя за плечи, - я устала быть чужим человеком для своей дочери. Я хочу, чтобы она была счастлива, чтобы всё было как раньше. У нас растут чудесные детки, наша старшая дочь умница и красавица, но она ведёт себя так… Я не хочу, чтобы она злилась на нас. Я боюсь, что в будущем оно может вылиться в нечто… Нечто страшное.
- Не на нас – на меня, - поправил супругу Эрик. – Пусть она злится на меня. Рано или поздно всё это пройдёт. С возрастом придёт осознание того, что всё это делалось ради неё. Она поймёт, дорогая, всё поймёт. Просто… Нужно подождать ещё немного. Всё делается ради неё…
«Ради неё?» Анна не зря тихо поднялась по лестнице и притаилась возле двери, подслушивая разговоры взрослых; хотела забрать книгу, чтобы дочитать её в своей комнате, в полном одиночестве, а тут её ожидал сюрприз и ещё один упрёк в сторону того, что она не такая, как её отец. И эти его слова… Снова задели за живое; получается, что он сваливает вину на её хрупкие плечи за то, что лишил жизни стольких людей? Получается… Что это именно она – убийца? Она, а не он?! К горлу подкатил ком; хотелось расплакаться, собрать вещи и убежать от этих безумцев, но… куда?.. Умереть на морозе? Сгинуть в каком-нибудь притоне? Кому она нужна? Никому. Именно мысли о том, что с ней что-то может случиться при побеге, останавливали её от роковой ошибки; не хотелось совершенно все бросать, бежать в неизвестность, но, с другой стороны, Анна была уверена в том, что если она покинет семью, то её перестанут искать. Зачем она своим родителям, если они завели себе двух маленьких уродцев? Но больше всего в этой ситуации ей было жаль маму: Магда будто была под гипнозом и не замечала ничего вокруг и того, что происходит с ней и в её семье. Она всегда соглашалась с Эриком, но только не со старшей дочерью: конфликт за конфликтом она вставала на сторону любимого мужа, а дочь (если не криками, то со слезами на глазах) просила взять свои слова назад и извиниться перед якобы родным человеком, которого она почему-то должна звать «отцом», но Анна категорически отказывалась этого делать: за что ей просить прощения? За то, что он перед её глазами устроил самую настоящую кровавую бойню? Как она видела, как металлические осколки со скоростью пуль пробивают тела, будто они не люди, а какие-то тряпичные куклы. Дональд, Майк, Энни… Те, с кем Анна обычно играла, умерли прямо у неё на глазах. Просто по мановению руки монстра в облике человека. Она этого никогда не сможет забыть.
