«Почему мама оставила меня одну? Почему заменила меня новыми детьми?»

Рев мотора голосил уже где-то поблизости, а круглые жёлтые глаза такси осветили заснеженную дорогу; машина, сигналя, подъехала вместе с прежней жизнью. Водитель помог пассажирам выйти из машины и, взявшись за чемоданы, донёс их до входной двери. Анна спрятала лицо в ладонях: нет, нет, нет! Она не хотела надевать на себя маску счастливого ребёнка, не хотела улыбаться маме, не хотела смотреть на отца, не хотела видеть… их! Но приходилось мириться, терпеть и надеяться, что скоро она вырастет и уйдет, убежит от этих маньяков, убивающих людей, или… сделает с ними то же самое. Девочка тряхнула головой, изгоняя тёмные неприятные мысли; сейчас всё неважно, кроме одного: её маленькие брат и сестра похожи на неё, или на отца?..

Щёлкнул замок, и внизу, на первом этаже, послышался звонкий счастливый смех; Анна спрыгнула с подоконника и, дернув платье, смирно встала у окна, дожидаясь родителей, прислушиваясь: они говорили, смеялись, потом начали шептаться, бежать быстро-быстро по лестнице наверх, спешить показать кое-что своей девочке… Дверь распахнулась, и Анна взглянула на застывших на пороге родителей, которые даже не удосужились снять уличную обувь, а шаль снега на их одеждах так и не успела растаять, хотя в доме было тепло: в руках Магда держала розовый свёрток, а мужчина рядом с ней, - не отец, - голубой. Там младенцы, дети, и женщина, первая сделавшая шаг, присела с маленькой на колени рядом с Анной, демонстрируя ей сестрёнку: маленькая, пухленькая, с проклюнувшимися редкими тёмными волосами, с пухлым тельцем, крохотными пальчиками… Она была похожа на инопланетянина, но никак не на человека.

«Все ли новорождённые выглядят так странно?.. Все ли они похожи на маленьких уродцев?..»

Анна боялась дотронуться до свёртка, и Магда, улыбаясь спящей младшей дочери, прошептала:

- Её зовут Ванда. И она твоя сестра. Познакомься с ней, Анна.

Анна боялась, застыв на месте, как статуя; ей хотелось верить, что этот маленький свёрток в руках матери вырастет таким же, как она сама, но от подобных мыслей её трясло, будто окатили холодной водой; почему так в это не хочется верить? Почему ребёнок не похож на нее? Почему мама продолжает выгораживать отца? Хочет защитить его и бросить Анну? Почему делает вид, что всё нормально?

«Она предатель. Она должна быть наказана».

- Дай мне её! – резко вспыхнула Анна, и, схватив с силой сверток с младенцем, не совладала с равновесием, и её маленькая сестрёнка полетела на пол. Девочка проснулась и громко закричала, разрыдалась, и Анна, закрыв уши, зажмурившись, завопила: - Перестаньте! Пожалуйста, хватит! Я этого не вынесу!

Родители вмиг очутились возле младенца, и Магда трясущимися руками отвела угол ткани, чтобы посмотреть на Ванду: по виску стекала кровь, и Эрик, увидев это, положил сына на кресло, а сам помчался к телефону на первом этаже. Срочно в скорую, пока ещё не поздно! Миссис Леншерр закрыла рот рукой, чтобы не закричать так же, как и её дочь; на Анну никто не обратил внимания, а она визжала, умоляла, требовала, чтобы ребёнок не плакал, чтобы он замолчал.

Свёрток с мальчиком, который лежал на кресле, тоже издавал поросячьи (как считала Анна) визги; кто-нибудь, заткните их уже, наконец! Почему должна страдать только она одна? Почему родители не подходят к ней, не успокаивают и не утешают? Почему их внимание сосредоточено на этих маленьких уродцах? Почему бегут к выходу, оставляя её одну, совсем одну? В голове быстрее пули проносится один ответ: она не нужна своей матери и человеку, который называл себя её отцом; раз не нужна – её заменили этими уродцами. Одну из которых забрали, а второй продолжал плакать, лежа на подушке в кресле, и девочка, пересилив себя, подошла к маленькому существу, отвернув уголок хлопчатой ткани; белая макушка, белые редкие волоски – такие же, как и у её отца.

- Нет, - одними губами прошептала Анна, уже отходя от младенца, и даже не заметила, как перед ней пронеслась тень Эрика Леншерра, забирающего с собой новорождённого сына – он боится оставлять его со старшей сестрой наедине, - нет, нет, нет… Они такие же, как и он. Нет!

Она забежала в угол, спряталась, обхватила руками колени и плакала: громко, почти завывала, истерически пыталась отречься от своих родных. Предатели! Они все предатели! Они все монстры и мутанты! Они все бросили её! Все ушли, захлопнув за собой двери… Двери, в её маленький мир, в её сердечко. Они ушли.

Чудовища… Анна ненавидела их. Ненавидела их всех. И поклялась, что когда вырастет, то отомстит им за то, что они с ней сделали. Что сделали её такой… такой нормальной!

В этом году январь выдался слишком холодным.

Анне Леншерр шесть лет, и она ненавидит своих отца, новорождённых брата и сестру. Настолько, что желает им смерти.

========== Февраль. ==========

Февраль того года выдался особенно холодным; зима своим дыханием заморозила время в городе Сан-Франциско; шпили высоток спрятались под снежными шапками, по земле стелился белый ковёр, а озера спали под толстой ледяной коркой; промозгло, холодно, скользко – не позавидуешь тем, кому приходится выходить на улицу в такую погоду. Да и таких, наверно, не было: лютый снегопад разогнал горожан по домам: по городу пронеслось штормовое предупреждение – никогда ещё американцы не видели на своём веку такой холодной зимы. На электронных градусниках на улице показывалась цифра, которая с каждым новым днём никак не менялась или - редко - опускалась на несколько делений ниже – минус шестьдесят один и шесть градусов по Фаренгейту. И какой сумасшедший в такой мороз высунет нос на улицу? Только сидеть дома, укутавшись в тёплое одеяло, возле камина, с чашкой горячего напитка в руке. Радовало только одно: по крайней мере, из-за суровых погодных условий в городе не вырубили электричество, воду и газ – иначе было бы совсем худо.

В двухэтажном особняке на Алкэли Стрит в вечерних сумерках горел свет; по вечерам домашние любили собираться всей семьёй и проводить время за каким-нибудь занятием: просмотр комедии или любого другого фильма, чтение книг, помощь с уроками – такие уютные посиделки, которые позже станут приятными воспоминаниями. И сейчас, сидя в зале, пока Эрик укладывал маленького Пьетро в кроватку, а Магда пеленала любимую Ванду, старшая дочь - Анна - сидела, развалившись в кресле с ногами на подлокотниках, и делала вид, что читала книгу – ту, что подарила ей Мойра на прошлый день рождения; а сама одним глазком поглядывала на женщину, возившуюся с её сестрой; с того самого дня, когда эти маленькие гуманоиды появились в её жизни, мама и папа задвинули её не на второй и даже не на третий план – просто будто позабыли, что у них есть ещё один ребёнок, пусть и старший. Всё внимание родителей было сосредоточено на орущих и визжащих малявках, которые высасывали из них все соки и деньги; жалко мать, но только не отца – он такое заслужил. Но все ещё впереди… Когда-нибудь он не выдержит, потому что эти дети… Это отвратительные существа! Анна не испытывала к этим уродцам никакой любви: если её просили что-то сделать, то она это делала скорее просто для галочки: запеленать Пьетро – пожалуйста, накормить Ванду – сделано, поиграть и провести время с близнецами, пока родители вкалывали на работе – тоже! Анна не чувствовала себя членом семьи, а, скорее, какой-то прислугой, которую хозяева держат лишь из-за того, что она выполняет все их прихоти и взамен ничего не берёт. Покормить, выделить одну лишнюю кровать, поговорить, присмотреть, приодеть – невелика цена! Анна привыкла к такой суровой реальности, но в будущем планировала всё это изменить. Если с Вандой еще можно было смириться – ведь на нормального ребёнка она вполне себе походила, то от одного взгляда голубых глаз её младшего брата Анну просто выворачивало и бросало в дрожь; вот кого-кого, а именно его нужно было ударить головой об стол тогда, когда его только-только принесли из роддома. Хотя было бы не так стыдно за свой поступок. Но… Все ещё впереди, и возможно Ванда совсем не та, за кого себя выдает. По крайней мере, пока она маленькая, она не похожа на тех существ, которых Анна людьми никак назвать не могла; и, увы, под эту категорию попадали её отец и брат.